И замолчал. От дурацкой тирады было стыдно, тугой крахмальный воротничок парадной рубашки нещадно давил на шею, и Лешка, не в силах расстегнуть негнущимися пальцами маленькую пуговку, рванул ворот так, что пуговка отскочила вместе с кусочком ткани.
За столом повисла тягостная тишина. Патыч молчал, не поднимая глаз на прекрасную хозяйку. Таня тоже не смотрела на гостя — не слишком-то привлекательно он выглядел в эту минуту: пунцовый, потный, готовый лопнуть не то от стыда, не то от гнева. Пауза затягивалась.
Когда молчать дальше стало уже попросту неприлично, Таня сказала:
— Действительно, не просить пришел — требовать…
Патыч по-прежнему отмалчивался. Да и что говорить? — по Таниному голосу понял, что ничего хорошего не услышит.
Не дождавшись реплики гостя, Тане пришлось продолжить:
— Пять лет, говоришь, хвостиком бегал? Три года ждал? А скажи-ка мне, Алексей Пантелеич, обещала ли я тебе что-нибудь? Поощряла ли твои ухаживания? Нет уж, дорогой, ты не отмалчивайся, ты мне ответь: поощряла или нет?
Несколько мгновений подождала ответа. Вновь не дождалась:
— Молчишь? Нечего сказать? А это потому, что я никогда ничего тебе не обещала. Я все эти пять лет твердила тебе: "Не теряй время". Было такое? Или я что-то путаю? Хватит молчать! Смотри на меня! Леша!!!
Глас вопиющего в пустыне.
— Я не могу вести диалог одна, — и, вконец разочарованная, Таня развернулась и вышла из кухни.
Посидела несколько минут в гостиной, ожидая, что гость присоединиться к ней и им все-таки удастся поговорить по-человечески. К разговору о браке Таня не была готова. Она была уверена, что Патыч давно поставил крест на их совместном будущем, понял, что они могут быть только друзьями. Однако нет, не понял. А жаль… Таня привыкла к нему, как к чему-то постоянному. Нет, не любила его, но по-своему была к нему привязана. Наверное, это был лишь отголосок любви возможной, но не состоявшейся. Но так или иначе, а терять Патыча насовсем не входило в Танины планы. Как, впрочем, и брак с ним.
Посидела еще несколько минут, все ждала. Ожидание быстро наскучило и она включила телевизор. Пощелкав кнопками, остановила выбор на "Собаке на сене". Ухмыльнулась про себя: "А не я ль та самая собака на сене?" Когда герой Караченцова в кадре затянул "Судьба ласкает молодых и рьяных", в дверях, наконец, появился Патыч. Таня словно и не заметила его появления, продолжала с наигранным интересом следить за конкуренцией молодого и старого претендентов на руку очаровательной Дианы.
Постояв немного в дверях и не удостоившись внимания негостеприимной хозяйки, Леша прошел в гостиную и присел на диван рядом с Татьяной. А та, словно дитя малое, игралась в обиженную и по-прежнему не обращала внимания на влюбленного гостя.
Лешка положил руку на Танину ладошку:
— Прости…
Та отмалчивалась.
— Я дурак. Я полный идиот. Завелся на ровном месте. Прости? — а сам наклонился, пытаясь заглянуть в ее глаза.
Таня отвернулась, так и не сказав ни слова. Патыч обнял ее, притянул к себе и нежно поцеловал в губы. Та сначала поддалась на ласку, ответила было на поцелуй, но когда он стал затягиваться, из обычного будничного плавно перейдя в пламенный, возбуждающий, резко отодвинулась:
— Не надо, Леша. Дурак ты не сейчас, дураком ты был, когда отхлестал по щекам маленькую глупую девчонку, уже поверившую в твои чувства и готовую броситься в омут любви. Ведь я тогда почти уже любила тебя, а ты поспешил, унизил…
Патыч вновь вспылил:
— Ну сколько можно! Хватит уже мне этим в рожу тыкать! Я три года вымаливаю у тебя прощения, а ты…
— А я все не прощаю и не прощаю, — перебила Таня. — И никогда не прощу. А ты этого никак понять не можешь. Понять и принять. Лешка, ты пойми, дурья твоя башка, — я ж не наказание такое для тебя выдумала, я действительно не смогу тебя простить! Есть девчонки, которые с легкостью бы простили, а я не могу. Ты хороший, добрый. Я знаю, что ты раскаиваешься в том поступке, но я не смогу тебя простить, какой бы хороший ты ни был. Да, я знаю, что ты меня любишь. Но я уже не смогу полюбить. Ты прервал мою любовь в самый ответственный момент, когда она только зарождалась. А теперь уже поздно…
Лешка перебил ее поцелуем. Таня вновь вырвалась, попыталась было продолжить монолог, но Патыч зажал ей рот ладонью, не давая говорить:
— Я все понял. Ты меня уже так наказала, что я больше никогда в жизни ни на одну женщину руку не подниму. Ну дурак был, не понимал, как с настоящей женщиной надо себя вести. Я больше не буду. Хватит меня казнить. Ведь три года прошло. Я клянусь тебе, что больше никогда…
Таня, наконец, вырвалась из его оков:
— Да пойми ты, наконец: уже слишком поздно! Не в том дело, будешь ты или не будешь. Хотя я и придерживаюсь другой точки зрения: мужчина, ударивший раз, никогда не остановится. И дай Бог, чтобы я ошибалась. Лёшенька, милый, ты мой самый близкий друг, я так привыкла к тебе, и я люблю тебя, как друга…
Патыч порывался было сказать что-то, но она решительно остановила его взмахом руки:
— Но только как друга, понимаешь? Я уже не смогу тебя полюбить иначе. Это приблизительно так же, как перебить сон. Вот знаешь, когда только начинаешь проваливаться в сон, и вдруг тебя что-то разбудит — потом, как ни силься, а уже не заснешь. Вот так и здесь. Я была на волосок от любви, а ты той пощечиной прервал зарождающуюся любовь. И теперь, как бы я того ни хотела, а просто физически не смогу полюбить — тот волосок разорван! Ты бесконечно близок и дорог мне, но я никогда не смогу любить тебя так, как женщина должна любить мужчину, понимаешь? Это не месть, не каприз, не злопамятство. Я все давным-давно простила, вот честно-честно — никакой обиды уже не держу! Ты мне очень дорог, и я не хочу, чтобы ты ушел из моей жизни совсем, но я хочу, чтобы ты остался в ней, как друг. Лёш, ты найди себе другую девушку, а? Их вокруг много хороших и одиноких. И ты ведь сильно изменился, ты стал другим человеком. Теперь за тебя любая пойдет…
— Да не нужна мне любая! — возмутился Патыч. — На кой хрен мне другая, если я пять лет схожу с ума от тебя?! Мне ты нужна!
Таня помолчала, не найдя, чем парировать его тираду, прижалась к его плечу. Молчал и Лешка, обняв ее. Так и сидели, медленно раскачиваясь в такт закадровой музыки. Патыч вдыхал одуряющий запах ромашки, исходящий от ее волос, а в глазах его стояли слезы. Она была так близка сейчас, но никогда еще не была так далека. И страшнее всего для него было понимание того, что вот сейчас, сию минуту, он прощается со своей любовью. Никогда, никогда не будет свадьбы, не приведет он в свой дом жену с самым красивым в мире именем Татьяна…
***
Первое мая подруги отмечали в кафе "Утёс". Теперь это уже не был тот праздник, что раньше. Уже никто, если не считать сотни-другой престарелых коммунистов, не ходил на маёвки, не было той праздничной атмосферы в городе, когда все такие нарядные, веселые, а детишки непременно со связками разноцветных воздушных шариков. Увы, совершенно незаметно такой привычный праздник детства канул в лету, оставив после себя морально ничем не оправданные два выходных дня. Но — оправданные или нет, а выходные есть выходные, а значит, есть и повод встретиться, посидеть, почирикать о наболевшем, ведь постепенно дорожки подруг разошлись и видеться они стали гораздо реже, чем раньше.
За столиком сидели втроем. Увы и ах, но в данный момент ни одна из подруг не могла похвастать личным счастьем. Луиза находилась в состоянии перманентного развода с Герой, Сима — хронически одинокая после предательства любимого, а Таня… А Таня, отказав Патычу и фактически собственноручно толкнув Дрибницу в объятия другой женщины, по собственной глупости осталась у разбитого корыта.
— Ну ладно — Патыч. Я понимаю, он тебе не пара, — разогретая шампанским, Луиза столь широко жестикулировала в поддержку своим словам, что чуть не столкнула со стола пепельницу. — На хрена он тебе нужен, работяга. Провоняет весь дом соляркой. Да и где бы вы с ним жили? У его престарелой мамаши в однокомнатной хрущобе-маломерке? Тут даже говорить не о чем. А вот Вовку ты прошляпила. Вот и вся его хваленая любовь. А ты говорила: "Он однолюб, он никогда не посмотрит на другую". Вот тебе и однолюб. Он и смотреть по сторонам не стал, он просто женился.
Слушать критику в свой адрес Тане было не очень-то приятно. К тому же, как и Луиза, она тоже находилась под действием выпитого шампанского, а потому довольно бесцеремонно прервала подругу:
— Ну положим, не женился, а только собирается. Да стоит мне только пальчиком шевельнуть, как его таинственная невеста останется с носом. Просто он мне на фиг не нужен, ваш Дрибница. Пусть себе женится. Бог с ним.
Но Луизина горячая кровь не смогла смириться с таким доводом. Она вообще плохо понимала, как может быть не нужен обладатель тугого кошелька, перспективный бизнесмен, к тому же, вовсе не урод.
— Ха! Рассказывай сказки, не нужен! Это ты ему не нужна, получше себе нашел. А ты сиди, и жди у моря погоды. Дофыркалась! Да он, скорее всего, и не имел к тебе теплых чувств, так, разве что побаловаться.
Этого уже Таня не смогла стерпеть:
— Спорим? Только пальчиком поманю, и не будет никакой свадьбы! Я не знаю, на ком он собрался жениться, но хочет он жениться только на мне. Захочу — на мне и женится. Только этого-то я как раз и не хочу…
В спор вмешалась сидевшая до этого тихонько Сима:
— Так и скажи: "кишка тонка". Как же, "не хочу". Рассказывай! Если у него в неполных двадцать три уже квартира, машина, два предприятия и денег навалом, то что у него будет к тридцати? Слабо тебе, крошка! Прошляпила!
Гордыня взыграла выше крыши и Таня протянула над столом руку:
— А спорим?! Свадьба состоится, только невестой буду я!
Конечно, на трезвую голову никто из них не только не стал бы спорить по столь неоднозначному, даже судьбоносному поводу. Трезвыми они даже не стали бы обсуждать хотя бы теоретическую возможность этого. Но алкогольные пары затуманили мозги, все в этот момент выглядело иначе и значительно проще, и Луиза поддержала спор, подхватила Танину руку, а Сима символически разбила сцепленные ладони. При этом спорящие стороны совершенно упустили из виду один немаловажный момент: никто из них даже не спросил, а на что, собственно говоря, они спорят? Что на кону? Бутылка шампанского, коньяку, или, может, некая денежная сумма? Это никому не было интересно. Важен был лишь предмет спора. Итак, пари было заключено.
Наутро после первомайских посиделок в "Утесе" Таня проснулась в ужасном состоянии. Во-первых, сказывалось принятое накануне на грудь шампанское. Но не так много его было выпито, а потому не от него ей было плохо. Потому что во-вторых первой мыслью после пробуждения было: "Что я наделала! Зачем ввязалась в дурацкую дискуссию?!" Полная недоумения и отвращения к себе самой, отправилась в ванную. И под душем, и, чуть позже, на кухне, пока варился кофе, костерила на чем свет стоит свою нетрезвую гордыню. Конечно, во всем виновато шампанское — разве трезвая она решилась бы на столь откровенную авантюру? Да ладно бы, если бы действительно хотела замуж за Вовку, не так даже важно — по любви ль, по меркантильным ли соображениям. Но ведь обиднее всего то, что он не нужен был ей ни так, ни этак! Не нужна его квартира, не нужна машина, и не нужен он сам ни под каким соусом-маринадом!
Однако, назвался груздем — полезай в кузовок. Уж коли поспорила, стыдно идти на попятную и объяснять подругам, что пошутила. Ведь никогда в жизни не поверят, что он ей даром не нужен. Всю жизнь насмехаться будут. "Ну уж дудки, я не доставлю вам такого удовольствия! Уж лучше выйду замуж за Дрибницу и пусть мне будет хуже", — мысленно обратилась к подругам Таня. Пусть назло подругам, но она непременно выиграет этот спор! О том, что при этом придется испытать Вовке, Таня в тот момент думать не могла.
Решение созрело само собой. Приведя себя в чувство при помощи крепкого кофе, Таня отправилась на поиски Дрибницы.