Они были одни. Он извинился, что принудил ее в тот раз перейти в другое купе: он непременно ушел бы сам, если бы догадался, что мешает. Она подтвердила с насмешливой улыбкой:
- Правда, вы ужасно назойливо смотрели на меня.
- Простите. Я не мог иначе... У вас был такой страдальческий вид, сказал он.
- Ну и что же? - спросила она.
- Это получилось помимо моей воли. Да если бы вы увидели, что кто-то тонет, разве вы не протянули бы ему руку?
- Я? Даже не подумала бы, - ответила она. - Скорее помогла бы ему потонуть.
Она сказала это не то в шутку, не то с горечью, но, заметив озадаченный вид Кристофа, рассмеялась.
Подошел поезд. Только в последнем вагоне были свободные места. Она вошла первая. Кондуктор торопил их. Кристоф не хотел повторения недавней сцены и решил поискать себе другое место.
- Входите, - сказала она.
Он вошел. Она добавила:
- Сегодня мне это безразлично.
Они разговорились. Кристоф с большой горячностью пытался втолковать ей, что нельзя быть равнодушным к окружающим и что люди могут друг другу помочь хотя бы утешением...
- На меня утешения не действуют... - сказала она.
Кристоф стал возражать; тогда она добавила со своей обычной дерзкой усмешкой:
- Роль утешителя очень выигрышна.
Он понял не сразу. А когда понял, когда решил, что она подозревает его в личной заинтересованности, меж тем как ему искренне жаль ее, он с негодованием вскочил, распахнул дверцу и собрался спрыгнуть, хотя поезд уже тронулся. Ей стоило труда удержать его. Он сердито сел на место и закрыл дверцу, как раз когда поезд входил в туннель.
- Вот видите, - сказала она. - Вы могли погибнуть.
- Наплевать, - ответил он.
Кристоф больше не желал с ней разговаривать.
- Мир очень глупо устроен, - сказал он. - Люди мучают друг друга, мучаются сами, а когда хочешь помочь человеку, он тебя в чем-то подозревает. Вот гадость! Это не люди, а какие-то уроды.
Она, смеясь, пыталась его успокоить. Положила ему на руку свою затянутую в перчатку ручку и, ласково уговаривая, назвала его имя.
- Как, вы знаете меня? - удивился он.
- А кто кого не знает в Париже? Мы ведь одного поля ягоды. И напрасно я с вами так говорила. Я вижу, вы славный малый. Успокойтесь же! Дайте руку! Ну, помирились?
Они пожали друг другу руку и стали беседовать дружески.
- Я не виновата, - объяснила она. - Слишком горький у меня опыт, и теперь я не верю никому.
- Меня тоже часто обманывали, - ответил Кристоф. - А я продолжаю верить людям.
- Сразу видно, что вы родились простофилей.
Он рассмеялся.
- Правда, мне часто приходилось глотать горькие пилюли. Но это меня не тревожит. Желудок у меня здоровый. Мне случалось справляться и с более крупным зверьем - с голодом, с нуждой, а иногда и с мерзавцами, которые портили мне кровь. Все это только пошло мне на пользу.
- Вам хорошо, - сказала она, - вы - мужчина.
- А вы - женщина.
- Это не бог весть что.
- Это красота, а может быть, и сама доброта! - воскликнул он.
Она засмеялась:
- _Это_! А что с _этим_ делают люди?
- Надо защищаться.
- Тогда доброты ненадолго хватит.
- Значит, ее и было немного.
- Возможно. А главное - не к чему страдать. Все, что _слишком_, иссушает душу.
Он хотел было выразить ей сочувствие, но вспомнил, какой отпор встретили недавно его соболезнования.
- Вы опять скажете, что роль утешителя выигрышна.
- Нет, больше не скажу, - обещала она. - Я чувствую, что вы по-настоящему добрый и искренний. Спасибо. Только не говорите мне ничего. Вы не знаете... Благодарю вас.
Поезд подходил к Парижу. Они расстались, не обменявшись ни адресами, ни приглашениями.
Месяца через два она пришла к Кристофу.
- Я пришла потому, что мне необходимо поговорить с вами. После нашей встречи я изредка вспоминала вас.
Она села.
- Только на минутку. Я вас не задержку.
Он начал что-то говорить. Она его прервала:
- Погодите немножко.