Он с недвусмысленным намеком оглядел ее и, растягивая слова, произнес:
- В обмен на что?
- О, вот это замечательно. И куда как профессионально, шериф. Когда запас корректных аргументов у вас истощается, вы принимаетесь обстреливать мою репутацию булыжниками чисто мужских оскорблений.
Трясущимися от злости руками она сунула письмо обратно в конверт, положила его в сумочку и решительно защелкнула замок.
- Я не обязана объяснять вам свои резоны, - сказала она. - Поймите только, я дела не брошу, пока не приду к каким-то удовлетворительным выводам относительно убийства матери.
- Ну, а я на вашем месте не стал бы опасаться нападения на свою особу, со скучающим видом заметил Рид. - Как я уже объяснял, убийство Клейстера не имеет к вам ни малейшего отношения. Письмо подписали столпы местного общества - банкиры, бизнесмены, преподаватели и врачи. Вряд ли они вздумают навалиться на вас в темном переулке. Впрочем, - продолжал он, - я бы не советовал вам мотаться по злачным местам, как вы делали последние два вечера. Если вам так уж приспичило, могу порекомендовать пару неплохих парней.
Она презрительно посмотрела на него и вздохнула.
- Вы всех деловых женщин не любите или мой случай особенный?
- Ваш случай особенный.
Его грубость была вызывающе оскорбительна. Ее подмывало напомнить ему, что вчерашний поцелуй едва ли свидетельствовал о неприязни, но она удержалась. Решила не напоминать. Она и сама надеялась забыть о нем, притвориться, что его не было вовсе, но не могла. Ей стало казаться, что после него в ней самой что-то решительно и бесповоротно переменилось.
Нет, забыть его она не могла, но надеялась научиться справляться с воспоминаниями о нем и с навязчивым желанием, которое он разжег.
Его слова глубоко ранили ее. Она услышала собственный голос:
- Почему вы меня так не любите?
- Потому что вы лезете не в свое дело. Не люблю людей, которые суются не в свое дело.
- Но это мое дело.
- Каким же это образом? Вы еще в пеленки писали, когда убили Седину! крикнул он.
- Я рада, что вы об этом заговорили. Мне, значит, было всего два месяца от роду. Что же она в таком случае делала ночью на ранчо?
Вопрос его ошеломил, но он быстро оправился.
- Забыл совсем. Слушайте, я же должен...
- Сомневаюсь, что вы когда-нибудь что-нибудь забываете, Рид Ламберт, хотя и притворяетесь очень старательно. Что она там делала? Пожалуйста, ответьте.
Он встал. Алекс тоже встала.
- Джуниор пригласил ее на ужин, вот и все.
- По какому-то особому случаю?
- Спросите у него.
- Я спрашиваю вас. По какому случаю? И не говорите, что не помните.
- Может, он ее пожалел.
- Пожалел? Почему?
- Потому что сидела в четырех стенах с ребенком и никуда не выходила. От ее светской жизни остался один пшик. Господи помилуй, ведь ей было всего-то восемнадцать.
Он обогнул Алекс и направился к двери.
Но Алекс ставить на этом точку не собиралась. Он хотел отделаться банальным объяснением. Не выйдет. Она ухватила его за руку и заставила повернуться к ней.
- А вы в тот вечер тоже у них ужинали?
- Да. - Он резко выдернул руку.
- И пробыли там весь вечер?
- Ушел перед десертом.
- Почему?
- Не люблю вишневый пирог.
Она застонала с досады.
- Ответьте, Рид. Почему вы ушли?
- У меня было свидание.
- С кем? Она по-прежнему живет в этом городе?
- Какая, черт возьми, разница?
- Она - это ваше алиби. Я хотела бы с ней поговорить.
- Забудьте. Я ее в это дело втягивать не стану ни За что.
- Возможно, все-таки придется; или же вы откажетесь от дачи показаний, сославшись на Пятую поправку, и тогда станет ясно, что вы что-то скрываете.
- Вы что, не отступаете никогда? - оскалившись, спросил он.
- Никогда. В ту ночь вы вернулись на ранчо?
- Нет.
- Совсем не вернулись?
- Совсем.