Ирина понимала, что ее ответ слишком уж сух и разбавила чуть - чуть личной информацией.
- Бывших однокурсников встретила. Он уезжать собирается, а ей в Минске хорошо - увлеченная, да и характер у нее хороший, - неожиданно для самой себя очень искренне похвалила Ирина вспомнившуюся ей Ксению.
- Кофе хочешь?
- Давай, кофейку. Катюшка не задерживается, ей еще не пора? - Оба посмотрели на часы и
- Без четверти два - сказали неожиданно хором, засмеялись, немного смущенно.
Отец пошел на кухню варить кофе, Ирина заглянула в детскую - там уже опять был Катин мирок - все, что она утащила в большую комнату, пока жил Костя, вернулось на место - большая мягкая кошка, большей альбом с фотографиями, вышитая какая-то еще пробабушкинская подушка (любимая ею с детства раннего). Грусть, нежность, вина перед детьми - все это сейчас было в Ирине, но как-то не болезненно, мягко отзываясь в душе. Раздался телефонный звонок. Отец снял трубку.
- Ирину? Да, пожалуйста. Ира, тебя.
Заглянул он в детскую. Ирина подошла к телефону.
- Татьяна.
- Ирка! Я мобильник проверяю. Павел подарил. У меня новостей гора. Запиши мой номер.
И она протараторила цифры. Ирина послушно записала и сказалаю
- Ты мне потом с нормального перезвони. Расскажешь.
- Вечером. Я сейчас у Пашки на репетициях, говорить неудобно. Пока.
Ирина повесила трубку, вошла на кухню. Отец ждал ее.
- А вообще как дела? - вдруг спросил отец.
Это новость - тон его был очень участливым, никакого ерничества.
- Терпимо, - подумав, ответила Ирина, - вполне терпимо. А у тебя?
- А у меня, - он широко улыбнулся, - хо-ро-шо!
Раздался звонок в дверь, пришла из школы Катя - невеселая.
- Что ты, Кекс? - кинулась к ней Ирина. - Как ты себя чувствуешь, ничего не болит?
- Голова. И Тройку получила. Ни за что...
Катя вяло, медленно разувалась, развязывала шарф. Из кухни вышел Викентий Сергеевич.
- Давай-ка, Ира, ей температуру померим.
- Ой, привет, дедушка, ты дома уже? Ну ее, эту температуру.
Но Ирина, конечно же, поставила ей градусник. Отец быстро уложил книги в рюкзак, кинул какие-то папки.
- Ира, сейчас вернется мама. Сама понимаешь, я не очень хочу с ней сейчас здесь видеться. Там, у меня, общаться проще. Время все сгладит. В общем, я ухожу. Вечером позвоню, узнаю, как Катя. К ней заходить не буду, сама ей что-нибудь объясни.
Отец поцеловал Ирину и ушел. Ирина вошла к Кате, вынула градусник.
- 0-о, Кекс, да ты заболела. Сейчас дам чаю с лимоном, аспиринчик.
- Мам, а где бабушка?
- В парикмахерской. Скоро придет.
- А дед ушел?
- Да.
- Я знаю - они теперь всегда будут везде по очереди, не вместе. Но мне и деда тоже жалко, он ведь теперь в другом месте, другом доме.
Катя выпила чаю и задремала. Ирина ждала мать нетерпеливо, ей нужно было к пяти в редакцию, а потом надо бы вернуться сюда. Еще раз вспомнилось Галкино "она должна избавиться от бабушкинского синдрома". Наконец пришла мать - хорошо подстриженная, уложенная. Шепотом Ирина рассказала про Катину болезнь, отказалась от обеда и, пообещав вернуться через два-три часа, убежала. В редакции она быстро переговорила, получила гонорар, пообещала рецензию и, не покурив ни с кем из знакомых, не поболтав "за жизнь" вышла на улицу. Захотелось заехать в Костину квартиру - ее ему оставил отец неплохую малогабаритную "двушку". У Кости порядок - только скопилась пыль. Ирина включила магнитофон. Костя слушал Паганини, и Ирина под звуки скрипки занялась уборкой. Еще раз с горечью поняла, что у Кости переменилась жизнь: сейчас он ничуть не дорожит ни этой квартирой, ни своей карьерой, ни компьютером с Интернетом. Для него сейчас этого места вообще не существует, и есть только Ахмет и Рита.
Наверное, они и травку курят, и вино пьют, - за этим не уследишь, да теперь и не надо. Костя вырос таким, каким вырос - он умен, порядочен, страстен и - друг своих друзей. Все, большего-то дать я не могу - только понимание. Зазвонил телефон. Ирина вздрогнула - она так глубоко задумалась... Она сняла трубку - молчание. Положила. Через несколько минут опять. Неприятно. Пока Ирина протирала пыль, складывала аккуратнее оставленные Костей книги, еще два раза звонил телефон, она больше не подходила. Когда она уже собралась уходить, позвонили в дверь. Она сразу открыла, не спрашивая, кто там. За дверью стояли два подростка в черных рубашках.
- Кто вам нужен? - строго спросила Ирина. Они замялись. Она смотрела на них холодно. Наконец один спросил.
- А это вы тут живете?
- Я, а вам-то что нужно, ребята?
Они мялись, видимо не знали, как поступить. Наконец, более смелый решился.
- Нам тут велели письмо хозяину квартиры передать.
- Так давайте.
Вступил второй, видимо смекнувший что-то.
- Так хозяину, а не хозяйке. Пойдем, Виталька, - повернулся он к первому и они, стуча тяжелыми черными ботинками побежали вниз. Через несколько минут очень обеспокоенная Ирина пошла за ними следом, на первом этаже валялся смятый конверт. Ирина наклонилась, подобрала, вскрыла. На компьютере было крупно напечатано: "Будешь общаться со всякой албанской и прочей восточной мразью, будешь бит. Подписано было "молодые друзья порядка". Ирина смяла конверт. Ну как тут быть? В ее время Саше никто не мог бы подбросить таких писем, значит, и роль Риты как помощницы ее сына делается совсем другой. И Ирине непонятно, как сейчас должно поступать ее сыну. Еще раз она подумала, пусть уезжают втроем, пусть скитаются втроем по Европе, Бог управит. Ирина ехала в метро, уткнувшись в "Новую газету" Политковская, Дьякова. Чечня, культура. Вдруг в вагон вошли трое точно такие, как описал Костя - затылки бритые, рубашки черные, прошли, оглядывая пассажиров прищуренными глазами. Ирина такую сцену видела в метро впервые, они не увидели ничего неподходящего, и вышли, по вагону пронесся шепот: "скины". Ирина поняла, что ей страшно, что теперь она не сможет уже воспринимать Москву по-прежнему. С кем обсудить? На переходе ей тоже было не по себе - милиция кого-то останавливала, спрашивала паспорт, казалось, что вот-вот и ее кто-то дернет: "Ваши документы". "Наваждение, - думала Ирина, - наваждение! Не одна же я в этом городе живу - вон и Галя и Татьяна по городу ездят, Галя вон вообще сюда вернулась из Европы.
В доме матери было сонно - гриппозно. Катя с высокой температурой спала. Врач уже был, дал рецепт. Мать как раз ждала Ирину, чтобы та сбегала в аптеку за лекарствами и купила фрукты. Пока Ирина обедала (мать пообедала с Катей), конечно, зашел разговор о Косте.
- Ириш, где он? Что случилось? Мне он сказал, что у любимой девушки и что ты в курсе, чтоб я не волновалась, он будет позванивать.
Ирина кивнула, ну что ей было ответить матери? "У него все в порядке". Ирина испытывала неловкость в обществе матери - хорошо пострижена, но, конечно же, сейчас неуверенна в себе, как-то стало стыдно, что так храбро предлагала ей новый брак, "что это вдруг я - "чужую беду руками разведу" - не мое это". Проснулась Катя, температура спала и она попросила гоголь-моголь и чтобы Ирина ей, как маленькой, почитала. Ирина с удовольствием и облегчением занялась Катюшей - добела сбила ей гоголь-моголь, с удовольствием облизала ложку, а потом ушла к ней в детскую читать Толкина (к сожалению, им увлекались все в ее классе). От чтения ее оторвала мать - Ирине позвонила Татьяна.
- Ирка! У нас тут такие дела - Пашка с ума, кажется, слегка сошел меня от себя никуда не отпускает, можно сказать любовью замучил, я вот сейчас из постели сбежала в ванну с мобильником - тебе звоню, чтоб дух перевести. Ты-то как, все у родителей?
- Катька заболела.
- А-а, ты молодец, мать хорошая, а я видишь, не смогла от Павла оторваться. Ой, пока, он стучится.