Второй день Ойха чувствовала себя между небом и землёй, происходило что-то непонятное, странное, нереальное. Всё её существо было сконцентрированно не в страхе перед смертью, не в голоде и жажде и даже не в физической боли, а в двух вопросах — что происходит, и почему оно происходит именно с ней. По злой иронии именно эти вопросы занимали её мучителей, она бы с радостью ответила на них, если бы знала, но она не знала и ей не верили. Она облизнула прокушенную губу, вкус собственной крови показался каким-то ярким и чужим, приготовилась к новой боли, источником которой был небольшой продолговатый предмет. И находился он в руках святейшего Заулина, на вид приятного и доброго человека, но только на вид.
— Кого ты так яростно покрываешь? Просто скажи и на сегодня мы закончим, кто повесил на тебя эту богомерзкую вещь? — проникновенно и участливо спросил он, брезгливо, её собственным платьем, вытирая с её подбородка кровь.
— Я не помню, действительно не помню, откуда он у меня, — в которой раз произнесла Ойха.
— Врёт, мерзкая тварь, — прошипел, сидящий в угловом кресле другой святейший, Сипек.
Он с ненавистью смотрел на неё и баюкал обожжённую руку, по идее она должна была испытывать жалость к Сипеку и чувство вины, но их не было. Хотя ожог он получил, пытаясь снять с её шеи цепочку с медальоном, непонятно откуда взявшуюся. Голубой огонь, охвативший руку Сипека, напугал всех, включая её саму, открытой рукой больше никто не решился дотронуться до украшения, его пытались разрезать, перекусить, разорвать — всё безуспешно. Ойха честно пыталась вспомнить, как оно появилось у неё, и не могла, она вообще не замечала его, словно то было частью её тела. Может святейшие не так уж и не правы, называя её колдуньей, просто какая-то часть жизни выпала из её памяти… Видимо желание вытащить из неё, хоть что-то, было столь велико, что новый разряд электричества, пронзивший тело Ойхи стал оказался сильнее предыдущих. Ей показалось, что она не может дышать, тело выгнулось, а потом наступила тьма. Сколько времени она провела без сознания, можно было лишь предполагать. Очнулась Ойха в своей камере, на низкой и жёсткой кровати, которой ранее не было, болело абсолютно всё — от затылка до ступней. С трудом, но всё-таки села, за окном были сумерки, светильник под потолком освещал камеру тусклым жёлтым светом. Какое-то время она просто сидела, наблюдая, как темнота постепенно съедает сумерки, мыслей не было, совсем. Ощущение жизни давала лишь дикая, невыносимая жажда, можно было попросить, вдруг охранник снова пожалеет её, но найдутся ли силы дойти до двери и что-то сказать. Но через минуту дверь открылась сама, уже другой охранник внёс деревянный поднос, Ойха не поверила глазам. Поскольку была уверена в том, что до самой казни её кормить не будут. Однако, на подносе была тарелка каши с мясом, и целых две кружки, от одной из них шёл пар и приятный травяной запах. Разумеется, в первую очередь она осушила чашку с водой, а уж потом просто смела кашу, запив её горячим сладким напитком. Видимо, в питьё было добавлено какое-то лекарство, потому что через некоторое время боль притупилась, и начало клонить в сон. Думать о столь разительной перемене в отношении к ней сейчас совсем не хотелось, она просто уснула. Зато весь следующий день она только тем и занималась, что думала — о том, с чего это вдруг её стали кормить, почему не забирают на допрос и каковой станет её дальнейшая судьба. Прерывались эти размышления воспоминанием о странном сне, который она видела этой ночью. Ойхе снилась вода, много воды, которая простиралась под ней синим полотном, а она летела над ней, и было это настолько прекрасно, что не хотелось просыпаться. У них в Хролдине была только река, широкая Тисма разрезала город на две части и уходила далеко на север, вливаясь в другую реку. Ойха практически не покидала родных мест, не считая семейных поездок в соседний городок, потому моря никогда не видела, разве что в книгах. Но книжная иллюстрация не способна дать такое яркое и очень реальное ощущение, так что подумать было о чём. Пришли за ней лишь на следующий день после завтрака, и был это сам Заулин. Он провёл её к незнакомой ранее комнате и, открыв дверь, сказал:
— Вот она, господин Пранций, когда закончите сообщите.
Он слегка толкнул ошарашенную Ойху, поскольку на одном из стульев сидел тот самый Сино. Пранций — главный советник владетеля Хролдина, господина Жерадика. Нет, этот слишком молод, один из сыновей советника?
— Проходи и присаживайся Ойха Линс, — велел Сино.
На негнущихся ногах она прошла к креслу напротив и села в него, Пранций младший открыто и с интересом рассматривал её. Она же, как могла, избегала его взгляд, рассматривая то стену, то занавесь на окне.
— Понимаю, какие мысли тебя одолевают сейчас, так что не стану затягивать. Я пришёл с определённой целью и предложением к тебе, предложением сделать необычный выбор — быть казнённой или стать госпожой Ойхой Линс-Пранций, — с небольшими паузами проговорил Сино Пранций.
Ойхе показалось, что она ослышалась, это шутка такая или вовсе сон? Она хлопая глазами смотрела на него, даже чуть приоткрыла рот. Он же как-то нервно и встревоженно заёрзал и несколько разочарованно сказал:
— Мда, похоже краснопоясные перестарались с пытками и девица тронулась умом.
Наконец справившись с собой, Ойха поспешила разуверить его в том, что она не сумасшедшая:
— Это очень неожиданно господин Пранций, вот я и потеряла дар речи. Вы из такой уважаемой семьи, а я… Я обычная девушка, сирота, да и как выяснилось колдунья.
Опустив голову Ойха вздохнула и потерла запястья, на которых красовались два браслета, особых, не дающих колдовать. В какой-то мере она даже рада была им, поскольку безумно боялась себя, да и стыдно было, за это своё уродство.
— Тому есть свои причины, возможно потом я расскажу о них, если ты дашь согласие. Ты будешь жить в доме моей семьи, обещаю обеспеченную жизнь, относительно спокойную, придётся потерпеть характер моего семейства, и моё право на тебя, как на женщину, — увидев, как она дёрнулась, он поспешил уточнить, — я самый обычный мужчина, бить и обижать тебя не собираюсь.
Ойха подняла глаза и дрожащим голосом произнесла:
— Господин Пранций, это действительно правда, не шутка и не проверка? В это очень сложно поверить…
Увидев слёзы в её глазах, он подошёл к ней и коснулся лица Ойхи, приподняв его за подбородок одновременно ласково и властно:
— Ойха Линс, это не шутка и не проверка, я действительно предлагаю стать моей женой. Не из любви, а по другим причинам, хотя ты мне нравишься.
Не отрываясь от его лица, глядя в карие глаза, поверив ему, она тихо сказала:
— Господин Пранций, я согласна стать вашей женой.
А кто бы на её месте не согласился, ещё позавчера она была уверена, что её казнят. Его рука погладила её по щеке и скользнула к шее, остановившись у цепочки, он осторожно коснулся украшения, но ничего не произошло, Ойха облегчённо выдохнула.
— Вот и умница, зови меня Синорг и на ты, уже завтра мы поженимся, — улыбнулся её будущий муж и нажал на какую-то кнопку на столе.
Практически сразу дверь открылась и зашёл Заулин, в руках святейшего была шкатулка. Он поставив её на стол, достал из, стоящей рядом, подставки специальные клещи, и с их помощью снял с запястий Ойхи браслеты, она тут же испуганно взглянула на Синорга, тот лишь прикрыл глаза и кивнул головой, мол всё нормально. А Заулин из шкатулки достал другие браслеты, сделанные более изящно, металл изысканно сплетался змейками и поблескивал россыпью красных и белых камней.
— Считай это моим свадебным подарком, — сказал с улыбкой Синорг.
— Благодарю, за всё, — глядя ему в глаза, ответила Ойха и тоже улыбнулась, о чём тут же пожалела, начинающая заживать губа лопнула, проступила кровь.
Он, нахмурившись, вздохнул и достал платок и бережно коснулся им её рта, она благодарно тронула его руку и взяла платок. Делая вид, что не заметил этой сцены, Заулин поднёс, уже знакомый Ойхе, прибор в который она положила руки. Как странно и невероятно, всего несколько дней назад, она делала это с совсем с другими мыслями. Браслеты на краткий миг засветились красным и чуть теснее охватили её запястья.
— Так всем будет спокойнее, госпожа Ойха, снять браслеты сможем только мы, — Заулин был сама вежливость.
— Вы ещё кое-что обещали, — Ойхе послышалась неприязнь в голосе Синорга.
— Да-да, конечно, вот возьмите, принимать два раза в день, и скоро все неприятные последствия пройдут, — сладким голосом пел святейший, протягивая Ойхе небольшую коробочку.
Она снова взглянула на будущего мужа, молчаливо вопрошая, он лишь кивнул ей и махнул рукой в сторону двери, Синоргу Пранцию явно надоело здесь находиться. Ойха не обращая внимания на боль в теле, буквально вылетела из комнаты, а затем и из самого здания Ордена. Ей всё ещё не верилось, что она жива, и что уже скоро станет женой человека из уважаемой и богатой семьи.
Она плохо помнила, как он усадил её в свой роскошный, по её меркам, электриль и привёз в не менее роскошную гостиницу. Сказал, что у неё есть минимум три часа на ванну и отдых, и уехал. Оставшись одна, Ойха немного осмотрелась и устремилась в ванную, какое это было блаженство, не меньше часа она лежала в горячей воде, желая избавиться от запаха заключения, пота и боли. А когда довольная и расслабленная вышла, замотавшись в огромное полотенце, на столике обнаружила поднос с закусками и напитками, какими бы не были мотивы Сино, его забота трогала сердце Ойхи. К возращению жениха, она была сыта и приведена в относительный порядок — волосы высушены и расчёсаны. А вот влезть в грязное платье, она так и не смогла себя заставить, разумно рассуждая, что он позаботится об одежде и была права. Синорг вручил ей свёрток с простой, но элегантной юбкой и красивой блузкой, не подумал он лишь об обуви. Зато, когда они уже покидали гостиницу, он вручил ей баночку с мазью, для раны на губе. В этот день она только и делала, что благодарила его. На что он даже пошутил:
— Давай, своё самое огромное спасибо, за всё сразу, а то устанешь.
А благодарить было за что, Ойха сбилась со счёта, сколько лавок, магазинов и мастеров они посетили в этот день. На её попытку остановить его, предложив съездить к тёте и забрать вещи, хотя бы бельё, он лишь отмахнулся. Готовое платье куплено было лишь одно, для завтрашнего посещения архива, Сино сразу заявил, что будет только запись, никаких обрядов в храме и прочего. А Ойхе было всё равно, да и служителей Ордена, любых, ей видеть совсем не хотелось. После ужина, он отвёз её в гостиницу, велев быть готовой завтра к полудню. Такую вот, в голубом платье с белыми цветами, и белой шляпке, с распущенными волосами, он привёз Ойху Линс-Пранций к огромному особняку, в новую для неё жизнь,