– Это рак груди… Я не собиралась никому ничего говорить, – призналась Лилиан Кольбер.
– Мама… – попытался что-то заявить самым строгим и требовательным тоном Маркус Хадсон.
– Помолчи! – слабым голосом осадила его мать, и этого было вполне достаточно, чтобы кто угодно стал бессловесным. – Мне осталось менее года. Любое радикальное лечение убило бы меня еще раньше. Поэтому мы с доктором решили на данной стадии ничего не предпринимать. На этом будем считать вопрос исчерпанным. И если какая-то светлая голова из здесь присутствующих пожелает высказать гениальную идею, которую ни я, ни все врачи этой клиники не обдумали заранее, пусть поставит эту самую голову на кон. А просто выслушивать ваше нытье и квохтанье я не собираюсь.
После этой прелюдии все бы так и молчали, потупившись, если бы Лилиан не включила огромный телевизор, висевший на стене напротив ее кровати.
Она вела себя невозмутимо, собственно, как и всегда. Выглядела хоть и усталой, но даже больничная обстановка не нарушала ее всегдашней элегантности.
После недолгого общения Хадсоны и сочувствующие покинули ее палату. Тема рака была под запретом, а ни о чем другом говорить желания не было.
Джек повез Сэс в особняк Хадсонов.
Тео смотрел ночную сказку по телевизору, как он обычно делал это дома в Санта-Барбаре. Ханна дожидалась их с влажными глазами. Судя по тому, что вопросов она почти не задавала, Сэс поняла: преданная экономка догадывалась или даже знала наверняка о болезни хозяйки дома.
– Удивительная женщина! – восхищенно проговорила она.
– Маркус решил остаться в госпитале. Сабрина сказала, что сменит его утром, – сообщила Шерил.
– Мадам Кольбер согласилась? – удивилась Ханна.
– Нет, конечно. Она же гордая. Лилиан даже не знает. Они договорились с ее лечащим врачом… Ни у кого в голове не укладывается. А она такая спокойная! Поразительное самообладание!
– Вот именно, что гордая! Нашли, чем восхищаться! – негодующе бросил Джек. – Похоже, ей совершенно безразлично, как мы себя ощущаем в сложившейся ситуации!
– Неправда! – тотчас возразила ему Сэс. – Просто Лилиан всегда была противником бессмысленных и чисто символических жестов. Она же четко объяснила, что любое агрессивное врачебное вмешательство убьет ее. Так чего теперь пенять? Надо сделать все так, как она хочет, а не навязывать старой больной женщине свои представления о последних днях и о том, как ей следует их прожить.
– Тем более такой женщине, как Лилиан Кольбер! – со значением добавила Ханна.
– Так мы и чувств выразить не можем?! – возмущенно воскликнул внук.
– Вопрос: как и для чего? Если ее это ранит, то нет. Если это больше нужно тебе, а не ей, то тоже нет. Да и какие чувства ты собираешься выражать? Любовь доказывают пониманием, снисхождением, терпением. И без условий и оговорок. Иных способов просто нет! – проникновенно проговорила Шерил.
Ханна тяжело вздохнула и выключила телевизор, поскольку вечерняя сказка окончилась и Тео начал прислушиваться к разговору взрослых.
Сэс молча взяла сына на руки, чтобы отнести в гостевое крыло. Мальчик утомился за день в чужом доме и не возражал, положив головку на материнское плечо.
– Ханна, спасибо за все. Вы так помогли мне сегодня с Тео.
– Не стоит благодарить, дорогая. Мне было только приятно и совершенно не хлопотно… И я рада, что ты снова с нами в такой момент. Для Лилиан это важно.
– Да, наверное, это правильно, что я здесь именно сейчас, – согласилась Сэс.
– Если хочешь, я уложу Тео, – предложила Ханна.
– Обычно я ему читаю перед сном, – проговорила молодая мать.
– О чем ты говоришь? Посмотри, он уже почти спит. Дай, я отнесу его на постель, – и экономка взяла из ее рук вялого и безропотного Тео.
– Прости, Джек, – тихо произнесла Шерил, когда Ханна деликатно оставила их наедине. – В этой ситуации я склонна соглашаться с Лилиан, а не с тобой. Она всегда была хозяйкой своей судьбы. И никто не вправе лишать ее этой вполне заслуженной привилегии в самый, может быть, ключевой момент ее жизни. Ты сам говорил, что легенды не стареют и не болеют. Если убрать сарказм, то это не так уж и плохо… Не знаю, какими словами разрешить твое смятение. Ты меня знаешь. Я притворяться не умею.
– Да, это так. Я действительно знаю тебя. Достижение уже то, что ты это признала, – грустно улыбнулся Джек. – И поскольку ты так кичишься своей откровенностью, давай проясним еще кое-что… – начал он. – Лилиан умирает. Это уже любому ясно. На что ты рассчитываешь?
– В каком смысле? – насторожилась Сэс.
– Ты, ее крестница, пропадала три года. Не давала любимой крестной о себе знать. И – о чудо! В ключевой, как ты говоришь, момент для Лилиан появляется сценарий о самом ярком периоде ее жизни, появляется эта безумная идея экранизировать его, появляешься ты, наконец… Вне всяких сомнений, на ее состояние не могла не подействовать эта работа над сценарием…
– То есть ты меня хочешь обвинить в том, что Лилиан сейчас в больнице? – спросила его Шерил. – Это бред, и ты сам об этом знаешь, Джек.
– Я уже ничего не знаю, – обреченно проговорил он и прикрыл глаза.
– Просто ты расстроен. И это понятно, – сказала она и, вновь подчиняясь импульсу, приблизилась к Джеку и ободряюще положила руку на его предплечье.
– Планируешь соблазнить меня? – ухмыльнулся Джек, но наткнулся на неодобрительный взгляд девушки.
– К твоему сведению, я зашла тогда к Лилиан, потому что собиралась уведомить ее о своем возвращении в Санта-Барбару, после нашего разговора у бассейна, – объявила ему Сэс.
– Из опасения, что потеряешь выдержку от очередной встречи с таким полуобнаженным красавцем? – поинтересовался Джек.
– И это говорит человек, который пару минут назад сокрушался из-за судьбы смертельно больной бабушки, – покачала она головой.
– Ничто человеческое мне не чуждо, дорогая, – прошептал он и склонился к ней для поцелуя.
– Джек, – попыталась остановить его подчеркнуто строгим голосом Сэс.
– Я не Тео, – рассмеялся он. – Со мной таким тоном не нужно. И не останавливай меня. Все равно не послушаюсь.
– Если бы я только могла предположить, что это станет таким искушением, мчалась бы от тебя как от чумы, Хадсон.
– И тем не менее ты здесь, всего в паре шагов от моей спальни. Так давай сделаем эту пару шагов, – предложил он.
Ее ноги сами скользили по гладким плитам коридора, по устланному коврами полу его комнаты, скользили, уступая ее желанию, подогреваемому поцелуями.
И вот уже Шерил обняла Джека за обнаженные плечи, а мгновением позже обхватила ногами его бедра. Она не рассуждала. Она всегда любила только этого мужчину, несмотря ни на что.
Джек собирался оставить Сэс спящей. Он еще не был готов к тому, чтобы пробуждаться с ней рядом. Все произошедшее даже ему казалось сумбурным сном.
Он ждал до рассвета, чтобы ускользнуть, и, вместо того, чтобы спать, сочинял для себя удобный предлог, хотя никогда жаворонком не был, да и Сэс, насколько он знал, тоже предпочитала спать допоздна.
Поэтому Джек решил понежиться еще немного.
Он не учел одного. Став матерью, Сэс стала другим человеком, в том числе и в части распорядка дня. Она открыла глаза, чуть только забрезжил рассвет, и, улыбнувшись Джеку, прошептала сипловатым со сна голосом:
– Привет…
– Спи, – ответил ей Джек.
– Нет, – покачала она головой. – Я должна вернуться к себе до того, как встанет Тео. Он может испугаться, если не застанет меня, проснувшись. Он у меня ранняя пташка.
Сэс поднялась с постели и стала застенчиво одеваться, смущаясь пристального взгляда Джека.
– Ты рассчитывала улизнуть прежде, чем я проснусь, ведь так? – спросил он ее.
– Я бы осторожно поцеловала тебя спящего, милый, – игриво отозвалась она, но строго прибавила: – Не думаю, что было бы правильным начинать день с выяснения отношений, Джек.
– В каком это смысле?
– То, что произошло, это, скорее, следствие старых привычек, а отнюдь не здравый поступок взрослых разумных людей, – осторожно попыталась разъяснить свою точку зрения Сэс.
– И, насколько я понимаю, это был утешительный секс?
– Утешительный? – в недоумении переспросила его она.
– А чем же еще ты оправдываешь этот секс?
– К сожалению, я не знаю для него никаких оправданий, кроме старой доброй распущенности, – попыталась свести на шутку Сэс, присев на край постели возле Джека. – Ну, не устояла, сам знаешь, почему.
– Нет, не знаю! – упрямо проговорил он.
– Каких еще слов ты от меня добиваешься, Хадсон? – произнесла Шерил. – Все было чудесно, но незачем это повторять. Ты сам не хуже меня знаешь, что будущего у этих отношений нет. Ты не изменился ни на йоту. Тогда как я давно уже живу совершенно другой жизнью, и заботы у меня иные, чем три года назад.
– А сама-то ты насколько изменилась, учитывая, что вновь оказалась в моей постели? – напряженно спросил ее Джек.
– Возможно, не так существенно, как хотела бы. Но обстоятельства моей нынешней жизни заставляют меня иначе смотреть на этот опрометчивый поступок, нежели чем это было в наш первый раз, когда я имела глупость питать надежды, – терпеливо рассудила Сэс и попыталась встать, но Джек удержал ее за запястье. – Ну что еще? – утомленно вздохнула она.
– Ты и прежде очень гордилась своей честностью и откровенностью, но раньше так старательно не виляла. Что тебе мешает признать всю правду? – сурово потребовал он.
– Я готова признать, что самым значимым для меня является мой сын. Все прочее играет второстепенную или же совсем незначительную роль. Поверь, моя жизнь и без того достаточно сложна, чтобы я стала усугублять это положение заведомо бесперспективными отношениями с тобой или с кем бы то ни было другим.
– То есть, как принято говорить: ничего личного, – едко произнес Джек.
– Вот именно, – с улыбкой подтвердила Шерил.
– Сэс, если ты думаешь, будто отношения невозможно сочетать с материнством, это не так. С Тео я вполне могу поладить. Поверь мне. В этом смысле я никаких сложностей не предвижу, – заверил ее Джек.
– Одного часа, проведенного с ребенком в бассейне, еще недостаточно, – строго проговорила она.
– Но зато это хорошее начало, Сэс! – воскликнул он.
– Ну, и надолго ли тебя хватит? Наверное, ровно настолько, чтобы я и Тео успели к тебе привыкнуть или даже привязаться, после чего ты просто поставишь меня перед фактом, что все кончено… Как, собственно, это уже однажды было, – припомнила ему любовница.
– Похоже, ты помнишь только дурное. Мне же наш роман запомнился именно тем, как хорошо нам было вместе, – осторожно возразил ей Джек.
– Тогда почему же ты инициировал разрыв?
– Вспомни, как стремительно все происходило. Мы оба буквально были раскалены до красна. Эти безумные встречи, они поглощали всего меня. Следовало что-то решать. Я, откровенно говоря, испугался того, какой властью надо мной обладает желание видеть тебя, владеть тобой. Должно быть, я принял слишком поспешное и одностороннее, оттого неверное решение расстаться, о чем позже неоднократно сожалел, – посетовал он.
– Какое очаровательное признание, Хадсон. Еще слово, и ты разобьешь мне сердце, – саркастически рассмеялась Шерил. – Прости, не верю. Ты такой, какой есть. Ты был и всегда будешь сторонником легких отношений. А для этого семейные женщины категорически не годятся. А я женщина семейная. Найди себе юную прелестницу, не обремененную материнскими обязанностями, как, собственно, и любыми другими.
– Твое заблуждение в том, что ты убеждена, будто знаешь меня как облупленного. А это далеко не так, Сэс. Я тоже не топчусь на одном месте.
– Прости, но я бы сейчас не хотела развивать эту тему, а тем более спорить с тобой. Мне нужно идти. – Шерил решительно поднялась и направилась к двери, возле которой остановилась и, взявшись за ручку, обернулась, говоря: – Я не знаю тебя, ты прав. Но в отличие от событий трехлетней давности, когда ты был мне интересен и я стремилась тебя как можно лучше узнать, теперь этот предмет меня уже не так занимает. Прости… Быть может, это и есть та самая честность, которой ты от меня добивался. Тогда не обессудь. И пусть я в очередной раз повторюсь, но теперь, когда у меня есть сын, я не окунусь в подобную авантюру.
Сэс еще задержалась у выхода, но, решив, что все аргументы исчерпаны, тихо покинула комнату и закрыла за собой дверь.