13991.fb2
-- А как тебе песня? -- спросил я, уходя в сторону от строительства храма. -- Сам сочинил.
-- А когда ты коров-то пас?
-- Не коров! Не коров! Скотину!
-- Телят?
-- Да вообще всякую скотину... понимаешь?.. Скотину вообще.
-- И долго ты пас-то?
-- Два года, -- неожиданно ответил я.
-- Прирабатывал? Нет, это было невозможно.
-- Ладно, -- сказал я, -- я не пас никакой скотины.
-- И фасоль не сажал?
-- Сажал, -- снова неожиданно ответил я. -- Но редко, только в крайних случаях. Она тихо задумалась, соображая, в каких таких крайних случаях люди сажают фасоль.
-- Бывало, как построю храм на воде, -- сказал я, -- сразу фасоль сажаю, так что скотину пасти некогда.
Она все-таки улыбнулась. Материнские струны снова звякнули в серебре.
-- Смеешься?
-- Не смеюсь, но скажу честно: строить храм мне не по силам. Скотину я не пас и фасоль не сажал. И штурвал-то крутил всего два часа. Но сейчас я тебе кое-что покажу, -- и я достал из рюкзака нельму.
Бечевка, которой был завернут сверток, оказалась жирной на ощупь и, видно, тоже просолилась. Крафт-крафт -- я развернул рыбину.
От соли чешуя нельмы еще потемнела, пасмурно засветились ее бока. Цельная, неразрезанная, нельма была бы уместна на старом столовом серебре. Нож, которым я взялся ее разрезать, выглядел откровенной железякой, жидкой и белесой.
-- Боже, что это? -- спросила она, как видно, не находя в нельме признаков рыбы.
-- Нельма. Рыбаки мне подарили.
-- Такое кому попало, наверно, не дают, -- сказала она, глядя на меня с уважением.
Нельма жирно вздрагивала под ножом, выскальзывала изпод лезвия, и я водил им деликатно, как скрипач смычком. Я как бы играл "Элегию" Массне.
Нельма уже просолилась. Мясо ее было полупрозрачным с легким перламутровым отливом. Сквозь ломтик нельмы можно было разглядеть тусклое инспекционное окно.
-- Смотри-ка, -- сказал я. -- Сквозь нее окно видно.
Она взяла в руки кусочек нельмы, посмотрела в окно, отведать рыбы она не решалась.
-- Меня зовут Нина, -- неожиданно сказала она.
Я попробовал нельму и, показалось, совершил что-то незаконное. Нельма была наивна. Вкус ее, нежность и прозрачность заключались в слове, тдющем на губах, -- "нельма".
-- Ешь, -- прикрикнул я. -- Чего ты тянешь?
-- Не знаю, наверно, мне нельзя... Такая рыба. Не для меня.
-- Хватит валять дурака. Ешь! Вот смотри! Это не нож -- это смычок! А нельма -- скрипка.
Отрезая следующий кусок, я играл уже "Танец с саблями" Арама Ильича Хачатуряна. Пока я наяривал на скрипке, она все-таки съела свой кусок нельмы, и я протянул ей второй.
-- Значит, ты тоже даешь кому попало? -- споосила она не принимая рыбу из моих рук.
-- Что даю?
-- Деньги и рыбу.
-- Ты не кто попало, ты сама -- нельма.
-- Нельма?
-- Конечно, нельма, поглядись в зеркало.
-- Не надо больше. Я не стану есть. Мне кажется, я у когото ворую.
-- Нина, что с тобой? Ты -- ненормальная? Бери и ешь, черт тебя подери! Ешь, когда угощают, и не порть мне игру на скрипке.
-- Не надо мне больше. Хватит.
Она встала из-за стола, пошла к умывальнику, который висел в углу, заглянула в зеркало. Кажется, она действительно проверяла, похожа ли на нельму.
Я отложил нож, завернул остатки нельмы в бумагу, перевязал бечевкой. Потом подошел к умывальнику, сполоснул пальцы и тоже заглянул в зеркало. Мое обветренное лицо вполне уместилось рядом с ее серебристыми глазами.
-- Когда-то я скотину пас, -- сказал я и обнял ее.
-- Да ты что, -- сказала она, -- мне же надо пол мыть.
-- Это все не важно, -- объяснял я. -- Пол, огурцы, нельма... Что-то есть, конечно, важное, но что -- я сейчас забыл.
-- Неужели забыл? -- спрашивала Нина, прижимая мои руки к своей огромной белой груди. -- Конечно, помнишь... Храм на воде.
ЧЕТВЕРТЫЙ ВЕНЕЦ
Рассказ из дневника
-- Сумасшедший идет, надо дверь запереть, -- сказала Алена, но дверь запереть не успела, и сумасшедший вошел в дом.
Он был в болотных броднях-сапогах, в свитере, в шапке с помпоном.