Они, смеясь, посмотрели друг на друга.
– Какая же вы счастливая! – вздохнул Кристоф. – А я вот не умею ничего не делать.
– А по-моему, прекрасно умеете.
– Учусь последние дни.
– И успешно учитесь.
После разговора с Сабиной на душе у Кристофа становилось мирно и спокойно. Ему достаточно было просто смотреть на нее. Куда-то отходили все тревоги, раздражительность, нервическая тоска, сжимавшая сердце. Когда он говорил с ней, ничто не смущало его спокойствия. И ничто не смущало его спокойствия, когда он думал о ней. Он не смел признаться в этом самому себе, но когда он сидел рядом с ней, он чувствовал, как на него нисходит чудесное оцепенение, почти дремота. И ночами теперь он спал, как никогда не спал раньше.
Возвращаясь домой с работы, Кристоф заглядывал в магазинчик. Почти всякий раз он заставал там Сабину. Они с улыбкой раскланивались. Иной раз она стояла у порога, и тогда они обменивались двумя-тремя словами, или, заметив в полуоткрытой двери квартиры дочку Сабины, Кристоф подзывал ее и совал ей в руку пакетик леденцов.
Однажды он решился войти. Предлог был готов – якобы требуются пуговицы к пиджаку. Сабина начала искать пуговицы, но ничего подходящего не обнаружилось. Все пуговицы были перемешаны, и разобраться в этой мешанине не представлялось возможным. Сабине было неприятно, что Кристоф видит весь этот беспорядок. А он шутливо и даже с любопытством нагнулся над прилавком, чтобы лучше видеть.
– Не надо, – сказала Сабина, стараясь прикрыть ящик руками. – Не глядите, здесь такой хаос!
Она продолжала поиски. Но присутствие Кристофа ее стесняло. Она вдруг рассердилась и задвинула ящик.
– Все равно ничего не найду, – заявила она. – Идите к Лиззи. Это на соседней улице. У нее, наверное, такие пуговицы есть. У нее все есть, что требуется покупателю.
Кристоф от души посмеялся над таким способом вести торговые дела.
– Вы так всякий раз и отсылаете ваших покупателей?
– Иногда, конечно, случается, – ответила она весело.
Однако ей все-таки было стыдно.
– Уж очень скучно прибирать, – продолжала она. – Я со дня на день откладываю уборку. Но завтра непременно уберу.
– Хотите, я вам помогу? – предложил Кристоф.
Сабина отказалась. Ей хотелось согласиться, но ее пугали сплетни, и она не посмела принять предложение. Да, кроме того, и унизительно было.
Они продолжали болтать.
– А пуговицы? – вдруг вспомнила Сабина. – Разве вы не пойдете к Лиззи?
– Ни за что на свете, – ответил Кристоф. – Подожду, когда вы наведете здесь порядок.
– Ох, – вздохнула Сабина, уже успевшая забыть о своем решении, – не стоит вам так долго ждать.
Этот крик души развеселил обоих.
Кристоф решительно шагнул к ящику, пренебрежительно задвинутому Сабиной.
– Позвольте, я сам поищу, можно?
Сабина бросилась к нему с явным намерением помешать.
– Нет, нет, прошу вас, не надо, я знаю: у меня таких пуговиц все равно нет.
– А я держу пари, что есть.
И Кристоф торжественно извлек из ящика требуемую пуговицу. Однако, нужно было найти еще несколько штук. Он хотел продолжать поиски, но Сабина вырвала у него из рук ящик и, уязвленная в своем самолюбии, стала сама рыться среди груды пуговиц.
Вечерело. Сабина подошла к окну. Кристоф уселся рядом с ней, девочка забралась к нему на колени. Он притворялся, что слушает ее лепет, и рассеянно отвечал на ее вопросы. На самом деле он смотрел на Сабину, и она знала, что он на нее смотрит. Она низко нагнулась над ящиком. Он видел только ее шею и часть щеки. И, глядя на нее, он вдруг заметил, что Сабина покраснела. И он тоже покраснел.
Девочка продолжала что-то лепетать. Никто ей не отвечал. Сабина не шевелилась. Кристоф не видел, что она делает; он знал, что она ничего не делает, даже не видит ящика, который держит в руках. Тишина стала гнетущей. Девочка, испуганная молчанием матери, соскользнула с колен Кристофа и спросила:
– Почему вы ничего не говорите?
Сабина резко обернулась и схватила дочку в объятия. Ящик упал на пол; девочка испустила радостный вопль и на четвереньках бросилась в погоню за пуговицами, закатившимися под стулья. Сабина снова стала у окна и прижалась лицом к стеклу. Казалось, она внимательно смотрит на что-то происходящее на улице.
– Прощайте! – смущенно сказал Кристоф.
Сабина не повернула головы и тихо произнесла:
– Прощайте!
В воскресенье после обеда дом обычно пустел. Все семейство Эйлеров – Фогелей отправлялось к вечерне. Сабина не ходила в церковь. Кристоф в шутку упрекнул ее за это, увидев как-то вечером, что она сидит в садике, хотя все колокола надрываются, призывая ее в храм божий. Сабина отвечала в том же шутливом тоне, что только к обедне ходить обязательно, а к вечерне вовсе нет; бесполезно и даже, если хотите, нескромно проявлять излишнее молитвенное рвение, и она предпочитает думать, что бог вовсе на нее не сердится, а скорее доволен ее поведением.
– Вы творите бога по своему образу и подобию, – заметил Кристоф.
– По моему образу? На его месте я бы страшно скучала, – убежденно ответила Сабина.
– Вы не особенно рьяно занимались бы людскими делами, будь вы на его месте.
– Я бы хотела только одного: чтобы он не занимался мною.
– Что ж, может, так оно было бы лучше, – заметил Кристоф.
– Замолчите! – воскликнула Сабина. – Мы просто кощунствуем.
– Какое же тут кощунство? Я только сказал, что бог похож на вас. И уверен, что такое сравнение ему бы польстило.
– Да замолчите же! – повторила Сабина не то сердито, не то смеясь. Она испугалась, что бог и в самом деле вознегодует, и поспешно переменила тему разговора.
– Кроме того, – добавила она, – в эти часы единственный раз за всю неделю можно спокойно посидеть в саду.
– Да, – согласился Кристоф. – Их нет дома.
Они переглянулись.
– Какая тишина! – добавила Сабина. – Как-то даже непривычно… Будто мы и не здесь…