Под утро случилась гроза с оглушительными раскатами грома. Дождь был такой, что казалось, будто с неба извергается водопад. Я вышел на крыльцо поглядеть на стихию, и во вспышках молний заметил, как под низкими тучами мечутся неведомые сущности, то взлетая вверх, то пикируя к самой земле. Они устремлялись туда, где только что пробил разряд, и резвились там, мерцая и переливаясь едва заметным серебристым цветом.
Вспоминая уроки Цапела, я попробовал поймать и притянуть одного из них поближе к себе. Но, пойманное лишь на секунду, это воздушное создание легко разорвало мой поводок и скрылось во тьме. Может быть, даже не заметило мои потуги. А потом суматошные полеты этих грозовиков обрели осмысленность, и, собравшись в подобие хоровода, они крутились по спирали, сохраняя строгий порядок и последовательность полета. И вот, когда молнии почти закончились, начало формироваться нечто странное — искрящийся внутри себя разрядами молний шар. Сначала большой, а потом сжавшийся до размеров футбольного мяча. И вот, этот шар, держась на высоте около десяти метров, плавно поплыл по воздуху куда-то в сторону. А я, накинув морской плащ, пошел следом, стараясь не потерять диковинку из виду.
Дождь стал понемногу стихать, грозовики исчезли, в воздухе висел запах мокрой травы и утренней свежести. Следуя за шаром из молний, я увидел, как он в какой-то момент завис на месте, а потом упал вниз, за мгновение свернувшись в продолговатую спираль. Мелькнул и пропал, как будто и не было. И только шуршание капель да звук моих шагов остались в предрассветной серости зарождающегося утра. Дойдя до места падения шара, я обнаружил неприметную каменную плиту, почти скрывающейся в высокой траве. На ней имелось небольшое, примерно в ладонь, углубление в форме чаши или полусферы, к которой сходились неглубокие желобки. Сейчас они едва заметно мерцали, а по центру сияла кучка ослепительно ярких шариков размером чуть больше горошины.
В голове всплыло знание, или, может быть, воспоминание.
Семена молний — вот что это такое. Редкие стихийные артефакты, используемые для фиксации крупных плетений или для поддержки сложных кастов. А каменная плита — рукотворный сборщик этих маленьких артефактов.
Осторожно протянув руку, я недоверчиво прикоснулся к сияющим шарикам, но ничего не произошло. Тогда я зачерпнул их в ладонь и покатал между пальцами. Удивительные штуки! Как им пользоваться я уже знал, чувствовал — достаточно будет прикоснуться и влить совсем немного мадьи. Очень хотелось попробовать, но время и место были уж слишком неподходящие.
С небольшого холма, на котором я стоял, открывался вид на лес из сухих деревьев. Голые стволы, ветки без листьев и хвои, сухой мох и мелкие кусты понизу. Тот самый сухостой, который упоминал староста Фаддей. Те самые проблемы в нем… Я оглянулся на восходящее солнце, на высокую траву, на тропу к деревне, которая была совсем недалеко. Идти одному — авантюра, как ни посмотри, но после ночного боя на Щуке многое стало казаться проще. Пойду, прогуляюсь. Была не была!
Но стоило войти в мертвый лес, как моя уверенность пошатнулась. Причиной стала абсолютная тишина, нарушаемая лишь хрустом веток под ногами. Сухие и ломкие, они напоминали тоненькие косточки птиц или мелких животных. Наступишь на такую и раздается треск, громкий, разве что без эха. Приходится следить, куда наступаешь, поневоле распыляя внимание.
Нет, так не пойдет. Вернулся назад, сложил одежду и вещи у опушки и перекинулся в варха. И едва не завыл от охватившего меня звериного восторга.
Простор! Бежать вперед! Прыгать по деревьям!
И сразу ветки под ногами перестали ломаться и трещать …
Двигаясь вдоль края леса, я нашел места, где деревенские рубили деревья. А потом обнаружил полянку, где осталась чья-то кровь. И следы, ведущие вглубь леса. Едва заметные, уже почти без запаха, но все еще различимые. Следуя по ним, я обнаружил небольшую низину, несколько больших нор и олененка. А вернее то, что от него осталось. Рожки да ножки, как говорится. Как он вообще тут оказался?
Здесь следов было больше. Казалось, что неизвестный ходит тут часто, едва ли не тропинки уже протоптал. А лес вокруг хоть и просматривается, но деревья стоят густо, далеко не увидишь. Я отправился по самой нахоженной дорожке, петляющей среди кустов, кочек и бурелома. И метров через пятьсот обнаружил свежий холмик земли с большой норой в центре. Как будто выход кротовой норы, но метра два в поперечнике и метр в высоту. И мадья чувствуется, что гораздо интереснее. Слабое веяние, но отчетливое.
Осторожно подобравшись поближе, я заглянул в лаз, потянул носом воздух, но ничего кроме незнакомого кислого запаха и земли не почуял. Проход под землю для меня маловат — разве что для человеческой формы сгодится, но я же не собираюсь внутрь. Зачем бы мне…
Дальше в лесу такие выходы стали попадаться чаще, а один раз что-то даже мелькнуло на самом краю земляного холмика, и исчезло в дыре… Я подобрался поближе и вдруг из норы метрах в тридцати выглянул бородатый мужик с бледным лицом, испачканном в грязи. И уставился прямо на меня. Секунды две был неподвижен, а потом резко скрылся за земляным бруствером. В пять прыжков я оказался там, но обнаружил только темный пустой лаз.
Негромко рыкнув, варх разворошил вход в лаз, но рыть глубже не стал — наблюдатель бесследно исчез.
Внезапно зашевелилось большое дерево, стоящее неподалеку — вся поверхность его ствола как будто ожила и пришла в движение. Вниз, к земле устремился сплошной поток бело-коричневых многоножек, удивительно похожих по цвету на мертвые деревья в этом лесу. Гибкие двух-трехметровые твари нацелились на меня, стелясь по земле и стрекоча многочисленными конечностями. С нескольких дальних деревьев ползали такие же. Многовато…
Где-то в отдалении опять мелькнуло человеческое лицо, но в этот раз я успел увидеть больше. Голова мертвеца венчала тело крупной многоножки. Переднюю часть она держала приподнятой, как будто специально, чтобы лицо покойника смотрело вперед. Тоже бородатое, грязное, с землисто-зеленоватой кожей. Невероятно, но мне показалось, что эта тварь не спешит ко мне, а просто наблюдает, как ее товарки мчатся ко мне, щелкая жвалами.
Быстро бегут, сучки.
Первую подоспевшую я полоснул когтями, в брызги разбив приплюснутую голову с черными круглыми глазами-нашлепками. Следующую разорвал пополам, но не доглядел, и гибкое тело извернулось, а жвалы сомкнулись на лапе. Жгучая боль, но недолго — я размазал ее еще одним ударом и отскочил назад перед волной атакующих. Как будто шевелящийся ковер… А вдалеке за боем приглядывает мертвая голова.
Шаг за шагом отступая, я убивал самых прытких, но то одна, то другая все же покусывали меня за лапы. Жвалы у них ядовитые, как оказалось, но регенерация пока справлялась.
Ударив мадьей, я расплющил многоножку, но варх на секунду замер и едва не попал под целый вал бросившихся на него тварей. Поток связи с Кантром работал, но как-то слабо и неуверенно. Как будто в тотемном обличии магия не хотела мне подчиняться в полной мере.
Внезапно деревья кончились, а началась болотная сырость — лапы вязли, а иногда я проваливался едва ли не по колено. А многоножкам хоть бы что, под ними кочки даже не проминаются.
Выбрав вдалеке относительно сухой островок, я развернулся и помчался к нему, мысленно готовя касты для формирования моей магической брони. За пару десятков секунд, что у меня были, я принял человеческую форму, призвал клинок и начал бить наступающую мерзость издалека. Вода, болотный мох и хитин врагов разлетались под моими ударами.
Сначала я пробовал бить точечно, потом сверху по площади, но оказалось, что лучше всего как бы рассекать болотное пространство короткими узкими ударами. Попадая по телам многоножек, они разрубали их, и вскоре пространство оказалось завалено шевелящимися обрубками. А те части, где были головы и еще могли передвигаться, я добивал мечом, благо скорость они уже потеряли. Кажется, пол болота зеленоватыми ошметками забрызгал!
В какой-то момент едва не пропустил, как тварюга с мертвой головой, прячась за кустами, подобралась поближе и атаковала магией. Метров с сорока в меня ударил целый залп из мелких костяных иголок, но заметив опасность, я успел броситься на траву, и атака пропала впустую.
К тому моменту большинство многоножек уже утратили боевой задор и крутились чуть за границей досягаемости моей магии, а прорвавшиеся на мой остров корчились, разрубленные на части. А вот та, что с мертвой головой, всерьез вознамерилась меня достать — второй удар магии был невидим, и в центр груди мне как будто штырь воткнули. Я глянул и едва не запаниковал. Там копошилось нечто похожее на небольшого паука, состоящего, как будто, из мутной воды. Он деловито погружал в меня внушительный хоботок, помогая себе всеми лапами. Выругавшись, я хлопнул его рукой, но та прошла насквозь призрачного тела. И только тогда я догадался срезать его лезвием, усилив удар мадьей. Чтоб уж наверняка. И все равно, боль еще некоторое время терзала оставленную им рану.
Прежде, чем вредоносный многоногий маг успел ударить третий раз, я рванул с низкого старта, и в высоком прыжке перемахнул через темную воду и приземлился в пяти метрах перед врагом. И даже куст в полете срубил, а едва приземлившись, ударил мадьей, целясь в башку.
Попал, и многоножку опрокинуло на спину, а мертвая голова развалилась на части, оголив розоватую плоть и зачатки черепа со жвалами.
Тварь явно не ожидавшая такой прыти, заверещала и попыталась развернуться, чтобы сбежать, но я подскочил и пригвоздил ее к земле, пробив клинком насквозь. Не убил, и она продолжала неистово биться, пытаясь сорваться. Новую атаку магией я успел заметить и выставить защиту. Сам не понял, как это получилось, но вроде бы потому, что понял механизм ее атак. Как концентрируется мадья, как она трансформируется в каст, и как он отправляется в мою сторону. Заметив это на самой первой стадии, я смог вовремя среагировать. Учусь, однако!
Рисковать дальше не стал и добил тварь взмахом меча.
Джарх у многоножки если и был, то растворился раньше, чем я успел его заметить. Это оказалось неожиданно и досадно, но я списал отсутствие на примитивность самого существа.
Со смертью магической многоножки, остальные, как могли, разбежались по своим норам, оставив меня на краю болота, с ноющими и гноящимися ранами. Яд этих тварей неохотно покидал даже тело варха, заставляя болезненно морщится и глухо рычать.
А потом на смену боли пришел голод, да такой, что я всерьез подумывал, не угоститься ли многоножками. Но на этот гастрономический эксперимент я все же не решился. Но другой живности в мертвом лесу не водилось, так что пришлось опять принимать человеческую форму — в ней муки голода были не так сильны.
Возвращаться решил по своим же следам, благо путь устилали убитые многоножки. Но напоследок взглянул на открытое пространство и болото, которое там расстилалось. Что-то еще раньше привлекло там мое внимание.
И вот, вдалеке, за чахлыми деревцами мне опять показалось что-то знакомое. Но что именно, было не разглядеть.
Выломав себе жердь, я начал пробираться в болото, стараясь обходить уж слишком подозрительные и глубокие места. Угодить в трясину мне совсем не хотелось. Вскоре стало ясно, что среди топей стоит серый обелиск. Почти такой же, как я нашел невдалеке от того места, где провалился в этот мир.
К тому моменту земля под ногами стала повыше и посуше, и я подошел прямо к цели. Не очень высокий, массивный, испещренный неизвестными символами четырехгранный обелиск. Надписи также шли рядами, от верха до половины. И сверху имелась крупная руна, выдолбленная в камне и, как будто, выкрашенная внутри густой черной краской.
Чуть дальше за ним, после небольших кустов, взгляду открывалась крупная поляна с руинами примитивного строения, сложенного из небольших камней. Но осмотр этой достопримечательности я отложил, а обратил внимание на сам обелиск. Памятуя о том, как сияла руна в первый раз и надписи обрели понятность, я положил ладонь на поверхность сооружения. И также как тогда, по надписям пробежал всполохи, и они стали разборчивы для меня.
«Здесь, среди благословенных богами лесов, долгое время жил, а затем скончался в преклонных годах Захариус Рошас, философ и мудрец Западного Даангана. Он погребен с заслуженными почестями, и навсегда останется в памяти потомков. Всякий кто достоин, да обретет частицу его мудрости!»
Благословленные богами леса, значит… Ну-ну.
Я оглядел мертвые деревья и кусты, а затем зашагал к руинам. Хотелось взглянуть на жилище, где обретался мудрый старец. И через пару шагов замедлился, а затем и вовсе остановился.
Запах людей! Грязной одежды, еды, залитого водой костра, может быть… Все тихо, разговоров и звуков нет. Осторожно обхожу стену и заглядываю внутрь. Меч уже занесен для удара, но никого нет. Небольшой навес из тонких жердей, накрытый тряпками и мхом, скудная утварь, две лежанки, кучка хвороста и… густо залитый кровью камень? Да, реально, небольшой аккуратный кубик, сантиметров двадцать по грани, так щедро политый кровью, что кажется, будто он пропитался ею насквозь. В центре светлое пятно, словно что-то раньше еще лежало сверху, а потом это забрали.
Тряпки, грязь, несколько чистых костей, рваные башмаки. Брезгливо морщась, откинул одну из тряпок и обнаружил еще вещи — рубахи, штаны, обмотки на ноги, обувь. Грязные, часть в засохшей крови. Ясно, что это от пропавших крестьян, но почему здесь? Разве не многоножки их схарчили? Или местный обитатель обобрал уже мертвые тела? Он был здесь недавно, а вернее они, пара местных бомжей, если судить по обстановке. Зачем сбежали? Видели мой бой и свинтили от греха подальше? Вероятно так, да. К тому же, многоножки едва ли не к ним на порог лезли. Я подобрал тряпку почище и обернул вокруг пояса. Сойдет. Непривычно мне голышом разгуливать.
Выйдя из руин, я хотел осмотреть следы, но увидел невдалеке какие-то развороченные камни.
Ого! Это оказалась могила мудреца Рошаса, но развороченная, будто ковшом экскаватора, разоренная и оскверненная. Если конечно считать за таковое действие кучу сваленных туда человеческих костяков. Лишенных мяса, кое-где обожженных и безголовых, что характерно.
— Поголовно безголовых, — скаламбурил я вслух.
Кости просто так швыряли, не пытаясь даже землей или травой засыпать. Как ненужный хлам, мусор. Но с того момента уже много времени прошло, даже запаха почти нет. А свежие следы есть — уводят дальше по тропинке.
Не знаю почему, но какая-то злость вдруг меня взяла. За разоренную могилу этого старца обидно стало. Вроде как почитали его, уважали, а вон как вышло — бомжи безродные свалку на месте памятника сделали. Не по-людски это.
И недобро оскалившись, я взял след супостатов. Интересно, это суть древних Хазгу во мне взыграла или просто сживаюсь с этим миром понемногу?
По тропе шел быстро, почти бежал кое-где, высматривая по сторонам людей или многоножек, чтобы не влететь к ним в гнездо. А смотреть стоило под ноги. Я вступил куда-то, на вполне обычную землю, не заметив ловушки. Там, где по виду была земля, я рухнул в воду, погрузившись в нее с головой. Забил руками, пытаясь всплыть, но там сверху уже опять была земля, плотный слой.
Как в водяной мешок угодил, или трясину, что сошлась сверху. Чуть не запаниковал, но сообразил, что делать — ударил вверх мадьей. Со страху перестарался и вместе с фонтаном воды даже землю вокруг выкинуло. Метров на пять вверх, наверное. Выбрался и стал осматриваться. Ну, так и есть, ловушка с магией; хитро и ловко сделана. Если не следить за фоном, то попадешься наверняка.
Дальше шел осторожнее и еще одну водяную яму обошел стороной. А с третьей ловушкой опять едва не попался — как невидимое лезвие поперек тропки висело. И только легкий отголосок чужой магии заставил меня остановиться и искать незримое.
Нашел, но не сразу, а когда обнаружил, то подкинул кусок дерева под удар. И ловушка схлопнулась, кольцом охватив цель и, вспыхнув на секунду, исчезла. Бревнышко пережгло напрочь. Меня бы, наверное, просто поранило, но все равно неприятно.
Дальше местность стала суше и ровнее, так что я сошел с тропы и ускорился. Запах немытых тел еще висел в воздухе, и азарт погони гнал меня вперед. Ага, вот и они. Фигуры вдали мелькают среди деревьев. Остановились? Или уже на меня двигаются? Хм, ну, давайте, попробуйте моей магии, бомжары!
Ухмыльнувшись, я подготовил каст, который должен будет спеленать одного из врагов хотя бы на время.
Черт, это не люди, оказывается!