Бретт накручивала на указательный палец телефонный провод, обдумывая новый заказ. Ее взгляд упал на ярко-красный крест, поставленный ею на карту Вениса, помечающий мост Сайз - мост влюбленных.
"Это похоже на заговор", - подумала Бретт, она собралась много работать, чтобы убежать от депрессии, угрожавшей сломить ее, как только у нее возникали мысли о Лоренсе. И сейчас у нее был заказ, который вел ее к месту рождения Казановы.
Бретт осторожно сложила карту и отложила в сторону. Ей необходимо было до утра обдумать свою концепцию для Марселя, и в этот момент профессионализм взял верх над чувствами.
На следующее утро, около одиннадцати, Тереза проводила Марселя в кабинет Бретт.
Он отказался от предложенного кофе и чая и сел за стол совещаний. Когда Бретт стала раскрывать свои идеи съемки, он поднялся и начал расхаживать по кабинету. Все время, пока она говорила, он молчал, разглядывая свои ботинки и периодически потирая длинный нос.
Ее предложение использовать в рекламе мужчину, а не женщину, очень отличалось от стандартного представления, но в этом была своя логика. Она объяснила это с точки зрения рациональности: большую часть ювелирных украшений к Рождеству покупают мужчины, которые в своей массе - "горящие" покупатели; поэтому реклама, показывающая, как мужчина выбирает для любимой женщины подарок, будет более привлекающей. В качестве модели она рекомендовала Джо.
Она знала, что ее подход был неординарным, и достаточно неистовым, чтобы убедить Марселя.
Наконец он поднял голову, и луч света упал на его редкие волосы, освещая лысину. Посмотрев на нее еще несколько секунд, он спросил, когда она сможет приступить к съемке, - без вопросов, без замечаний, без предложений.
Она позвонила в агентство "Ля Этуаль" проверить в Париже ли Джо и ангажировала его на пятницу вечером, в то время, когда Дуплиси закроет магазин.
После ухода Марселя она позвала Терезу в кабинет и описала ей его забавную лысину. Они расхохотались, и Бретт вдруг осознала, что должны были пройти недели, чтобы у нее опять появился юмор и стало немного легче. "Может быть, немного погодя опять будет также нелегко, но я выкарабкаюсь", - подумала она.
- Очень красивые штучки, - прокомментировал Джо, рассматривая серьги с бриллиантами и изумрудами, лежащие на бархате цвета полуночной синевы, постеленном Марселем на позолоченном деревянном столе времен Людовика XIV. Джо собрался взять в руки одну из них, но уголком глаза заметил охранника, стоящего в дверях. Его коричневый в клетку пиджак оттопыривался от пистолета в кобуре. Джо тут же решил, что сможет их рассмотреть не касаясь.
Крохотный салон с его кремовыми с позолотой стенами и роскошным ковром один из нескольких шоу-салонов, расположенных на верхнем этаже, - был слишком маленьким, чтобы вместить софиты и другое оборудование. Чтобы добраться до своей камеры на треножнике, не сдвигая отражателей, прикрепленных к металлическим стойкам с обеих сторон от Джо, Бретт должна была ползти под столом. Марсель, охранник, ассистент Бретт и гример Масон Пирси с кистью в руках теперь стояли вдоль стен, чтобы не попасть в кадр.
Она уже достала "Поляроид", посмотрела в объектив, и ей понравилось то, что она увидела.
- Ты здорово выглядишь, Джо. Можешь наклониться ниже к столу? - спросила она.
Джо резко потянулся к углу стола, покрытому нежно-желтым дамасским шелком.
- Это прекрасно.
Она оторвала голову от камеры и взглянула прямо в глаза Джо.
- Я хочу, чтобы ты выбрал сережки - те, что, ты думаешь, на самом деле будут украшать твою любимую женщину. Понравятся ли они ей так, как тебе?
Несмотря на стесненные условия, Бретт чувствовала себя как дома. Ее целый день раздражали мушки перед глазами, но, приехав сюда и начав изучать обстановку, они постепенно стали исчезать.
Бретт размышляла: неужели Лоренс рассматривал с такой же любовью серьги, которые он ей подарил.
Почти за полночь афиши с Джо появились на самых видных местах Парижа. На вопрос "Она будет такой же красивой?", который выражало лицо Джо, был ответ, написанный на свободно болтающемся ярлычке: "Несомненно, да, Дуплиси".
Бретт продолжала расходовать всю свою энергию на работу, не оставляя времени страдать от тупой боли в сердце. Она держалась так, чтобы быть всегда на плаву в кругах моды и отгонять все сплетни, связанные с их разрывом.
Утром, когда Бретт должна была лететь в Нью-Йорк, ей передали сигнальные копии январского выпуска "Вуаля!". Рэндл в черном берете, сдвинутом на бок, украшенном бриллиантами, выглядела совершенно неузнаваемо.
Лоренс выбрал пробу обложки, которую она предложила. Бретт была вне себя от радости; обложки всегда являются ярким признаком признания фотографа, а эта была ее первой, но, по-видимому, и последней в этой милой истории.
Манхэттен был весь в огнях, украшенный гирляндами и запорошенный снегом. Разгуливающие налегке и нагруженные покупками, поющие серенады под аккомпанемент тромбонов усердных солдат Армии Спасения; заразительный смех детей, ожидающих своей очереди покататься на льду под гигантской елкой в Рокфеллер-Центре, и всегда неожиданно появляющиеся роскошные кэбы, запряженные лошадьми, трусцой убегающими в страну чудес.
Но и эта величественная обстановка не смогла поднять настроения Бретт. Она чувствовала себя опустошенной и разбитой, прогуливаясь по магазинам, рассматривая прохожих и пытаясь заглушить свои чувства. Ее интересовали только пары не влюбленные, а семейные. Она увидела родителей со своими детьми, смеющихся над мультфильмами у "Лорд Тэйлор". Здесь были горделивые отцы со своими сыновьями и матери, державшие дочек за руку, разговаривающие как близкие друзья. Бретт позавидовала им. Ей сейчас так нужна была чья-то рука.
Для Бретт не составило труда убедить Лилиан пойти на Рождественское представление в "Радио Сити Мюзик Холл". Она ожидала, что пышное зрелище, чудо огромного органа на богато украшенной арене Арт Деко, наряженные в костюмы разные герои сказок, певцы и птицы, взмывающие вверх, помогут подхватить немного благоговейного страха и чуда, как это с ней бывало в детские годы. Но, возвращаясь домой по Пятьдесят второй улице после спектакля, Бретт поняла, что и это не изменило ее настроения.
- Не знаю, тетя Лилиан. Как-то я надеялась, что шоу возвратит меня в детство.
- Из твоих слов я понимаю, что тебе не нравится твое теперешнее настроение, - сказала Лилиан, когда они свернули за угол и пошли по Седьмой авеню.
- Иногда что-то так начинает давить. Может, это происходит из-за того, что становишься взрослой, но это пугает меня. Последние три года я жила самостоятельно, и никогда не задумывалась о себе как индивидууме. Была моя работа и мои друзья в Париже. Был даже мужчина, но с ним ничего не вышло, сказала Бретт.
- Это часто случается, дитя мое, - сказала тихо Лилиан и решила не настаивать на подробностях.
Их прогулка была преграждена двумя виолончелистами, которые с инструментами в руках прошли им наперерез в "Карнеги Холл".
- Сначала было так хорошо. Мы жили душа в душу, а потом все распалось. Но это не все. Я никогда не думала, что что-то во мне сможет так быстро измениться. Я жила так беззаботно, и тут - бам! Я встречалась с адвокатом дедушки и он уговорил меня составить завещание! Я арендую студию реконструкция требовала огромного труда. Мы с Лоренсом расстаемся, ты заболеваешь, а жена Дэвида погибает при несчастном случае. Это не то, что я ждала от жизни. Не знаю, может быть, я просто ничего не смыслю в ней?
- На тебя столько свалилось, когда ты была маленькой - и в этом вся сложность. Я всегда удивлялась, как ты все это вынесла. Иногда нам преподносится множество разных уроков в одно и то же время, и от этого становится очень трудно, - печально сказала Лилиан.
- Единственное, к кому и к чему я чувствую привязанность, - это ты и моя работа. Лизи как сестра мне, но сейчас она должна уделять много времени семье. Но невзирая ни на что они вместе. Я просто хотела сказать, что как было бы хорошо, если бы наша семья была похожа на них.
Остальную часть пути они прошли молча, но, подойдя к Сан-Ремо, Бретт поняла, что не готова идти домой.
- Пойду еще немного прогуляюсь, - сказала она.
- Будь осторожна, - крикнула Лилиан, помахав племяннице.
Бретт свернула налево к Сентрал-парк. Она брела по парку, успокаивая себя монотонным скрипом шагов по хрустящему снегу. Сумерки быстро переросли в темноту, зажглись уличные фонари, отбрасывая длинные тени от деревьев, окаймляющих парк. Сильная пурга превратила широкую улицу в ветряной туннель, но морозный воздух действовал оживляюще. Ее длинные волосы развевались за ней, как знамя на ветру, и она ощутила легкое покалывание крошечных кристалликов на лице перед тем, как им растаять.
Прошлым вечером Бретт позвонила деду. Обычно раз в три месяца она разговаривала с ним. Этот разговор был больше похож на официальный отчет о доходах по ее счету, но каждый раз она думала, что его бы огорчило, если бы она общалась с ним только через его сестру.
Как обычно, разговор был сверхофициальным. Поприветствовав друг друга, они замолчали, не зная, что сказать. Свен для нее был больше управляющим в ее делах, чем родственником, и каждый раз он убивал ее попытки сделать разговор более теплым. И она все больше удивлялась, как он был далек.
Следующей была ее мать. И хотя Бретт с годами совсем отдалилась от нее, но ей не хватало материнской любви. Для маленькой Бретт Барбара казалась очень красивой, предметом подражания для многих женщин.
Даже теперь, когда Бретт фотографировала людей, она ловила себя на том, что искала в них то очарование, которое осталось в памяти. Она старалась быть благодарной матери, без какой-либо выгоды, но когда Барбара так легко, без борьбы, отдала ее на попечение Лилиан, Бретт была опустошена. Это было решением матери, и она даже не думала бороться против него.
Позже Бретт поняла, что не заслуживала такого приговора, и в принципе у нее были причины ненавидеть свою мать, но даже и тогда она не отрицала того факта, что иногда ей очень хотелось почувствовать ее любовь и не могла найти себе места из-за ее отсутствия.
Она свернула еще раз налево на Пятую авеню и поймала себя на том, что оказалась стоящей рядом с улицей, где жила Барбара.
Неожиданно Бретт почувствовала, что замерзла и застегнула каракулевый жакет, который все время был нараспашку. За последние одиннадцать лет она постоянно избегала это здание из белого известняка, которое когда-то называла своим домом.
Окна квартиры на десятом этаже были освещены. "Наверно, Барбара в гостиной", - решила Бретт, подняв воротник, укрываясь от холода. Но что она докажет своим приходом? Их последняя встреча была мимолетной, и не было причин для того, чтобы эта будет более любезной. Она еще раз взглянула на окна матери, повернулась и пошла прочь.
***
- Бретт, это было самым тяжелым, чем я когда-либо занималась, - Лизи поправила вязаный берет и пробежалась пальцами по золотым волосам. По совету одного из своих преподавателей она носила волосы распущенными. Такой стиль прически был модным несколько лет назад.