– Теперь от тебя требуется, чтобы ты дала клятву, что будешь говорить правду и только правду, чистосердечно отвечая на все задаваемые тебе вопросы.
Жанна спокойно возразила:
– Я поклялась в этом вчера, ваше преосвященство, и этого вполне достаточно.
Но епископ не отступал и настаивал все с большим упорством; Жанна сидела молча и лишь изредка отрицательно качала головой. Наконец, она не выдержала:
– Я приняла присягу вчера, с меня хватит. – Потом, вздохнув, добавила:
– Если говорить правду, вы чересчур притесняете меня.
Епископ настаивал, требовал, приказывал, выходил из себя, но был не в силах заставить ее вторично принять присягу. Наконец, он сдался и передал допрос своему помощнику – опытнейшему мастеру в делах сутяжничества, крючкотворства, ловушек и придирок – некоему Боперу, доктору богословия. Теперь обратите внимание на форму, в какую этот хитрый ловец душ облек свой первый вопрос, брошенный небрежным тоном, способным усыпить бдительность всякого неосторожного человека:
– Так вот, Жанна, дело весьма простое: говори громко, внятно и отвечай правдиво на все вопросы, какие я стану тебе задавать, как ты и поклялась.
Но его постигла неудача. Жанна не зевала. Она сразу же подметила каверзу и сказала:
– Нет. Есть такие допросы, на которые я не могу и не должна отвечать.
Затем, поразмыслив над тем, как глупо и нагло, позоря свой священный сан эти служители бога стараются проникнуть в дела, совершенные по его велению и под печатью его великой тайны, она добавила предостерегающе:
– Если вы все обо мне знаете, вам бы лучше поскорее сбыть меня с рук. Все мои поступки определялись небесным откровением.
Бопер отказался от лобового удара и начал действовать в обход. Он хотел поймать ее из засады, прикрывшись невинными и ничего не значащими вопросами.
– Обучалась ли ты дома какому-нибудь ремеслу?
– Да, шить и прясть, – при этом непобедимый воин, победительница при Патэ, укротительница льва-Тальбота, освободительница Орлеана, национальный герой, вернувший корону королю, главнокомандующий французскими войсками гордо выпрямилась, слегка тряхнула головой и с наивным самодовольством добавила: – О, в этом занятии я могу соревноваться с любой женщиной Руана!
Толпа зрителей дружно зааплодировала, и это было приятно Жанне; кое-кто улыбался ей с явным сочувствием. Но Кошон гневно прикрикнул на народ, требуя соблюдения тишины и приличий.
Бопер задал еще несколько вопросов, а потом:
– А еще у тебя дома было какое-нибудь занятие?
– Да. Я помогала матери по хозяйству и гоняла на пастбище овец и коров.
Голос ее немного дрожал, но это не каждому было заметно. И мне припомнились прежние счастливые дни; образы прошлого нахлынули на меня, и некоторое время я не различал того, о чем писал.
Бопер прощупывал возможности приблизиться к запретной зоне при помощи разных вопросов и в конце концов повторил тот же вопрос, на который она отказалась отвечать незадолго до этого, а именно – принимала ли она святое причастие в другие праздники, кроме пасхи.
Жанна ответила просто: – Переходите к следующему, – иными словами: оставайтесь в границах своей компетенции.
Я услышал, как один из членов суда сказал своему соседу:
– Обыкновенно подсудимые и свидетели – это мелкая глупая рыбешка, раз-два – и они трепыхаются в руках опытного судья. Их нетрудно запутать и запугать, но эту девчонку, право, ничем не возьмешь.
Но вот все насторожились и стали внимательно прислушиваться, ибо Бопер перешел к так называемым «голосам» Жанны, – вопросу весьма интересному и вызывавшему всеобщее любопытство. Бопер стремился совратить ее на легкомысленные признания, которые могли бы указать, что эти «голоса» давали ей иногда дурные советы, а следовательно, они исходили от дьявола, – вот куда он метил!.. Признание, что она имела связь с дьяволом, быстро привело бы ее на костер, а это и нужно было суду.
– Когда ты впервые услышала эти «голоса»?
– Мне было тринадцать лет, когда я впервые услыхала глас божий, указавший мне путь к праведной жизни. Я испугалась. Он послышался мне в полдень, в саду моего отца, летом.
– Постилась ли ты в тот день?
– Да.
– А накануне?
– Нет.
– С какой стороны он послышался?
– Справа, со стороны церкви.
– Сопровождался ли он сиянием?
– О да! Он был озарен сиянием. Когда я позже прибыла во Францию {44}, я часто слышала голоса очень ясно.
– Как звучал этот «голос»?
– Это был величавый голос, и мне казалось, что он исходил от бога. В третий раз, когда я услышала его, я признала в нем голос ангела.
– И ты могла понять его?
– Весьма легко. Он всегда был чист и ясен.
– Какие сонеты он давал тебе для спасения души?
– Он говорил мне, что я должна жить праведно и аккуратно посещать церковь. И еще он сказал мне, что я должна отправиться во Францию.
– В какую форму облекался «голос», когда он являлся перед тобой?
Жанна подозрительно взглянула на священника, а потом спокойно ответила:
– Вот этого я вам и не скажу.
– Часто говорил с тобой «голос»?
– Да. Два или три раза в неделю, и неизменно твердил: «Оставь свое селение и иди во Францию».
– Знал ли отец о твоем намерении?
– Нет. Голос говорил: «Иди во Францию», и я не могла больше оставаться дома.
– Что еще он говорил?