— Ну давай, с Богом.
Марина обнялась с отцом, поцеловала его в колючую, заросшую щетиной щеку. Взяла конверт, который отец достал из ящика стола, и спрятала его за пазуху. Не обращая внимания на шипение матери, прошла к себе в комнату и закрыла дверь на задвижку прямо перед ее носом. Переоделась в джинсовый костюм. Побросала отобранные вещи в просторную спортивную сумку, собрала все документы, которые только могли ей понадобиться, вплоть до свидетельства о рождении. Разбила копилку и собрала накопленную мелочь в отдельный пластиковый пакетик. Достала из секретной книги сто долларов одной бумажкой, подаренные ей на прошлый день рождения родителями Валерия (ее родители об этом ничего не знали, иначе деньги пришлось бы вернуть). Включила компьютер и скопировала все нужные ей файлы на дискеты. Затем запустила процесс форматирования жесткого диска. Ирочка, которая долго зарилась на этот компьютер, будет здорово разочарована. Гадость, конечно, мелкая, но все равно приятно. Пусть теперь сама повозится с загрузочными дисками. Когда поправится. Огляделась вокруг. Натолкнулась на шкатулку с бижутерией, подаренной ей в свое время бабушкой, мамой отца. Среди дешевых безделушек лежала пара золотых серег и тяжелое золотое кольцо-печатка. Их Марина положила в отцовский конверт. Да, теперь, кажется, взяла все, что надо. Что ж, посидеть пару минут на дорогу и прочь из этого ада. Больше ноги ее здесь не будет.
Еще через десять минут она, вырвавшись из духоты родительской квартиры, шла по улице, неся на плече тяжеленную сумку и жадно грызя только что купленную ею ватрушку. Она возвращалась к жизни, и очень хотела есть. Немного тряслись руки, но исключительно на нервной почве. Она впервые в жизни сделала что-то, что всерьез шло вразрез с тем, что от нее хотели. И была очень горда собой. И очень напугана.
Дмитрий шел домой. Переговоры с заказчиком прошли успешно, задаток приятно оттягивал карман. Взгляд помимо воли скользил по витринам магазинов, и очень тянуло зайти внутрь и купить очередную порцию огненной воды. Нет, нельзя. Работы еще невпроворот, а сроки поставлены более, чем конкретные. Лучше подождать недельку. А если пива? Блин, но на пиве он не остановится, это однозначно, пойдет за догоном, значит — работа полетит к чертям. Ладно, тогда он себя побалует хорошим кофе. Все равно кофейный запас подошел к концу, надо пополнять. И кофе превосходно можно пить в одиночку, а водка, как ни крути, требует компании. Хотя бы вначале.
Закупив все, что хотел, Дмитрий вошел в родной подъезд. И увидел ее. Вчерашнее чучело. Чучело сидело на подоконнике, как нахохлившийся птенец-слеток, и сосало чупа-чупс. На его немой вопрос она просто ответила: «Мне некуда было идти».
Ругаться на лестничной клетке, радуя соседские уши, было бы верхом глупости, и он указал ей на свою квартиру, мол, проходи, поговорим. Она легко впорхнула внутрь, волоча за собой бесформенный баул.
— И что ты здесь делаешь? Только не говори, что зашла отдать мои вещи, все равно не поверю.
— Мне надо было уйти из дома. А ты — единственный, к кому я могла пойти. Не бойся, я ненадолго. Вот найду себе комнату и уйду от тебя. Не бойся, я тебе не помешаю. Хочешь, буду еду готовить и убираться? А может быть, тебе деньги нужны? Ты скажи, у меня есть. Я же понимаю, что это все не бесплатно.
— Знаешь, мне как бы постояльцы совсем не нужны. Я привык жить один, и меня это устраивает. Кроме того, а ты подумала своей маленькой глупой головой о том, что ты можешь меня здорово стеснять?
— Но у тебя же две комнаты…
— Дело не в количестве комнат и не в размере квартиры. Я теперь вряд ли смогу пригласить к себе женщину для взаимного, скажем так, общения. Представь себе, как я буду ей объяснять, кем ты мне приходишься, и что ты здесь делаешь.
— Я… Я завтра же найду комнату и уйду от тебя. Мне действительно больше некуда идти. Пожалуйста, потерпи меня чуть-чуть. Не прогоняй.
— Так, а реветь совсем не обязательно. И даже носом не хлюпай. Бог с тобой, неделю я тебя выдержу. Но только неделю, слышишь? Да, кстати, ты ела? Понятно, опять голодная. Ну давай, марш на кухню отрабатывать мое гостеприимство. Почистишь картошку и лук. Остальное я сам сделаю, а то еще запортишь сдуру.
Когда они уселись за стол, Дмитрий смог наконец-то рассмотреть ее как следует. Да, симпатичное чучело ему попалось. Немножко накормить, немножко поработать над прической и лицом, и хоть в фотомодели. Что-что, а женскую красоту он ценил и понимал. Вот только взгляд у нее совершенно забитый. Она из-за этого и смотрится, как блаженная. А рот открывает — вроде как с головой у нее все в порядке. Мысли связные, и говорит правильно. Чувствуется, что начитанная девушка, домашняя. Не оторва какая-нибудь. И не матерится. Женского мата Дмитрий не переносил просто органически, он резал его слух подобно скрежету камня о стекло.
— Да, кстати, а как мне тебя называть? Ты вчера так и не представилась, между прочим.
— Дома меня зовут стервой. Хочешь — зови так же. Я же тебе мешаю, сам сказал. Я вообще всем мешаю, мне не привыкать.
— Так, во-первых, обобщать здесь не стоит. Я спрашивал про твое человеческое имя. Вряд ли ты его забыла. И даже если ты действительно хочешь, чтобы я звал тебя стервой, то прости, дорогуша, не выйдет. Не тянешь ты на стерву, уж поверь мне старому и мудрому.
— Почему это не тяну?
— Настоящая стерва не оказалась бы в такой ситуации, в которую попала ты. Она бы выжила из дома сестру с мужем, построила бы по стойке «смирно» мамашу, завела бы себе батальон любовников и чувствовала бы себя очень душевно при всем при этом. А я вижу перед собой забитого ребенка с затравленным взглядом. И какая ты стерва после этого?
— Валерка звал меня Мышкой. Только я не хочу, чтобы меня так больше называли. Слишком много воспоминаний. Уж лучше зови меня по имени, Мариной.
— Что ж, в чем-то твой Валерка был прав. Но дело твое, Марина.
— Дима, а ты мне еще расскажешь, как быть настоящей стервой?
— Вот привязалась, прости Господи! Ну дался тебе этот стервизм! Ну нет в нем ничего хорошего, поверь! Крайний эгоизм помноженный на полную беспринципность, и все.
— Я очень хочу стать стервой. Они этого хотели, и они должны это получить. По полной программе.
— А, значит ты лелеешь сладкие планы мести. И что изменится, если ты претворишь их в жизнь? Тебя примут обратно с распростертыми объятьями? «Наша дочка стала настоящей стервой, вот умница-то какая! Мы так этого ждали и хотели!» Или получишь моральное удовлетворение и расслабишься?
— Это мое дело. И не хочешь помогать — не надо. Я все равно научусь. Я начну все заново. И они получат сполна за все то, что сделали. Ты просто не знаешь последних новостей из моего дома. Так вот, сейчас ты сидишь за одним столом с женщиной, которая ударила свою сестру на глазах ее мужа, спровоцировав у нее тем самым выкидыш. Сейчас она лежит в больнице, если верить родителям, то ее едва смогли откачать, вплоть до переливания крови дошло. А они с Валеркой так хотели этого ребенка! Так хотели! Представляешь теперь, какая я гадина?
— Погоди, ты что, действительно это сделала?
— Знаешь, я сейчас жалею, что я этого не сделала. Тогда, по крайне мере, было бы не так обидно выслушивать все то, что сегодня вывалила на меня мать. А так сестренка убила двух зайцев: избавилась от ребенка и выгнала меня из дома. И при этом ей все сочувствуют, все ее жалеют. Поди плохо! А я виновата во всех смертных грехах.
— Ну, ребята, весело все у вас получается. Что ж, я тебя в чем-то понимаю. Хотя и не одобряю то, что ты задумала. И хватит болтать, еда остынет. Давай, налегай на картошку.
Так Марина стала жить у Димы. Они вместе готовили еду, стирали, убирали квартиру и сообща решали все другие бытовые проблемы. Неожиданно для себя, Дмитрий привязался к этому странному ребенку с изломанной судьбой, и где-то в глубине души уже не желал, чтобы она уехала. А что — так и ей удобно, и ему неплохо. Есть с кем поговорить. Она, правда, однажды робко поинтересовалась, не пора ли ей уезжать, не мешает ли она ему. Дмитрий заверил, что нет, ни капельки. И действительно: забьется у себя в комнате в уголок и читает. Или смотрит видео. Тихо-тихо, чтобы его звук не раздражал. И еще что-то пишет. Но стоит ему войти к ней в комнату, сразу прячет. Стихи, наверное. А может быть, и нет. Уж больно странное у нее при этом выражение лица.
Жили исключительно на его деньги. Он не позволил Марине тратить ее собственные финансы на что-либо, относящееся к его дому, не без оснований подозревая, что они еще понадобятся ей самой. Марина была птицей не его полета, и Дмитрий осознавал то, что рано или поздно она начнет новую жизнь. Без него. И к лучшему. Зачем ей связываться со старым пьяницей? Кроме того очень похоже, что ей сейчас не до мужчин и не до любовных историй. Что ж, неудивительно, в общем-то. Так обжечься, да еще и впервые в жизни. Такой щелчок по лбу получить! Пусть отдохнет, придет в себя. Крылышки расправит, нос напудрит. А там сама решит, как ей быть.
Как-то раз, верстая очередную страницу, Дмитрий почувствовал на своем плече легкое дыхание. Обернулся. Так и есть, стоит и смотрит, что он делает. Работа как раз не сильно ладилась: заказчику потребовалось продублировать информацию на английском языке, а с этим у него всегда возникали определенные сложности. Он переводил все с помощью стандартного «Промта» или «Стилуса», а потом слезно просил отредактировать полученное кого-нибудь из знакомых, или сразу же обращался к профессиональному переводчику, что чувствительно отражалось на размере его гонорара. Вот и сейчас он тупо смотрел на переведенный черновик текста, густо подчеркнутый зелеными и красными линиями, и размышлял, как же поступить ему в этот раз.
— Странно, а почему у тебя столько предлогов «of»? Это же некрасиво смотрится! Да и звучит коряво.
— А ты знаешь, как это должно быть?
— Да это же легко! Смотри, вот здесь слова надо поменять местами, а это предложение разбить на два. И смысл сразу понятен, и все твои подчеркивания пропали.
— А чего ему вот это слово не нравится? Сам же перевел, железяка хренова, а теперь выпендривается.
— Скорее всего, у тебя идет настройка на американский вариант английского языка. А там в некоторых словах любят пропадать «лишние» буквы. Убери вот эту. Видишь? Все в порядке. А еще можно было просто поменять настройки в меню «Язык», и тогда бы он вообще к этому слову не прицепился.
— А ты что, в английском здорово сечешь?
— Ну, здорово — не здорово, а так. Просто здесь действительно все было легко исправить. У тебя, наверное, как говорят, «глаз замылился», вот и копался так долго. Я тут совершенно не при чем.
— Да нет, просто я в школе мимо немецкого проходил. Твой английский для меня — лес темный. Слушай, а ты сейчас не сильно занята?
— Да нет, что ты.
— А ты могла бы проверить еще несколько страниц текста? Так как ты с этой расправилась?
— Без проблем. Только маленькая просьба: люблю работать в одиночестве, тогда у меня все быстрее получается. Ты чайку завари, ужин разогрей, а я как раз и закончу проверку.
— Лады. Ну давай, занимай командирское кресло, а я, так и быть, пойду на кухню.
Через двадцать минут Марина позвала Дмитрия обратно и продемонстрировала данный ей текст без единого подчеркивания. Он пробормотал себе под нос что-то удивленно-восхищенное, и выключил компьютер. На сегодня благодаря этому ребенку у него работы больше не осталось.
На следующий день он взял диск и отправился на другой конец Москвы к Михаилу, своему давнему другу-туристу, весьма прилично владеющему английским языком и время от времени выручающим его в таких случаях. Михаил внимательно изучил принесенный материал и с ехидцей спросил: «Что, наконец-то устроился на курсы и поднял язык? Давно было пора. Моя помощь здесь абсолютно не требуется, все чисто. Поздравляю».
От Михаила он отправился к заказчику, продемонстрировал ему выполненный заказ и получил окончательный расчет. Дома он пересчитал полученные купюры, и войдя в комнату Марины, положил ей на колени сто долларов. Она растерянно и удивленно спросила его:
— За что это?
— За проделанный труд по переводу и корректуре текста.