- Я сколько раз видел, как она стояла на своем, не уступая этим двум оглоедам - Риду и Джуниору.
С улыбкой глядя вдаль, он предался приятным воспоминаниям.
- Останься она жива - вот была бы женщина! - Он снова взглянул на Алекс. Вроде вас, наверное. Если б у меня была дочь, я бы хотел, чтобы она походила на вас.
Смущенная таким неожиданным заявлением, она сказала:
- Прощу прощения, Ангус, что каким-то, пусть самым отдаленным образом, я причастив к этому. - Она обвела рукой кучи стекла и мусора и прочие следы разбоя. - Надеюсь, Рид выяснит, кто все это сотворил. Надеюсь, им предъявят иск, и они получат по заслугам.
- Да уж, я тоже очень надеюсь. Я бы многое мог простить. - Он поглядел на битое стекло, усыпавшее крыльцо. - Но потерять ни за понюшку табаку прекрасного конягу - вот что жутко обидно. Чертовски жаль, что Рид его лишился. Он ведь долго откладывал деньги и был страшно горд, что купил его на свои кровные.
- Он крайне расстроился, - сказала Алекс, глядя, как Рид подходит к своему джипу и что-то говорит в передатчик.
- Скорее, разъярился. Когда речь заходит о чем-то принадлежащем ему, он становится ревнив, как медведица. Ничего удивительного, если вспомнить, как он рос. Да у него горшка своего не было, чтобы пописать, что уж о пригляде говорить. Жил одними обносками и подачками. А если человеку пришлось подбирать на помойке крохи, чтобы не помереть с голоду, то потом от такой привычки тяжело отделаться. А если он вредничает или злобствует, так это оттого, что от этих крох нередко зависела его жизнь.
Тут в дверь влетел, сияя своей знаменитой улыбкой, Джуниор. Вопреки обстоятельствам, настроен он был очень весело. В отличие от замызганных Рида и Ангуса на нем не было ни пятнышка. Если он даже разок и вспотел, заподозрить это, глядя на него, было невозможно.
Тепло поздоровавшись с Алекс, он сказал:
- Вы не поверите, какой у меня только что был телефонный разговор. Позвонила одна дама, у нас ее жеребая кобыла; хотела узнать, как поживает ее лошадка. Среди любителей скаковых лошадей дурные вести не лежат на месте, сообщил он Алекс. - Словом, звонит она и этаким писклявым голоском говорит: "Малышка моя, наверно, перепугалась до потери, сознания". Я ее заверил, что кобыла совсем в другой конюшне, но она продержала меня на телефоне полчаса, заставив поклясться, что ее малышка и малышкин малыш в полном порядке.
Он изобразил высокий щебечущий голос хозяйки кобылы. Ангус и Алекс расхохотались. Уголком глаза Алекс вдруг заметала, что Рид наблюдает за ними. Он стоял совершенно неподвижно; хотя на таком расстоянии трудно было сказать наверняка, она не сомневалась, что ему эта сцена не по душе. Казалось, его неприязнь, передаваясь по воздуху, волнами бьет в нее с почти ощутимой силой.
- Мне, пожалуй, пора, а то я опоздаю к чаю, - сказала она.
Джуниор положил ей на плечо руку.
- Мама хочет загладить свою вчерашнюю вспышку. Она несказанно рада, что вы приняли ее приглашение. Она вас очень ждет.
Глава 25
Лупе взяла у нее жакет и повела наверх. У двери она помедлила, затем тихонько постучала.
- Войдите.
Лупе распахнула дверь, но не вошла. Поняв это как приглашение, Алекс переступила порог и очутилась в комнате, похожей на кинодекорацию.
- Как красиво! - искренне вырвалось у нее.
- Спасибо, мне тоже нравится. - Сара-Джо взглянула на стоявшую позади служанку. - Лупе, закройте, пожалуйста, дверь. Вы же знаете, я не выношу сквозняков, к тому же рабочие подняли невообразимый шум. И принесите нам сразу чай.
- Слушаюсь, мадам. - Экономка ушла, оставив их наедине. Стоя у двери, Алекс вдруг почувствовала себя неловко в своей длинной шерстяной юбке и замшевых сапогах на низком каблуке. Нет, ее черный костюм был неплох, но выглядел вызывающе современно и абсолютно неуместно среди изысканно-женственного убранства этой обставленной в викторианском стиле комнаты, где пахло, как в дорогом парфюмерном магазине.
В отличие от Алекс, хозяйка вписывалась в эту обстановку так же естественно, как кружащаяся фигурка балерины в музыкальную шкатулку. Ворот ее белой блузки был отделан рюшами, такие же рюши охватывали ее тонкие запястья. Сара-Джо сидела у окна на диване, обтянутом нежно-голубым дамастом, мягкая бежевая юбка веером раскинулась вокруг нее. В лучах послеполуденного солнца ее волосы сверкали, как нимб.
- Входите и садитесь, - Сара-Джо указала на изящный стул подле себя.
Обычно не терявшая самообладания, Алекс, ступая по устланному ковром полу, чувствовала себя смущенно.
- Спасибо за приглашение. Как замечательно, что вы надумали меня позвать.
- Мне необходимо было как можно скорее извиниться перед вами за то, что я наговорила вчера.
- Пустяки. Я уже все забыла.
Джуниор и Ангус вроде бы простили ее за то, что она нечаянно спровоцировала разгром на ранчо. Теперь ее очередь проявить великодушие по отношению к Саре-Джо.
Алекс с любопытством огляделась.
- И в самом деле, прелестная комната. Вы ее сами обставляли?
Смех Сары-Джо был таким же хрупким, как и рука, теребившая рюши на вороте блузки.
- Разумеется. Я бы и на порог не пустила этих ужасных декораторов. Собственно, я просто скопировала свою комнату в родительском доме, всю, до мельчайших деталей. Ангус находит ее слишком вычурной.
Исподволь Алекс старалась найти в комнате хоть какие-то признаки мужского присутствия, какую-нибудь мелочь, свидетельствующую, что мужчина здесь все-таки появляется. Но не находила никаких следов. Как бы прочитав ее мысли, Сара-Джо сказала:
- Его вещи в другой комнате, вон там.
Проследив за ее взглядом, Алекс увидела закрытую дверь.
- Входи, Лупе, - отозвалась Сара-Джо на негромкий стук в дверь. - Вот и наш чай.
Пока Лупе расставляла серебряный сервиз на чайном столике, Алекс начала светскую беседу.
- Вы упомянули родительский дом, миссис Минтон. Это в Кентукки?
- Да, в краю табунов. В краю охотников. Я его обожала. Ее задумчивый взгляд, скользнув по комнате, остановился на окне. Открывавшийся вид не очень-то радовал глаз: нескончаемо тянущаяся на много миль до самого горизонта серовато-коричневая степь. Они наблюдали, как подгоняемый ветром шарик перекати-поля пересек мощенный камнем внутренний дворик и упал в плавательный бассейн. Пейзаж вокруг бассейна был унылым и безжизненным, как хлопковое поле после уборки.
- Земля здесь такая голая. Я скучаю по зелени. Конечно, у нас есть орошаемые пастбища для лошадей, но все это не то. - Она медленно повернула от окна голову и кивком поблагодарила служанку. Лупе удалилась. - Что вам положить в чай?
- Кусочек лимона и сахар, пожалуйста. Одну ложечку. Сара-Джо все делала согласно ритуалу, который, как считала Алекс, зачах еще два поколения назад. И выполняла его тщательно и неспешно. Ее бледные, прозрачные руки плавно двигались. Теперь Алекс понимала, почему этот обычай угас в современной Америке. Просто ни у кого нет времени.
- Бутерброды, пожалуйста. Они с огурцом и сливочным сыром.
- В таком случае, непременно, - улыбнулась Алекс. Положив на маленькую тарелочку бутерброд и два пирожных, Сара-Джо передала ее Алекс, которая уже расстелила на коленях кружевную салфетку.
- Спасибо.
Алекс отпила чаю и объявила, что он выше всяких похвал. Бутерброд представлял собой тонюсенький ломтик хлеба без корки, на которой было намазано что-то прохладное и маслянистое. Она боялась, что желудок ее грубо заурчит, жадно поглощая крохотную порцию. Ведь завтрак она проспала, а обедать перед тем, как идти в гости, ей показалось излишним.
Попробовав пирожного, она спросила:
- Вы часто навещаете родных в Кентукки? Хозяйка налила себе чаю по собственному вкусу и медленно помешивала его.
- Я была там только дважды - на похоронах родителей.