- Алекс. Мне нравится.
- Так как же?
- Что именно? Нравится ли ваше имя?
- Нет. Часто ли вы приносите сюда цветы?
- Ах, вот вы о чем. Только по праздникам. Мы с отцом обычно приносим цветы на ее день рождения, на Рождество, на Пасху. Рид тоже носит. А уход за могилой мы оплачиваем вместе.
- И на то есть причина?
Он как-то странно взглянул на нее и ответил просто:
- Мы все любили Седину.
- Полагаю, кто-то из вас и убил ее, - тихо сказала она.
- Вы ошибаетесь, Алекс. Я ее не убивал.
- А ваш отец? Мог он ее убить, как вы думаете? Он отрицательно покачал головой.
- Он относился к Седине как к дочери. И считал ее дочерью.
- А Рид Ламберт?
Он лишь пожал плечами, словно тут и объяснений не требовалось.
- Рид? Ну, знаете...
- Что?
- Рид никогда не смог бы ее убить.
Алекс плотнее запахнула жакет. Солнце село, холодало с каждой минутой. Когда она заговорила, возле ее губ повисло облачко пара.
- Сегодня я весь день просидела в библиотеке, читала подшивки местной газеты.
- И что-нибудь вычитали обо мне?
- О да, все о том, как вы играли в футбольной команде "Пантеры Пурселла".
Он засмеялся; ветер трепал его светлые волосы, гораздо светлее, чем у Рида, и более ухоженные.
- Увлекательное, наверно, чтение.
- Да уж. Вы с Ридом были капитанами команды.
- Черт, правда. - Он согнул руку, будто хвастаясь крепкими бицепсами. - Мы считали себя непобедимыми - этакие крутые ребята.
- В предпоследнем классе мать стала королевой бала на вечере встречи выпускников. Я видела фотографию, где Рид целует ее во время перерыва между таймами.
Алекс испытала странное чувство, когда разглядывала этот снимок. Раньше она его никогда не видела. Бабушка почему-то не держала его среди других фотографий; возможно, потому, что Рид целовал Седину дерзко, по-настоящему, так, словно имел на нее права.
Ничуть не смущаясь ликующей толпы на стадионе, он властно обвил руками талию Седины. Голова ее под поцелуем откинулась назад. А он выглядел победителем в своей забрызганной грязью футбольной форме, с видавшим виды шлемом в руке.
Посмотрев на фотографию несколько минут, Алекс почувствовала этот поцелуй на собственных губах.
Вернувшись к действительности, она сказала:
- Вы ведь познакомились с моей матерью и Ридом гораздо позже, не правда ли?
Вытянув из земли травинку, Джуниор стал крошить ее пальцами.
- В девятом классе. До тех пор я учился в Далласе в интернате.
- Сами так решили?
- Мать решила. Она не желала, чтобы я набрался неподходящих, с ее точки зрения, манер у детей нефтяников и ковбоев, поэтому каждую осень меня отправляли в Даллас. Долгие годы мое воспитание было яблоком раздора между матерью и отцом. Он наконец настоял на своем, заявив, что надо же мне когда-нибудь узнать, что на свете существуют и другие люди, не одни только "бледные маленькие ублюдки" - это я его цитирую - из частных школ. И в ту же осень записал меня в пурселлскую среднюю школу.
- Как перенесла это ваша мать?
- Не слишком хорошо. Она была решительно против, но поделать ничего не могла. Там, откуда она родом...
- Откуда же?
- Из Кентукки. В свое время ее отец был одним из лучших коневодов в стране. Это он вывел победителя знаменитых скачек "Тройная корона".
- А как она познакомилась с вашим отцом?
- Ангус поехал в Кентукки покупать кобылу. А вернулся с кобылой и с моей матерью. Прожив здесь более сорока лет, она до сих пор придерживается традиций семейства Пресли, в том числе - отправлять всех отпрысков в частную школу. А папа не только записал меня в рядовую пурселлскую школу, но еще и настоял, чтобы я играл в футбольной команде. Тренеру эта мысль пришлась не очень-то по душе, но отец купил его, пообещав обеспечить формой всю команду, если он меня возьмет, ну и...
- Ангус Минтон слов на ветер не бросает.
- Уж будьте покойны, - засмеялся Джуниор. - Говорить ему "нет" без толку, он его не слышит; так я стал играть в американский футбол. Если бы не отец, я бы и близко к полю не подошел и в первую же тренировку меня изметелили бы до полусмерти. Ребята меня, ясное дело, невзлюбили.
- За то, что вы самый богатый мальчик в городе?
- Да, работенка эта нелегкая, но кому-то же ее надо делать, - обаятельно улыбаясь, ответил он. - Во всяком случае, когда я в тот вечер пришел домой, то заявил отцу, что с одинаковой силой ненавижу и пурселлскую среднюю школу, и футбол. Сказал, что мне намного больше нравятся бледные маленькие ублюдки, чем такие громилы, как Рид Ламберт.
- И что было потом?
- Мама рыдала до истерики. Отец ругался и неистовствовал. Потом вывел меня во двор и бросал мне мяч до тех пор, пока я, ловя его, не разодрал себе в кровь все руки.
- Какой ужас!
- Да нет, что вы. Он же это делал ради меня. Он знал то, чего я знать не мог: здесь вся жизнь - игра; еда, выпивка, сон - все вертится вокруг футбола. Слушайте! - воскликнул он. - Я тут разболтался о пустяках, а вы небось замерзли.