— Но для чего он заспиртовал его тело? — едва справляясь с охватившим меня волнением, спросил я. — Ему ведь вполне хватило бы слепка с лица покойного.
— Кто знает, возможно, он замышлял кое-что пострашнее, на что способен лишь больной разум мизантропа. Может, собирался каким-то образом оживить его, вернее, заставить двигаться, как безжизненного зомби. Видя все это, я прихожу к выводу, что ван Зельден — гений в своем роде, но направивший гениальность во зло людям.
Рембрандт с отвращением отшвырнул маску и повернулся ко мне:
— Зюйтхоф, я должен попросить у вас прощения за все. И попросить вас об одном одолжении.
— Я слушаю вас.
— Прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы тело несчастного Титуса было согласно обычаю предано земле. — Старика сотрясали рыдания, но он смог пересилить себя. — И отыщите Корнелию! — заплетающимся языком проговорил он.
Катон и я в последний момент сумели подхватить мастера. Рембрандт был без чувств. Мы перенесли его на кресло. Кампен бросился за врачом.
Пока врач, живший по соседству, оказывал помощь Рембрандту, мы с Катоном и Кампеном подвергли дом ван Зельдена тщательному осмотру. Необходимо было отыскать еще одно убежище жерардистов, место, где были сосредоточены запасы синей краски. Увы, поиски наши так ни к чему и не привели.
— Для чего заговорщики захватили дочь Рембрандта? — не мог понять Кампен, когда мы обыскали последний из шкафов в кабинете доктора.
— Сначала для того, чтобы оказывать давление на ее отца, — ответил Катон. — Откуда им знать, сколько еще он верил бы в сказочку с ожившим Титусом. А после того как мы взяли штурмом их подземный оплот, тут уже им времени на размышления не оставалось. Мы не дали им похитить самого Рембрандта, а вот Корнелию они захватили и где-то прячут.
— Они вполне могли бы отпустить девушку, — предположил Кампен.
— Вряд ли они пойдут на подобный шаг, — не согласился Катон. — Корнелия рассказала бы об их последнем местопребывании. Может, они рассчитывают вновь захватить Рембрандта. К тому же… — Катон осекся.
— Что вы хотели сказать, инспектор?
Откашлявшись, Катон продолжал:
— К тому же они могут использовать Корнелию в качестве заложницы на тот случай, если мы нападем на их след.
После того как доктор привел Рембрандта в чувство, мы отвезли мастера домой на Розенграхт. Кампен также отправился с нами. Катон придерживался мнения, что ван Зельден уже не появится в своем доме на Кловенирсбургвааль, посему отпадала необходимость в постоянном наблюдении за этим местом. Кампену было велено смотреть за домом Рембрандта на случай, если жерардисты попытаются снова связаться с ним.
— Что будем делать? — спросил я Катона, после того как мы отвели старика в спальню и оставили там на попечение Ребекки Виллемс. — Как нам быть дальше? Как разузнать, где скрываются заговорщики?
— После взятия их подземного оплота, вы уж простите мне такое сравнение, у нас в руках три десятка заговорщиков. Все они арестованы. Их сейчас допрашивают Деккерт и еще несколько моих помощников. Вполне возможно, что вскоре они разговорят их.
— Вот в этом я вовсе не уверен. Жерардисты — члены сообщества, связанного круговой порукой. Если хотите, присягой на верность. Так что вряд ли кто-нибудь из них столь легко пойдет на предательство интересов своей организации. Скажите, а за домом Фредрика де Гааля тоже наблюдают?
— Первым делом я распорядился именно об этом, как только узнал от вас, что он один из предводителей, или, кто знает, может, и сам предводитель заговорщиков. Кроме дома, мы взяли под наблюдение и стоящие на якоре в амстердамском порту суда де Гааля.
— Это правильно, — согласился я. Подобное не приходило мне в голову. — Жерардисты могут не только удрать из Амстердама на корабле, но и прихватить с собой дьявольское оружие — лазурную краску — для переброски в другое место.
— В этом-то и состоит опасность.
Я недовольно покачал головой:
— Вот потому мне и не улыбается перспектива сидеть сложа руки, дожидаясь указаний. Которых вполне можно и не дождаться. Нам нельзя терять драгоценное время в бездействии!
— Что же вы предлагаете?
Внезапно меня озарило.
— Охтервельт! Он тоже арестован?
— Вы имеете в виду того книготорговца с Дамрака?
— Да-да, лавка его расположена как раз рядом с лавкой ван дер Мейлена.
— Кстати, мы ее обыскали, но пока что безрезультатно.
— Эммануэль Охтервельт издавал путевые заметки Фредрика де Гааля. До тех пор, пока я не повстречал книготорговца и его дочь на тайной мессе в катакомбах, я и не думал о существовании тайной связи между ним и жерардистами.
— Если жерардисты, как вы утверждаете, Зюйтхоф, на самом деле строго законспирированная организация, мы и от Охтервельта мало что сможем узнать. С другой стороны, мы обязаны проверить все версии. Что ж, на Дамрак!
Бушевавшая над Амстердамом буря усиливалась. На одном из мостов ветер набросился на наш экипаж с такой силой, что я уже думал, что возницу сдует в воды канала.
— Прощай, лето, — отметил Катон, взглянув из окна кареты на посеревшее, ненастное небо. — В Амстердаме начинается штормовой сезон. Неприветливое время.
— Если мы с вами не отыщем хранилище синей краски, жителей Амстердама, да и не только его, ждет беда, по сравнению с которой померкнет даже самый сильный ураган. Не забыли, как сами рисовали мне картину того, что будет, если заговорщики одержат верх? Здесь тут же окажутся солдаты короля Людовика.
Катон испустил тяжелый вздох.
— Я понимаю, что означает сия лазурь. Меня поразил рассказ де Гааля о загадочном острове.
— Я верю ему. У де Гааля не было оснований вводить меня в заблуждение относительно происхождения краски. К тому же все совпадает и с обстоятельствами прибытия «Нового Амстердама» в родной порт. Единственное, что мне до сих пор непонятно: то ли жерардисты, и только они, используют это коварное оружие для осуществления своих коварных замыслов, то ли эти заговорщики — сами орудие в чужих руках.
— В чьих же?
— В руках коварной силы, цель которой — изничтожить человечество.
— Зюйтхоф!
— Что? Вы сейчас смотрите на меня так, как тогда, когда я впервые рассказывал вам о картинах, несущих смерть. Вы что же, по-прежнему не хотите верить мне? Сомневаетесь в ясности моего рассудка?
— Прислушаешься к тому, что вы говорите, и поневоле усомнишься. Наверное, лазурь и вас не обошла вниманием.
— Возможно, однако на ход моих мыслей это никак не повлияло. Кое-что из рассказанного де Гаалем наводит на размышления. Он не раз утверждал, что, дескать, общался с самим Богом. Сначала там, на острове, а потом и в Амстердаме. Здесь Бог якобы внушил ему мысль о том, что картины-убийцы должен создавать не кто иной, как сам Рембрандт. Может, он и на самом деле услышал призыв. Только не Божий, а исходивший от некоей демонической силы. Если верить этому, то катастрофа, уготованная Нидерландам, — всего лишь начальный акт. Отсюда зло должно распространиться на весь мир.
— Вы, люди искусства, всегда отличались буйной фантазией, — буркнул в ответ Катон. — Я же думаю, как поскорее разделаться с бандой заговорщиков. Так что меня не очень-то волнуют демоны.
— Поймите, инспектор, это всего лишь предположение. Когда я созерцал это полотно в своей каморке в подземелье, мне показалось, что некая таинственная сила обретает надо мной власть. Сила, упивавшаяся моей беспомощностью и муками. И тем, как я обошелся с Корнелией, — негромко добавил я.
— Если пресловутая демоническая сила и существует на самом деле, намерения ее, вне сомнения, дьявольские. Она внушила жерардистам, что те действуют во имя исполнения своих намерений, на самом же деле заговорщики во главе с их предводителем — послушный инструмент осуществления планов упомянутой силы.
Я безмолвно кивнул в знак согласия со словами инспектора. Мысли мои вновь унеслись к Корнелии. От волнения за любимую у меня перехватывало дыхание. Может, ее давно убили и бросили в какой-нибудь портовый склад, где до сих пор холодеет ее бездыханное тело? А может, жерардисты вообще решили не тащить ее за собой? Может, она и сейчас, связанная, заточена в подземных катакомбах, изнемогая от голода и жажды? В бессильном отчаянии я ударил кулаком по дверце кареты. Инспектор сочувственно взглянул на меня.
Заехав по пути в ратушу, где Катону потребовалось срочно уладить пару неотложных вопросов, мы направились в лавку Охтервельта. Обычно оживленный, Дамрак выглядел пустынным. Да-а, подумал я, в такую погоду добрый хозяин и собаку из дома не выгонит. Ветер, завывая, казалось, не желал выпускать нас из экипажа, остервенело давил на дверцу кареты. Когда мы все же выбрались наружу, яростный порыв сдул с головы инспектора шляпу с голубым пером и, подхватив ее, унес неизвестно куда.