— От Наполеона или толпы? Не думаю.
— Считаешь, что это сможешь сделать ты?
— Моя семья жила близ Лиона столетия. Есть немало людей, которые мне сочувствуют. Со мной все будет в порядке, дорогой, — сказала Жоржи примирительным тоном. — Я сообщу тебе о моем благополучном прибытии.
— Меня здесь не будет.
Категоричность, с которой это было произнесено, ее напугала, хотя они оба знали, что в случае начала войны Симон должен ехать. Последние остатки ее гнева испарились.
— Когда ты уезжаешь?
— Утром.
— Похоже, все начинается сначала? — Холодок пробежал по ее спине: вся ее жизнь прошла среди революций и войн.
— Это не может длиться долго. — Что он будет делать без нее?
— Ты можешь умереть, — со слезами на глазах проговорила Жоржи.
Уже в следующую секунду она оказалась в его объятиях.
— Сколько у нас времени? — шепотом спросила Жоржи.
— Мы уезжаем на рассвете.
«Вот все и кончилось», — с обреченностью подумала она.
— Спасибо тебе за счастливейшие дни всей моей жизни, — пробормотала Жоржи. Ей очень хотелось, чтобы Симон знал, как много он ей дал.
— Ты должна поехать со мной. Я найду способ все устроить. Мы поженимся в Брюсселе. — Симон хотел бы, чтобы они поженились прямо сейчас, но это было невозможно, поскольку делегация уже занималась сборами.
Жоржи с тоской во взоре посмотрела на Симона.
— Я должна прежде съездить в Лион.
— Я не могу переубедить тебя?
— Прошу, не надо, Симон. Я столько выстрадала ради этой земли.
— Правительство уже готовится бежать из Парижа, Франция в состоянии хаоса, а ты все-таки хочешь ехать?
— Я должна.
Воцарилось напряженное молчание.
— Давай заключим сделку, — предложил Симон.
«Все, что угодно, — хотелось сказать ей, — лишь бы я смогла удержать тебя». Однако она понимала ограниченность их возможностей.
— Слушаю тебя, — тихо сказала Жоржи.
— Обещай взять с собой охрану. Я найду достаточное количество французских солдат, чтобы защитить твое имущество. Но как только ты удостоверишься, что твои имения в безопасности, ты должна приехать ко мне в Брюссель.
Это не было ни приказом, ни требованием. А главная радость заключалась в том, что она сможет увидеть его снова.
— Ты сделаешь это?
Она кивнула.
Симон улыбнулся впервые с того момента, как увидел на подъездной дорожке ее карету.
— Дай мне один час, чтобы собрать для тебя охрану. Я поговорю с Талейраном. А после этого у нас будет целый вечер.
Он не сказал, что это их последняя ночь, однако они оба это понимали.
— Позволь мне пойти с тобой. — Ей не хотелось ни на минуту с ним расставаться.
— Будь вежлива с Талейраном, — призвал он.
— Ты должен встретиться с ним? Он страшно беспринципен.
— Он знает, как все нужно делать.
— Дипломатия — искусство возможного, — пробормотала Жоржи с легкой гримасой.
— И еще искусство того, как представить quid pro quo[1]. Он хочет встретиться со мной, чтобы обговорить, как ему сохранить должность министра.
Талейран являл собой воплощенную любезность. Умный, с изысканными светскими манерами, поклонник красивых женщин, он рассыпался в любезностях перед Жоржи. Он незамедлительно гарантировал ей людей для охраны. И пока Симон обсуждал с французским министром вопрос о характере вооруженных сил в Бельгии, Эмилия пригласила Жоржи в гостиную на чашку чая.
— Глупо, что ты едешь во Францию, — без обиняков заявила она.
— Я буду под защитой и не задержусь там надолго, — сказала Жоржи. — А ты тоже едешь с Талейраном в Брюссель?
— Не сразу. Конгресс продлится еще две недели. Будь осторожна Жоржи. За роялистами сейчас развернулась настоящая охота во Франции.
— Я придерживаюсь нейтральных взглядов.
— Ты храбрее меня, дорогая.
— Ты не потеряла столько, сколько потеряла я во время революции. Вероятно, поэтому мне не столь безразлично, с чем я останусь в будущем. А Симон отправляется на войну, — негромко добавила она. — И. меня это пугает гораздо больше.
— Но затем ты последуешь за ним в Брюссель.
Жоржи кивнула:
— Надеюсь, что скоро.