Соседская Анютка была помладше нас и умом не блистала. К тому же её вечное «а ти каё зюёсь?» вместо «что ты ешь?», так обильно поощряемое глупыми взрослыми, бесило нас неимоверно.
Мы любили пообещать ей, например, чего-нибудь вынести. Обещание не сдерживали, чем приводили её в одно сплошное расстройство, заканчивающееся чьим-либо появлением и нашим позорным бегством.
Мы накалывали ее постоянно, и в буквальном смысле этого слова тоже. Нам тогда стелили асфальт, и песка на промежуток метра в два не хватило. Там насыпали мелкого колкого грунта, по которому бежать надо очень быстро. Кто-то из нас изобрёл игру «раз-два-три! падаем!», где смысл полностью отображается в названии. Как настоящие бегуны бежали мы по настоящей же почти дорожке, с двух сторон ограниченной новенькими тонкими бордюрами. Бросались плашмя на песок.
Анютку мы в игры часто брали. И незаметно уводили на многие метры от родного крова. На колкий грунт. Там она останавливалась, обычно на серёдке, и протяжно подвывала: «Девчи, пеэнисите меня, тут коо-ко!». Но девчи были веселы и бессердечны.
Она была, всё же, на редкость глупа и неуклюжа, и, в основном, кроме «а ти каё зюёсь?» ничего не произносила.
— Представляешь, мы с мамой из садика идём, а эта дура стоит за забором голая (!) и смородину ест! А тёть Юля ничего не говорит, только говорит: «Пусть ест», — поведала мне как-то раз Оксанка, с негодованием и презрением. Это не было ложью.
По моим последним подсчётам, было Анютке в ту пору не больше, не меньше, а два с половиной года.