- Господи, что там такое? - спросила она.
От сильного волнения он почти не мог говорить.
- Большое несчастье!.. - наконец пролепетал он. - Большое несчастье!.. Бертен попал под экипаж!
- Погиб? - вскричала она.
- Нет, нет, прочти, - отвечал граф.
Она выхватила у него из рук письмо, которое он протянул ей, и прочитала:
"Милостивый государь! Только что случилось большое несчастье. Нашего друга, знаменитого художника г-на Оливье Бертена сшиб омнибус и переехал колесом. Мне еще неясно, насколько серьезны повреждения; исход катастрофы может быть двояким: и скорая смерть, и относительное благополучие. Г-н Бертен настоятельно просит Вас и умоляет ее сиятельство графиню немедленно приехать к нему. Надеюсь, милостивый государь, что ее сиятельство и Вы не откажетесь исполнить желание нашего общего друга, который, возможно, не доживет до утра.
Доктор де Ривиль".
Графиня не сводила с мужа широко раскрытых, полных ужаса глаз. Затем по ней словно пробежал электрический ток, и она обрела то мужество, которое порою, в минуту опасности, делает женщину самым отважным существом на свете.
- Скорее одеваться! - приказала она служанке.
- Что прикажете подать? - спросила горничная.
- Все равно. Что хотите. Жак, - обратилась она к мужу, - будь готов через пять минут.
Потрясенная до глубины души, она направилась к себе, но, увидев все еще дожидавшегося извозчика, спросила:
- Ваш экипаж здесь?
- Да, сударыня.
- Хорошо, мы поедем с вами.
И побежала к себе в спальню.
В безумной спешке она принялась одеваться, судорожно застегивая крючки, завязывая тесемки, узлы, напяливая и как попало натягивая на себя платье, потом собрала и кое-как скрутила волосы; она видела в зеркале свое бледное лицо и блуждающие глаза, но теперь она об этом не думала.
Накинув манто, она бросилась на половину мужа, который был еще не готов, и потащила его за собой.
- Едем, - говорила она, - подумай: ведь он может умереть!
Граф растерянно плелся за нею, спотыкаясь, силясь разглядеть ступеньки неосвещенной лестницы, нащупывая их ногами, чтобы не упасть.
Ехали они быстро и молча. Графиня дрожала так сильно, что у нее стучали зубы; она смотрела в окошко, как проносились газовые рожки, окутанные пеленою дождя. Тротуары блестели, бульвар был пустынен, ночь стояла зловещая. Подъехав к дому художника, они увидели, что дверь распахнута; в освещенной швейцарской никого не было.
Навстречу им на верхнюю площадку лестницы вышел врач - доктор де Ривиль, седенький, низенький, полненький человечек, выхоленный и учтивый. Он почтительно поклонился графине и пожал руку графу.
Задыхаясь так, словно, поднявшись по лестнице, она исчерпала весь запас воздуха в легких, графиня спросила:
- Ну что, доктор?
- Что ж, сударыня, я надеюсь, что дело не столь серьезно, как показалось мне в первый момент.
- Значит, он не умрет? - вскричала она.
- Нет. Не думаю.
- Вы ручаетесь?
- Нет. Я хочу сказать одно: я надеюсь, что имею дело с сильным ударом в области живота без повреждений внутренних органов.
- Что вы называете повреждениями?
- Разрывы.
- Откуда вы знаете, что у него их нет?
- Я так предполагаю.
- Ну, а если они есть?
- О! Тогда это дело серьезное.
- И он может умереть?
- Да.
- Очень скоро?
- Очень скоро. Это дело нескольких минут, а то и секунд. Но вы не волнуйтесь, сударыня - я уверен, что он поправится недели через две.
Она слушала с глубоким вниманием, Стараясь все узнать и все понять.
- Какой разрыв может быть у него? - продолжала она.
- Например, разрыв печени.
- А это очень опасно?
- Да... Но я был бы удивлен, если бы теперь наступило какое-нибудь осложнение. Войдемте к нему. Это ему нисколько не повредит, напротив, - он ждет вас с таким нетерпением!
Первое, что увидела графиня, войдя в комнату, было иссиня-бледное лицо на белой подушке. Свечи и пламя камина освещали его, обрисовывали профиль, сгущали тени; графиня различила глаза на этом мертвом лице - они глядели на нее.
Все ее мужество, вся энергия, вся решимость разом исчезли - это было осунувшееся, искаженное лицо умирающего. Ведь она видела его совсем недавно, и вот во что он превратился; это был призрак. "О, господи!" - беззвучно прошептала она и, дрожа от ужаса, подошла к нему.
Чтобы успокоить ее, он попытался улыбнуться, но вместо улыбки на лице его появилась страшная гримаса.
Подойдя к постели, она осторожным движением положила обе руки на руку Оливье, вытянутую вдоль тела.