- Ничего, кроме слухов. Кажется, не вызывает сомнений, что Бонапарта нет в Париже, - это все, что я знаю.
- Если он оставил Париж, то поехал соединяться со своей армией Севера. Сейчас в любой день следует ждать новостей: не похоже на него, чтобы он попусту терял время! Ты веришь во все эти россказни о том, что он уже не пользуется влиянием? По-моему, чепуха!
- Будь я проклят, если знаю, чему надо верить! - сердился Броу. - Я в жизни не слыхивал столько болтовни - это я могу тебе сказать! Странная вещь, Адам, - ты считаешь делом решенным то, что мы снова в это ввяжемся, но есть множество людей, до сих пор утверждающих, что никакой войны не будет, - людей, которым полагается знать о происходящем больше, чем, скажем, мне.
- Это война, - с уверенностью сказал Адам. - Непременно так! Я всю неделю ожидал услышать, что мы ввязались в боевые действия на границе, Бони не станет ждать, пока его атакуют на двух фронтах! Его единственная надежда сыграть свою собственную партию - это разбить нас прежде, чем успеют подойти австрийцы и русские!
- Думаешь, ему удастся эта затея? - спросил Броу, вопросительно вскинув бровь.
- Боже правый, конечно нет!
Дамы вернулись в комнату, положив конец бурному обсуждению. О войне больше не упоминали. Она казалась далекой от Фонтли, дремавшего в последних солнечных лучах летнего вечера; но когда маленькая компания уселась за стол, война внезапно стала реальностью с прибытием в двухлошадном экипаже, нанятом в Маркет-Дипинг, одного из старших клерков мистера Шоли, доставившего письмо от своего хозяина.
Дюнстер принес его Адаму, сидевшему во главе стола. Адам, узнавший, пока брал письмо, знакомые каракули на конверте, проговорил с нотками удивления в голосе;
- Для меня?
- Да, милорд. Его, как я понимаю, привез один из клерков мистера Шоли. Молодой человек просил передать вашей светлости: это в высшей степени важно.
Адам сломал печать, расправил единственный лист и, нахмурившись, попытался его разобрать. Тревожное чувство охватило его собеседников, наблюдавших за ним. Он нахмурился еще сильнее; видно было, как сжались его губы. У Дженни упало сердце, но она спокойно спросила:
- С папой несчастье? Пожалуйста, скажите мне, милорд!
- Нет, ничего такого. - Адам взглянул на Дюнстера:
- Где молодой человек? Проводите его сюда! - Подождав, пока Дюнстер выйдет из комнаты, он добавил:
- Трудно понять, что случилось. Он считает необходимым, чтобы я немедленно поскакал в Лондон, и был настолько любезен, что дал знать в "Фентоне": я прибываю завтра вечером. - Фраза прозвучала несколько раздраженно; сознавая это, он заставил себя улыбнуться и передал письмо Дженни со словами:
- Попробуй ты в нем разобраться, любовь моя!
- Мчаться в Лондон? - воскликнула Лидия. - Но ты не можешь! Как папа Шоли мог просить тебя об этом? Он знает, что ты не можешь оставить Фонтли, потому что я говорила ему о приеме!
Но мистер Шоли не забыл о нем: в постскриптуме он просил своего зятя не волноваться, потому что тот сможет приехать обратно в Фонтли с большим запасом времени.
Дженни, прочитав письмо с большей легкостью, чем Адам, так же, как и он, была далека от понимания, зачем понадобилось вызывать его в город, но сразу увидела, что мужа это разозлило. Никогда не отличавшийся тактом мистер Шоли дал полную волю своим чувствам. Адаму надлежало приехать в город на следующий день; он должен был прибыть на почтовых; должен был остановиться в "Фентоне", где он найдет снятые для него спальню и гостиную, и находиться там, ожидая дальнейших сведений. Мистеру Шоли предстояло приехать в "фентон", чтобы сообщить ему, что он должен далее делать. Наконец, он должен был сделать все это, непременно как ему велено, а не то может пожалеть.
К тому времени, когда Дженни дочитала письмо, Дюнстер ввел в комнату остролицего молодого человека, сообщившего, что он приехал на почтовых, с указаниями от хозяина не возвращаться без его светлости. Хозяин не сказал ему, зачем его светлость нужен в Лондоне; сам он не слышал никаких новостей о войне. Было явно бесполезно расспрашивать его о чем-либо далее, так что Дженни увела его, чтобы представить миссис Дауэс, пообещав, что скоро его светлость даст ему знать о своем решении.
- Странное начало! - удивился Броу, когда Дженни вышла из комнаты. Интересно, чем тут пахнет? Сдается мне, что у старикана есть какие-то новости, и не слишком хорошие.
- Вы слышали, что сказал клерк? Если были бы какие-нибудь новости из Бельгии, он бы их знал и сообщил мне.
- Может быть, и нет. Нет никакого сомнения, что люди из Сити узнают важные новости прежде, чем весь остальной мир.
- Тогда какого дьявола он не написал мне, в чем тут дело? раздраженно спросил Адам.
- Вероятно, он не любит писать длинные письма или не хочет, чтобы в случае чего письмо перехватили...
- Адам! - взорвалась Лидия. - Если тебя не будет здесь, на моем приеме...
- Конечно же я буду здесь! Я не вижу ни малейшей причины; по которой мне следует сломя голову мчаться в город, что бы там ни услышал мистер Шоли!
Лидия посмотрела на брата с облегчением; но когда Дженни вернулась, она без обиняков сказала:
- Судя по тому, что рассказал мне этот парень, папа вне себя. Тебе все же придется ехать, Адам.
- Пусть меня повесят, если я это сделаю! Если твой отец хотел, чтобы я помчался в Лондон, ему следовало сказать мне зачем!
Она серьезно поглядела на него:
- Ну, письма ему даются нелегко. Но я знаю папу, и ты можешь не сомневаться: он никогда не послал бы за тобой вот так, не будь у него на то веской причины. Есть что-то такое, что, как он считает, тебе следует сделать или знать. Сдается мне, что это какое-то дело, связанное с бизнесом, а если так, сделайте, как он говорит вам, милорд, потому что в Сити нет головы умнее, чем его!
Адам выглядел злым и очень упрямым; но когда Броу одобрил этот совет, порекомендовав ему то же самое, он пожал плечами:
- Ну ладно!
Он проделал путешествие в своем собственном экипаже, взяв с собой Кинвера и клерка, и прибыл на Сент-Джеймс-стрит в шесть часов с небольшим. Казалось, здесь царило спокойствие, и, когда он вошел в отель, его приняли с обычной учтивостью, без каких-либо признаков волнения или тревоги. Адам, был настроен скептически, как никогда, и вошел в номер далеко не в благодушном расположении духа.
Мистер Шоли уже ждал его, в сильном нетерпении расхаживая взад-вперед по гостиной. Он выглядел необыкновенно мрачно, но когда его свирепый взгляд наткнулся на Адама, он издал могучий вздох облегчения.
- О, как я рад видеть вас, милорд! - сказал он, стискивая руку Адама. - Молодчина, молодчина! Адам слегка приподнял брови:
- Как поживаете, сэр? Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?
- Да это не важно! До утра все равно делать будет нечего. Простите, что я вытащил вас из Фонтли в такой спешке, но ничего не попишешь - дело совершенно безотлагательное!
- Я так и понял, сэр! Однако подождите минуту! Вы заказали обед?
- Нет, нет, у меня были дела поважнее, чем обед! - раздраженно ответил мистер Шоли.
- Но если до завтра нечего делать, то сегодня вечером мы наверняка можем пообедать! - сказал Адам. - Что вы закажете, сэр?
- Я не знаю, сколько я еще пробуду... А, да все, что вы хотите, милорд! Мне сгодится любое дежурное блюдо.
Адам подумал, что, если у его тестя пропал аппетит, значит, произошло нечто из ряда вон выходящее или совсем скверное. Он какое-то время смотрел на него, а потом повернулся к своему лакею:
- Будьте любезны, Кинвер, передайте, чтобы в семь подали хороший обед, а прямо сейчас - шерри! - Он улыбнулся мистеру Шоли, сказав, когда Кинвер вышел из номера:
- Я собираюсь пожурить вас, сэр, за то, что вы не заказали всего этого сами. Ну, так в чем дело? Зачем мне нужно было так безотлагательно приехать в город?
- Это плохая новость, милорд, - мрачно проговорил мистер Шоли. - Это чертовски плохая новость! Нас разбили!
Адам сдвинул брови.
- Кто это сказал? Где вы об этом узнали?