- Вот мы и дома. Добро пожаловать, любовь моя.
Как сладко ей было слышать эти слова. В них звучали и обещание счастья, и преданность. Они вместе прошли в гостиную. По всему было видно, что кто-то заботливо приготовил все в доме к их приезду; в воздухе был разлит благоухающий аромат гардений, на столе в серебряном ведерке со льдом стояло шампанское и два высоких фужера.
По-прежнему одетая в свое словно сотканное из лунных лучей платье и с жемчужным ожерельем на шее, Кэндис подошла к огромному открытому окну и взглянула на два маленьких пруда. Водяные лилии закрывали свои чашечки, и их бледные лепестки словно островки негаснущей надежды сияли в темноте. Странное чувство, какая-то смесь волнения и грусти, охватило ее в эту минуту.
Это от усталости, сказала она себе, слегка дотрагиваясь до своего живота. Она кожей почувствовала, что сзади подошел Сол, но не повернулась.
- Ты выглядишь грустной, - тихо произнес он.
Она слегка вздрогнула. В эту минуту она ожидала услышать от него что-то совсем другое.
- У меня такое чувство... - сказала она и слегка затаила дыхание, словно я стою на краю пропасти и мне некуда больше отступать...
- Но почему?
Она никогда не думала, что кому-то расскажет об этом, даже ему, которого она полюбила всем своим существом, всем сердцем, но слова рвались из нее, словно послушные чьей-то чужой воле.
- Мысль о том, что я могу любить, хотеть кого-то, приводила меня в ужас. Я выросла, уверенная в том, что любовь - это кратчайший путь к тому, чтобы полностью потерять контроль над собой.
Она наконец повернулась к нему и взглянула в его красивое, бесстрастное лицо.
- Я боюсь, Сол.
- Что, позволив себе полюбить, ты так же погубишь себя, как и твои родители?
Она кивнула.
- Я боюсь, - шепотом повторила она.
Резкие черты его лица вдруг стали напряженными.
- Я тоже. Неужели ты думаешь, я хотел тебя полюбить? Ты могла оказаться террористкой или просто дешевой заговорщицей, но еще до того, как я узнал о том, что это не так, страсть к тебе уже захватила меня. Я подумал, о Боже, ведь ты влюбился в нее, дурак, и я ненавидел себя за это. Ну как меня угораздило влюбиться в такую, как ты, в эти мерцающие тайной глаза?
Кэндис обвила его талию руками, сильно сжала и подняла к нему свое встревоженное лицо. Он весь напрягся, но почти сразу жесткое выражение сменилось нежностью, и он властно взял ее за подбородок.
- Ты была такой сладкой и спелой, как прекрасный плод, твой алый рот пламенел, а янтарные волосы были похожи на шелк. Ты смотрела на меня словно в каком-то испуге, и все мое тело изнывало от желания овладеть тобой. Я был в ужасе и намеренно заставлял себя думать о тебе самое плохое. Я хотел, чтобы ты оказалась злонамеренной и порочной, чтобы я мог заставить тебя страдать, потому что я все больше влюблялся в тебя.
Ее руки сильнее обняли его.
- Я всячески проигрывал в голове план, как заточу тебя здесь и, воспользовавшись простым законом притяжения полов, заманю тебя в постель и утолю свой голод настолько, что весь твой вид будет мне противен. Но оказалось, что ты совсем неопытна: ведь даже закоренелый преступник не может краснеть по заказу. Я сказал себе, что даже у террористов есть моральный кодекс, и часто довольно жесткий, что безопасность Стефани превыше всего, чтобы защитить ее, оправданны любые средства.
Он прижался щекой к ее волосам, и глаза его потемнели.
- Но я понял, что не смогу так просто взять тебя, не проявляя к тебе уважения и заботы.
- Мне кажется, ты все это проявил как раз тогда, когда вышвыривал меня отсюда. После ночи нашей любви, - тихо сказала она.
Гримаса презрения к самому себе исказила его лицо.
- Я не мог поверить, что все это происходит со мной. У меня были и другие женщины, правда не так много, как об этом писали в газетах, и, хотя мне было хорошо с ними в постели, это не могло сравниться с тем взрывом чувств, который пережили мы. Твое шелковистое тело горело как в огне, откликалось на каждое мое прикосновение; оно было податливым, страстным и щедрым, и я понял, что я пропал. Но ты вдобавок оказалась еще и сестрой Стефани, вот почему ты согласилась поехать со мной, прийти ко мне в дом, вот почему ты улыбалась мне и заставляла смеяться меня все только потому, что ты хотела увидеть Стефани. Мои мысли были в полном смятении.
Он замолчал и поцеловал ее так властно и с такой страстью, что она радостно уступила его ненасытному, жадному рту.
- Я уже тогда знала, что люблю тебя, - прошептала она, оторвавшись от его губ. - Я тоже была в полном смятении - ты держался так холодно, так сдержанно, а потом мы любили друг друга, и это было так, словно мы сгорали на костре нашей страсти. Мы уже не владели собой. И тогда всплыли все мои дурацкие комплексы. Но почему ты предложил мне деньги?
Губы его скривились в презрительной усмешке.
- Мне удалось убедить себя, что ты спала со мной только для того, чтобы снова увидеть Стефани.
- Несколько странный способ для того, чтобы продлить знакомство, ты не находишь? - Голос ее звучал очень сухо, и он невольно засмеялся.
- Любовь моя, но к тому времени я уже знал, что значит лежать в твоих объятиях, владеть твоим ласковым, манящим к себе телом и сгорать в нем от дикой, ненасытной страсти. Да, то, как я повел себя потом, было действительно чудовищно! Я предложил тебе деньги, и ты швырнула их мне в лицо. Признаться, это был тот ответ, на который я в глубине души надеялся.
- Тогда почему?..
Он снова криво ухмыльнулся.
- Я же говорю тебе, что я ничего не соображал. Обладать тобой было для меня все равно что найти чашу Грааля, прикоснуться к радуге, оказаться в раю; это было то, что я хотел и не надеялся найти, но меня мучили угрызения совести. Ты оказалась девушкой, и, хотя мысль о том, что брак - это единственное возможное для нас решение, еще не посетила меня тогда, я стал придумывать разные способы, которыми я смог бы навечно приковать тебя к себе. Но мне было нужно время подумать, время, чтобы побыть одному, чтобы не ощущать в крови этого бушующего пожара, который вспыхивал всякий раз, как только я смотрел на тебя. И мне кажется, тебе это было тоже необходимо. Я прав?
Она нехотя кивнула, и глаза ее подернулись влажной пеленой, когда она вспомнила бесконечные дни и недели, проведенные вдали от него.
- Да, но как же мне тебя не хватало, как я скучала по тебе. Мне хотелось умереть.
- Я понимаю, - сказал он. Рот его мучительно изогнулся, и она вдруг поймала в его взгляде отблеск того адского огня. - Поверь, я не хотел так легко сдаваться. Я смотрел на самых красивых женщин мира, но не хотел ни одной из них. Когда я понял, что пройдет какое-то время и я сдамся и приползу к тебе, готовый молить о прощении, это было горькое открытие.
Он невесело улыбнулся.
- Забавно, не правда ли? Как видишь, я не особенно приятная личность. Если ты хотела найти прекрасного принца, тебе следовало остановить свой выбор на ком-нибудь другом. Когда во мне бушуют страсти, я не владею собой.
- Так же, как и я, - сказала она. - Вот откуда этот страх. Я боюсь... боюсь потерять контроль над собой. Подчиниться другому и потерять себя.
- Это происходит с нами со всеми, - тихо произнес он, с пронзительной нежностью целуя ее закрытые глаза. - А почему ты решила сообщить мне, что ты беременна?
- Потому что мой ребенок - это часть тебя. Ты имеешь право знать о нем. Так же как и он имеет право знать, кто его отец. Но я позвонила тебе, потому что умирала без тебя.
Он кивнул, ласково касаясь губами ее бровей, мягких и шелковистых, как оперение голубки. Это прикосновение пронзило всю ее - от кончиков губ и затылка до бедер.
- Я знаю, любовь моя. Я был счастлив, когда ты позвонила. Я подумал, что наконец смогу заявить о своих правах на тебя и при этом не поступлюсь своей гордостью. Будь проклята моя гордость! А потом я прилетел за тобой, и ты решительно и твердо заявила мне, что не собираешься выходить за меня замуж. - Он поцеловал ее, сначала резко и грубо, а потом с удивительной нежностью. - Я потерял рассудок. Я еще никогда не испытывал такой... такой ярости, такой боли. Я думал только о том, что люблю тебя и безумно хочу тебя, а ты не испытываешь ко мне ничего подобного. Я хотел, чтобы ты узнала такую же боль, какую ты причинила мне. Я был как безумный.
Она вздрогнула, вспомнив, с каким холодным прагматизмом он говорил с ней о своих матримониальных планах.
- Но я любила тебя, - произнесла она, уткнувшись ему в грудь. - Я только никак не могла подумать, что ты любишь меня. Мне казалось, что ты вообще не способен любить. Какие только глупые мысли не приходили мне в голову. Я считала, что, раз ты так чудовищно богат, ты должен отличаться от других... ты совсем другой...
- Но я же человек, Кэндис. И когда мне делают больно, я страдаю.
Она кивнула и смущенно потупила взгляд.