Ирина опустила голову - вот и отец о том же...
- Ты, я думаю, тоже разберешься, наконец, с собой и спокойно вырастишь Катерину. О Косте я не говорю, его, слава Богу, обеспечил путный отец. Еще раз, повторяю - плюс - вы все сможете приезжать к нам, включая ваших потенциальных мужей (твоего, Марииного и Катиного).
Наконец у Ирины возник повод облегченно рассмеяться. Ну смешно же Катин муж!
- Вот, Ира, я сказал главное. Теперь давай велим подавать горячее и дообсудим детали, если хочешь.
Они ели, разглядывая друг друга с любопытством - Ирина знала, что зеркально повторилась вчерашняя ситуация с Костей и разглядывала отца как старшего по возрасту, но равного по жизненным обстоятельствам человека. Что думал о ней отец, она знала. Неожиданно она решила рассказать ему о Косте.
- Знаешь, пап, как все странно выходит. Вчера мне назначил свидание Костя, примерно как ты сегодня. Сообщил, что женится, сообщил, что уезжает, сообщил, что оставляет нам определенные средства. Мы сидели точно так же напротив друг друга, в другом месте, клуб такой молодежный есть "Кризис жанра", кстати, недалеко отсюда. Кажется, мужчины нашего семейства подготовили какой-то плацдарм для женщин, включая еще маленькую Катю.
- Я рад, Ирина, что пользуюсь твоим доверием. Думаю ни маме, ни Кате ты пока о Косте ничего не сказала и еще некоторое время не скажешь, и понимаю, как тебе тяжело его отпускать, но, кажется, моя история как-то уточнила все в твоем сознании. Согласись, есть какой-то высший смысл в таком совпадении.
- Наверняка есть. Давай, пап, выпьем за всех нас, включая (Ирина нарочно употребила отцовский оборот) Майю и Костину Риту, чтоб все у всех нас было хорошо.
- Давай-давай, и за ваших потенциальных мужей.
- Ну, это вряд ли. По край ней мере, что касается меня.
Выпили. За время этой совместной трапезы они стали много ближе и понятнее друг другу, чем за многие предыдущие годы. Отец заказал для Ирины мороженое, себе кофе с коньяком. Официант принес счет. Ирина вышла на свежий воздух, ветер продолжал трепать волосы прохожих, раздувать юбки, откидывать полы пиджаков и курток. Захотелось побыть одной, пройтись по бульвару. Она распростилась с отцом душевно, но и с легким сердцем, как же хорошо, что объяснились, и что понятен его выбор. Ирина пошла в сторону "Пушкинской", вдруг нестерпимо захотелось в театр. По дороге она стала изучать все афиши. Нужно будет договориться с Галей и как-нибудь на днях куда-нибудь выбраться. Вернувшись домой, Ирина сразу позвонила Кате.
- Кекс, как дела?
- Плохо, - очень мрачно сказала Катя. - Я поссорилась с бабушкой. Знаешь, после ее ссоры с дедом она стала совсем невозможной. Сегодня не разрешила Миле, ну ты знаешь, моей однокласснице зайти к нам, престо сказала, что Катя, мол, не будет общаться с девочками подобного поведения. А что такого? Просто Мила уже красится - у нее волосы высветлены, сейчас это модно, и две сережки в ухе. Ну и что? Учится она лучше многих! И вообще классная. А она, блин, не разрешила!
Катя чуть не плакала. Ирина очень холодно сказала.
- Я не желаю слышать это "блин". Девочки нашего круга так не говорят!
- А я не вашего круга! Я вообще никакого круга! Ты вообще мне никогда не говорила, кто мой отец. Костя вот знает - у него папа в Новой Зеландии и богатый, а мой кто? Я требую, чтобы ты мне сказала. Я уже взрослая!
Ирина взяла себя в руки, конечно же, когда-нибудь "легкая" Катя должна была бы сделаться трудной - переходный возраст и перемены в семье. Ирина корила себя за благодушие. Что это ей казалось, что уход деда не может поколебать стабильные устои "родительского" дома? Все уже там изменилось!
- Катюша, - переждав пока та перестанет всхлипывать в трубку, - я думаю, что самое время нам с тобой на выходные куда-нибудь вместе уехать и там, на свободе, на природе все обсудить. Я во многом с тобой согласна, кое-что смогу тебе объяснить, но обещаю тебе, что внимательно вникну во все проблемы, и мы с тобой решим, как нам дальше жить.
Катя почти шепотом спросила.
- Мы с тобой?
- Ну, да. Ведь ты уже не маленькая. Нам надо будет обсудить, как быть с бабушкой - согласись, ей сейчас нелегко. А сейчас постарайся успокоиться, взять себя в руки и позови бабушку к телефону.
Подошла разгоряченная их ссорой мать.
- Ирина! С Катей надо что-то делать, она перестала слушаться!
- Да, мама. Мы только что с ней говорили, знаешь, мы на выходные с ней съездим на одну экскурсию, есть возможность и там, на свободе я с ней поговорю. Обещаю, что все улажу.
Ирина поняла, что именно Катей судьба предлагает ей заняться наиболее внимательно и перестать рефлексировать по поводу своего "соучастия". Она перезвонила Тане и предупредила, что на выставку с ней не пойдет - едет с Катей за город. Потом позвонила знакомому парню в редакцию и попросила записать ее с дочкой на экскурсию в Суздаль, сговорилась, что деньги подвезет завтра. Вечерело. Ирина на некоторое время потеряла представление о том, что ей вообще сейчас делать. Нужно освободить мать от "бабушкинского синдрома" - это теперь понятно, это стало насущной проблемой, но ведь не сегодня! Отец завтра скажет о разводе, но ведь не сегодня! Костя все сказал вчера... Ирина решила, что сегодня нужно продолжить, а может и завершить чтение Сашиных записей, и проститься и с ним. Поминать, ездить на кладбище - это да, но не вести с ним бесконечный и, в общем, бесплодный разговор... Ирина уткнулась в следующую Сашину запись: "14 ноября 1979 года.
"Завтра - послезавтра надо сматываться... Прощаться с этим домом я начал уже с месяц назад, как только услышал, что Колька отболел и выходит на работу. Ну что ж, ему здравие. А мне? Как всегда попутного ветра. Не впервой, но... Во что, интересно, выбродит эта усталость от мест, лиц? В творчество? В любовь? Сейчас ни того ни другого". Далее идет 20 ноября "Я у Шуры. К тому все и шло. Часов 7 утра. Сейчас начнут шевелиться соседи, начнутся их будни. А у меня сегодня пусть будет праздник. Очередное новоселье". Ирина отложила Сашины записи. Однообразно. Он вечно мучился одним и тем же - одиночество, неустроенность. И даже у Аллочки, где он, казалось, был устроен - все же мучился. Ирина решила, что хватит, пожалуй, возиться с Сашей - его уход из жизни ясен, их внутренний диалог явно теряет смысл. Что же делать с Катей? У нее назрел вопрос о ее корнях, откуда она, кто ее отец. Вспомнилась Танина история, как несколько лет назад Гришка ее сын, тоже стал выяснять, кто же его отец. Татьяна протестовала, упиралась, считала, что это блажь, живут себе вдвоем неплохо, зачем что-то ворошить, а тем более менять... Гриша за спиной матери все же вел розыски обратился с вопросами к родственникам, к теткам или двоюродным бабкам и, конечно, кое-что узнал. Разыскал отца, созвонился с ним, и только потом поставил в известность мать. И тогда встал вопрос, пускать Гришу на встречу с отцом или нет. Татьяна тогда советовалась с Ириной, долго и горячо обсуждали, а потом как-то все уладилось - вроде бы Гриша с отцом повидался, но это ничего в их жизни с Таней не изменило. Может, Гриша и сейчас иногда встречается с отцом, но на их жизни с Таней это не отражается. Катю, может быть, смутит, что Ирина не была замужем за ее отцом, что это был очень короткий страстный роман и что вскоре после ее рождения она вышла замуж за друга ее отца - Петра и на несколько лет попала в капкан тяжелейших, мучительных отношений, потому-то Катя и осталась у бабушки. Как объяснишь? А отец ее по-прежнему мелькает на тусовках, известен в московской богеме и ему вовсе не до каких детей. Да и для детей он неподходящая компания... Татьяна легка на помине - позвонила в середине дня. Взбудораженная, в приподнятом настроении, она закричала в трубку.
- Ирка! Пойдем на нудистский пляж в воскресение, а? Там та-ак здорово!
- Тань, я и от субботнего похода на выставку отказалась, потому что с Катькой в Суздаль еду. У нее сейчас то, что было с Гришкой несколько лет назад - ей нужно позарез узнать, кто ее отец!
- Сочувствую. Это нервотрепка. Вот и говорю, давай рассеемся - на пляж сходим. Там знаешь как - все комплексы, как рукой снимет. Меня та-акой мальчик кадрил! Моложе лет на пятнадцать, та-акие комплименты говорил. Я себя чувствую классно!
- Не могу. А ты молодец, быстро от Паши-гения вылечилась.
- Не вылечилась еще, но лечусь.
Уже без всякого задора сказала Татьяна. Положили трубки. Ирина махнула рукой - Таня и есть Таня - летит по жизни, закусив удила. Нудистский пляж какой-то. И как ее наносит? Я даже и знать не знаю, где такой. А она откуда-то знает, поехала. И весело ей. Ирина собралась выйти в магазин купить им с Катей в дорогу чего-нибудь попить и похрустеть и сразу же столкнулась с Васей - он стоял возле ее двери, собирался нажать на звонок...
- Здравствуй, Вася. Как успехи?.
- Нет успехов, Ирина Викентьевна. Она сумасшедшая.
- Кто, Вась?
- Вы забыли? Я рассказывал, Надя, ну хорошая женщина. Ну у нее брат принц филиппинский.
- Да-да, ты еще за молоком ей бегал - она кашляла.
- Так никакого принца! А у нее, это врач мне сказал, келто-мания, то есть ворует все.
- Клептомания? Да что же у тебя возьмешь?
- А вот взяла. Мне жена моя бывшая, но настоящая, законная, когда было два года со свадьбы, булавку подарила дорогую для галстука, тогда думала, что я в галстуке с ней по гостям буду ходить. Я ее, Ирина Викентьевна, не пропил. В ломбард носил, это да, но всегда выкупал. Камень там красивый, синий, золотая она... Вчера вечером сунулся туда, где лежала, думал, в ломбард снести, Надюшке купить что-нибудь, ну и выпить, конечно, а ее нет! Искал, искал -нет!
- Вася, это не значит, что она взяла! Найдется скорее всего. Может, и не найдется, но она-то при чем?
- Зачем она единственную рюмку приличную к себе в лифчик пыталась запихнуть. Рюмка-то тьфу, но чешское стекло, красивая, я из нее только в праздники пью. Одна осталась с набора, нам на свадьбу шесть штук дарили. Я ее хвать за руку, а она верещит, царапается и глаза бешенные. И такая противная-противная! Я рюмку отнял, ее вытолкал. Точно, она взяла! И куда-то конечно, уже дела. Не продала, не для того она: ведь не голодная, а просто у нее болезнь такая, порок. Вроде как у меня алкоголизм. Только я больной не хочу. А что она больная, мне сосед наш с вами сказал, знаете тихо пьющий такой, Борис Евгеньевич, со второго этажа, психиатр, у него еще такая лохматая собака с длинными ушами. Я его похмелил, поскольку видел, что он хворает и вопрос задал. А он сказал, что это кли..., ну в общем вы поняли, мания. Неизлечимая, говорит. Не-ет, я сам больной, мне больная не нужна. Я за границей вылечусь, трезвую жену найду, эмигрантку, может, из... Польши, например. Вот как, Ирина Викентьевна, бывает, а я ведь ее вам хотел показать, как говорится - представить.
Васе, хотя он хорохорится, грустно, он раздосадован, разочарован. Ирина ему искренне посочувствовала - такой он был счастливый, когда бежал своей Наденьке за молоком. А теперь опять один. И опять иллюзии - неведомая заграница. Ирина пообещала в течение дня позвонить - нужно будет ей помочь, кое-куда съездить. Вася уныло кивнул и ушел к себе. Вернулась Ирина домой к непрерывно звонящему телефону. Это Катя из школы.
- Мама! Я все звоню-звоню - у нас бабушка... с ней что-то не то... Она меня с тобой путает и все так строго спрашивает: "Так тебе отец дороже чем мать? А может, он тебе вовсе не отец? А, может, ты мне вовсе не дочь?" и что-то еще, чего я не понимаю! И в ванную заглянула, когда я зубы чистила. "Что же ты, Ира, такая бессердечная?" - мказала. А так вроде и ничего завтрак приготовила, в школу меня отправила вроде знает, что я Катя, а не Ира. Я боюсь, мам, я после школы к тебе приеду.
- Хорошо, хорошо, Кекс, я тебя жду. А пока я бабушке позвоню, посмотрим, что делать.
Ирина высыпала покупки на стол на кухне: "Так, скорее всего никакого Суздаля. У матери что-то с психикой. Все же не перенесла ухода отца, да и его сообщение о разводе добавило - он же предупреждал меня, что скажет ей! Ему сейчас хорошо, да я вовсе и не хочу, чтобы было плохо! Но ей... Когда еще настанет время, когда она поймет, что это было к лучшему - их расход, почувствует это. А сейчас она страдает! И это время ей ведь никто не возместит! Не об отце речь, конечно, У него своя дорога и пусть идет. А вот сейчас что делать, нужно понять". Ирина собралась с силами и набрала материн телефон. Занято. Ирина вздохнула с облегчением - еще не сейчас, еще через несколько минут ей предстоит беседовать о "странном". Пока сделала себе кофе - высыпала пакетик, залила кипятком. Еще раз набрала номер занято. На всякий случай набрала номер Майи - вдруг с отцом выясняют отношения. Свободно. Повесила трубку. Так с кем же она так долго? Приятельниц у нее близких нет, привычки плакаться в по телефону не было никогда. Набрала опять - занято! Посмотрела на часы - уже двадцать минут занято. Ирина решила подождать еще полчаса, потом оставить Кате записку и ключи (у Васи) и ехать на Юго-Запад к матери. И через полчаса телефон был занят. У Кати кончаются уроки полтретьего, пока доедет - будет около четырех, нет смысла ждать, надо быстрее ехать, узнать, что там. Ирина одновременно варила картошку, делала Кате салат - придет голодная, и собиралась к матери. Предупредив Васю, она понеслась к метро. На "Преображенке" как всегда подала мелочь сидящей на раскладном стульчике старухе с заклеенным глазом. На второй - блеклый старческий глаз набегает вечная слезка. "На хлебушек дайте", - Ирина давала всегда. Вспомнился дядька - провинциал с сумкой, которого она видела в день помолвки Кости. "Как в другой жизни", - подумала Ирина. Некоторое время основной темой, доминантой в ее жизни была смерть, она занималась темой Сашкиной смерти. Сегодня зазвучала иная - безумие, болезнь души. Васин рассказ о клептоманке и Катин рассказ совпали по времени - просто маленькая чужая история предупредила свою. Ирина торопилась. Было ощущение, что нужно своими глазами увидеть это безумие, тогда будет не так страшно. Наконец она позвонила в дверь, долго не открывали, Ирина уже начала стучать и даже была готова к тому, что придется звать кого-то ломать. Но вот мать открыла. Выражение лица у нее было странное - глаза полуприкрыты.
- Мама, ты здорова? Что у тебя с телефоном?
Сыпала Ирина вопросы. Мать как бы пятилась от входящей в квартиру Ирины и даже как бы прикрывалась рукой. Ирина и испугана была и раздражена она совсем не понимала, что тут происходит.
- Мама, да что с тобой!