- Нужно что-то делать! Я не колеблясь говорю тебе, Адам, ибо считаю это твоим долгом: спаси Фонтли, чего бы тебе это ни стоило.
- Если бы я знал, как это сделать, я бы не посчитался с ценой, проговорил Адам устало. - К несчастью, не знаю. Не утруждайте себя мыслями о моих делах, сэр. Я справлюсь. А сейчас позвольте попрощаться с вами.
- Подожди! - Лорд Оверсли вдруг оторвался от своих размышлений.
Адам повиновался. Пока его светлость стоял, хмуро разглядывая ковер под ногами, царило молчание. После долгой паузы он поднял наконец глаза и сказал:
- Думаю, я смогу тебе помочь. Но не нужно закусывать удила! Я не предлагаю тебе денежной помощи, мой дорогой мальчик. Видит Бог, я бы предложил, если бы мог, но все, что я в состоянии делать сам, - это удерживаться на плаву. Проклятая война! О, если Бони разобьют до конца года - ты слышал, что Бордо высказался в пользу Бурбонов? По последним слухам, прибывает депутация, чтобы пригласить Луи обратно во Францию. Я знаю из очень достоверных источников, что они дожидаются этого в Хартуэлле. И не знаю, насколько это получится, но, так или иначе, каким бы ни был исход, какого-либо внезапного расцвета в Сити не ожидается. Ну, это все дело будущего, и об этом я собирался тебе сказать. Мне пришло в голову... - Он помедлил и покачал головой. - Нет, лучше я не "буду тебе-раскрывать все карты: я ни на минуту не поверю, что тебе это понравится, и даже не уверен, что... И все-таки, может быть, стоит пустить пробный шар?! - Он нерешительно посмотрел на Адама. - Ты ведь не прямо сейчас возвращаешься в Фонтли, нет? Где ты остановился?
- В "Фентоне", сэр. Нет, я не вернусь домой еще несколько дней; дел пока по горло, и, хотя Уиммеринг, ей-богу, просто молодец и гораздо более знающий, чем я, без меня дела решить нельзя.
- Хорошо, - сказал лорд Оверсли. - Ну а сейчас мне остается сказать тебе только одно, Адам. Не предпринимай ничего опрометчивого до тех пор, пока я не выясню, что могу сделать для тебя! У меня в голове есть одна идея, но вполне может статься, что из нее ничего не выйдет, так что чем меньше я скажу тебе сейчас, тем лучше!
Глава 3
Когда Адам покинул Маунт-стрит, лорд Оверсли испытывал некоторые угрызения совести, опасаясь, что пробудил в нем надежды, которые, возможно, вскоре придется разбить о землю. Если бы он только знал, что его опасения напрасны: у Адама не появилось никаких надежд. Если, бы в момент тяжелого душевного потрясения он мог бы их оценить, то заключил бы, что это слова доброжелательного оптимиста, не более, потому что не представлял, что лорд Оверсли каким-то образом сумеет вытащить его из затруднительного положения. Ему это было не по силам. Крушение собственных надежд отодвинуло более крупные проблемы, с которыми он столкнулся, на периферию сознания. Нет, они не были забыты, но, пока срывающийся голос его возлюбленной отдаваться эхом у него в ушах и ее прекрасное лицо было ярко в его памяти, любая другая невзгода казалась незначительной.
В каком-то потаенном уголке сознания притаилась мысль, что его нынешнее отчаяние по природе своей не может продолжаться бесконечно, но мысль эту не следовало поощрять. Но прошло немало времени, прежде чем он смог оторваться от размышлений о том, что могло бы быть, и вместо этого сосредоточился на том, что должно быть.
Возможно, к счастью, слишком много дел требовало его внимания, чтобы оставлять ему достаточно времени на раздумья. Это действовало более как контрраздражитель, нежели как болеутоляющее, но постоянно держало его в состоянии полной занятости.
Отвлекающим фактором, добавившим ему забот, равно как и неизбежного веселья, стала младшая сестра, приславшая длинное письмо, за которое ему пришлось заплатить два шиллинга. Лидия извинялась за эту расточительность за чужой счет, сообщая ему о том, что с тех пор, как находится вдали от дома, ей не удалось получить и франка. Она оставила свои матримониальные плань(. Шарлотта (Адам мысленно осенил ее своим благословением) придерживалась мнения, что приобретение богатого и старого мужа - не такое дело, которое можно осуществить с быстротой, требующейся, чтобы поправить финансовое положение семейства. Признавая убедительность этого довода, Лидия написала Адаму, предупредив, чтобы он не возлагал каких-либо надежд на ее прежний замысел. В попытке любящей души смягчить боль разочарования, она заверила его, что, если ей удастся когда-нибудь в будущем осуществить свои стремления, ее первой заботой будет проблема заставить своего злополучного супруга выкупить Фонтли и немедленно подарить его дорогому Адаму.
Пока же она строила планы, связанные с тем, откуда добывать собственные средства к существованию. Она считала вполне справедливым сообщить Адаму, что мама, просчитав все пути и доходы, пришла к заключению, что, хотя никто не должен сомневаться в ее готовности запихнуть последнюю корку в рот голодающей дочери, она будет совершенно не в состоянии обеспечивать девицу из мизерной доли своего вдовьего имущества.
С упавшим сердцем Адам взял второй лист пространного послания Лидии и обнаружил, что у мамы возникло намерение искать приюта в Бате, у своей сестры, леди Брайдстоу. Но из этого, писала Лидия, ничего не выйдет, поскольку тетя Брайдстоу овдове-ла гораздо раньше, чем мама.
Подлинное значение этих слов ускользнуло от Адама, но он понял, что они весьма зловещи. В чем бы тут ни было дело, молодая мисс Девериль поняла, что она вряд ли станет утешением для матери, и решила попытать собственного счастья, поскольку ничто (старательно подчеркнуто!) не заставит ее стать обузой для своего брата. Вполне возможно, что ее новый план не получит его одобрения, но у нее не было никаких сомнений, что его здравый смысл поможет ему быстро осознать все связанные с этим преимущества.
С самыми дурными предчувствиями Адам перевернул лист и обнаружил, что его худшие страхи были небезосновательны: младшая мисс Девериль (впрочем, она считала, что ей скорее следует взять имя Ловелас) вознамерилась совершить скачок к славе и богатству на лондонской сцене, мечтая блестяще воплотить там все самые известные комические роли. И Адам не сомневался, что она сможет это сделать!
На Рождество, когда в Фонтли устраивались большие приемы, спектакли всегда были гвоздем программы. Предпочтение отдавалось "Двенадцатой ночи", и однажды по какому-то величайшему везению дама, выбранная на роль Марии, в одиннадцатом часу была поражена внезапным недугом, поэтому Лидия заняла ее место. Все провозгласили ее прирожденной актрисой. Она согласилась с этой единодушной оценкой, но скромно усомнилась, будет ли удачна в трагических ролях. Комедийные роли были ее сильной стороной, и, хотя это могло повлечь за собой исполнение ролей травести, она была убеждена: что бы ни говорила Шарлотта, Адам не найдет никаких веских возражений против этого. Короче, она была бы очень благодарна ему, если он сойдется поближе с каким-нибудь театраль-ным импресарио, самым, по его мнению, солидным, и даст понять этому магнату, что тому предоставляется редкая возможность воспользоваться услугами молодой актрисы, которая готова взять город приступом и не боится проиграть в сравнении с такими опытными исполнительницами, как миссис Джордан, или мисс Меллон, или мисс Келли. Он с улыбкой узнал, что появление на подмостках мисс Лидии Девериль (или Ловелас) станет для этих дам сигналом к уходу в удручающую безвестность.
Он мог сколько угодно подсмеиваться над наивными планами своей сестры, но они нисколько не прибавили ему душевного спокойствия. Его мучило сознание, что она ломает голову над тем, как обеспечить себя, в то время как ей следовало бы думать о своем выходе в свет, и это оттесняло на задний план собственные беды. Конечно, он нашел время, но не для того, чтобы сойтись с солидным импресарио, а чтобы написать Лидии тактичный ответ, и был занят этим делом, когда лакей пришел в его личный кабинет с визитной карточкой на подносе и запиской, начертанной рукой лорда Оверсли.
- Какой-то джентльмен ожидает вас внизу, милорд. Адам взял карточку и прочел ее, слегка приподняв брови. Эта карточка была гораздо крупнее, чем обычно принято, и имя на ней было написано чрезвычайно вычурным почерком. "Мистер Джонатан Шоли" - гласила надпись. За ней следовал адрес на Рассел-сквер и другой, в Корнхилле. Это показалось весьма странным. Озадаченный, Адам обратился к письму лорда Оверсли. Оно было кратким, всего лишь с просьбой принять "моего хорошего друга, мистера Шоли" и тщательно рассмотреть любое предложение, которое, возможно, сделает ему этот джентльмен.
- Попросите мистера Шоли подняться наверх, - сказал Адам.
Он уловил глубокое неодобрение в окаменевшем лице лакея и в том, как в высшей степени невыразительно - он ответил;
- Да, милорд.
Не падая духом, но недоумевая, чем вы.зван визит мистера Шоли, он кивком отпустил лакея и стал ждать развития событий. Было совершенно ясно, что у лорда Оверсли в голове была какая-то идея, как ему помочь, но каким образом неизвестный мистер Шоли может внести в это свою лепту, он совершенно не мог представить.
Через несколько минут лакей вернулся, доложив о мистере Шоли, и в комнату вошел очень крупный, крепкий человек, который остановился на пороге, смерив Адама энергичным взглядом из-под изогнутых бровей. Взгляд был одновременно подозрительным и оценивающим. Адам встретил его довольно спокойно, но без особого восторга - лицо его выражало приветливость и одновременно некоторое высокомерие: какого черта этот человек, судя по виду, торговец, так на него уставился?
Мистер Шоли был человеком средних лет, его могучее тело было облачено в старомодный костюм табачного цвета. В отличие от "хозяина, одетого в облегающий сюртук с закругленными фалдами из высокосортного черного материала, узкие панталоны и высокие сапоги, мистер Шоли отдавал предпочтение стилю, в, соответствии с которым многие годы одевались только солидные коммерсанты и, возможно, некоторые сельские сквайры, совсем не стремящиеся блистать в светском обществе. Его сюртук был длинен, на нем были панталоны с чулками и туфли с квадратными носами, украшенные стальными пряжками. Его манжеты были тщательно накрахмалены, а галстук повязан скорее аккуратно, нежели с артистизмом; лишь жилет оживлял общее однообразие одежды широкими чередующимися полосами травянисто-зеленого и золотого цвета. Самый малодушный представитель денди скорее принял бы смерть на костре, чем напялил на себя подобное одеяние, но, бесспорно, оно смотрелось внушительно. Так же, как и бриллиантовая булавка, воткнутая в галстук мистера Шоли, и перстень с изумрудом. Он явно был человеком состоятельным, но своими огромными мускулистыми плечами, короткой толстой шеей и привычкой двигать челюстями, будто пережевывая жвачку собственных мыслей, никого сейчас так сильно не напоминал Адаму, как воинственного быка.
- Мистер Шоли? - проговорил Адам.
- Да, так меня зовут. Джонатан Шоли, не больше и не меньше! Это не значит, что я не смог бы прибавить к нему титул, если бы мне вздумалось это сделать. И стало быть, ни Богу свечка, ни черту кочерга? Нет уж, меня вполне устраивает Джонатан Шоли! И любого вполне устроит, если уж на то пошло, - добавил он глубокомысленно. - И вот что я вам скажу, милорд: в Сити вы днем с огнем не сыщете имени более уважаемого! - Это было произнесено с угрозой и вызовом, но, к счастью для Адама, который не нашелся что ответить, мистер Шоли внезапно продолжил:
- Так вот, я из тех, кто любит чувствовать твердую почву под ногами. Вы - виконт Линтонский? Опешив, Адам ответил:
- Да, я - виконт Линтон.
- Не Линтонский? - резко переспросил мистер Шоли.
- Не Линтонский, - подтвердил Адам с восхитительной серьезностью. Знаете ли, мы, виконты, часть того, что вы могли бы назвать охвостьем пэрского сословия! Никто с титулом ниже графского не может употреблять это "ский"!
- Врт этого его светлость мне не сказал, - заметил мистер Шоли. - Но, пожалуй, это не имеет существенного значения, а вообще-то я действительно мечтал о графе. И все-таки виконт лучше, чем барон. Барон мне никак не подходит, в этом вы меня не переубедите! - Он снова испытующе посмотрел на Адама и хмыкнул:
- Ага, сейчас вы спрашиваете себя, кто я, черт возьми, такой и что мне от вас нужно, не так ли? Адам рассмеялся:
- Я действительно спрашиваю себя, что вам от меня нужно, но не кто вы такой. Вы - Друг лорда Оверсли. Не желаете ли пдисесть?
Мистер Шоли позволил отвести себя к креслу, но сказал, не сводя проницательных глаз с лица Адама:
- Он так вам и сказал, да? Я благодарен ему за это. Сам бы я не осмелился на такую дерзость, хотя не отрицаю, что мне снова и снова удается подтолкнуть его светлость на верные дела, и я всегда находил его очень любезным. Но я не прихвостень титулованной знати, болтающий о своих важных друзьях, лорде Этом и лорде Том, чем не одурачишь никого, кроме праздных зевак." Вам следует это запомнить! - добавил он, нацелив на Адама толстый палец. - Вы не увидите меня обосновавшимся в Мэйфере <Мэйфер фешенебельный район Лондона.> среди разных, вельмож, потому что я прекрасно знаю, что не добьюсь ничего, кроме как сделаю из себя посмешище. - Он освежил себя щепоткой нюхательного табаку. - У меня - лучший! - горделиво заявил он, вытирая нос платком из тончайшего батиста. - Тридцать седьмой номер от Хардма-на - с ним ничто не сравнится! - Он взглянул на Адама поблескивающими глазами. - Итак, это все, что вы обо мне знаете, не так ли? Друг милорда Оверсли! - Он поразмыслил над этим пару секунд. - А больше он ничего вам не сообщил?
- Нет, - ответил Адам, добавив с улыбкой:
- Нет необходимости сообщать что-то большее.
- Гм! Не сказал вам, какое у меня к вам дело? А я-то думал, что скажет, хотя и он говорил, что предоставит мне изложить вам все на собственный лад. Он знает толк в делах, черт меня подери! Догадался, что мне потребуется нечто большее, чем его свидетельство, прежде чем я раскошелюсь. - Он кивнул и снова бросил пронзительный взгляд на Адама. Если он рассказывал вам, кто я такой, то должен был сказать, что я очень крепко держусь в седле. Я из тех, кто любит, чтобы все было честь по чести, однако это не значит, что я не дам фору любому в торговом деле, уверяю вас! Но никто не скажет вам, что Джонатан Шоли кого-то надул. Я ни с кем не шучу шуток,.потому что это не в моей натуре, и, что, еще важнее, доброе имя стоит сотни сделок, заключенных под выпивку! У меня все делается так, что комар носа не подточит, а что касается моей деловой репутации, она хорошая, где бы ни велась торговля. Вы, наверное, захвтите узнать, как я сделал свои денежки, потому что я ведь не явился в этот мир прямо в чулках и башмаках!, Слегка опешив, Адам собирался отрицать всякое подобное желание, когда интуиция подсказала ему, что его напористый гость воспримет это как обиду. А потому постарался изобразить на лице интерес. Мистер Шоли снисходительно улыбнулся:
- Держу пари, вы поняли бы не намного больше, если, бы я и рассказал вам, милорд, и это в порядке вещей - каждый мерит все на свой аршин! Вы могли бы сказать, что я был индийским коммерсантом? А ведь с этого я начинал в торговле! Безусловно, я им являюсь, но, помимо этоге, я еще кое-кто - по сути дела, я запустил палец практически в каждый пирог, который стоил выпечки.
- Простите, - проговорил Адам, - но почему вы мне все это рассказываете?
- Наверное, потому, - сказал мистер Шоли, наблюдая за ним, - что я хотел бы запустить палец и в ваш пирог, милорд.
- Я это понял, - сказал Адам, - но, если лорд Оверсли сообщил вам, что мой пирог стоит выпечки, думаю, мне следует сказать, что он ввел вас в заблуж-.дение.
- Может быть. Но уверяю вас, милорд, кончика моего пальца в вашем пироге окажется достаточно, чтобы сберечь ваши денежки. Ну а предположим, что я запущу туда всю руку?
- Вы обнаружите, что неудачно вложили свои средства, мистер Шоли. Не знаю, что вам мог сказать лорд Оверсли, но поскольку я питаю к сделкам, сдобренным выпивкой, не больше любви, чем вы, то сразу разъясню вам, что мои дела из ряда вон плохи. Насколько я представляю, вы не вкладываете свои деньги, когда нет шанса хотя бы на хорошую отдачу. Этого я вам предложить не могу. Если, как я подозреваю, вы рассчитываете выкупить закладную...
- Я совершенно не интересуюсь закладными, - перебил его мистер Шоли. И все-таки я бы выкупил те, которые вы уже оформили, и никогда не потребовал бы с вас ни пенни, если бы мы договорились. Я также не собираюсь покупать ваше поместье. Я ищу не денег, милорд. Мне нужно кое-что другое, и можете не сомневаться: я готов выложить за это денежки, если найду подходящий товар, - что, возможно, я уже сделал. Помимо того, что его светлость говорит о вас, мне нравится ваша внешность, милорд, не в обиду вам будет сказано!
- Ни в коей мере, - ответил Адам, столь же позабавившийся, сколь и сбитый с толку. - Я вам очень признателен! И все-таки. - чего вы от меня хотите?
Мистер Шоли несколько мгновений усердно работал челюстями, словно не был уверен, как лучше продолжить. В конце концов он поскреб голову и выпалил:
- Будь я проклят, если до этого кому-нибудь приходилось тянуть меня за язык в деловых вопросах! Я прямой человек, милорд, и не умею разводить полите-сы, да и не хочу. Вообще-то лучше бы это исходило от его светлости. Однако вы задали мне вопрос в лоб, и я дам вам честный ответ: мне нужно ваше имя, милорд.