— Уже нет.
Бахарев вдруг почувствовал себя спокойно-спокойно. Чуликова для него никто, а с Юлькой он позже разберется. Он ей все объяснит, он пообещает, что такого больше… Нет, не пообещает — поклянется кровью своей. Он докажет…
— Уже да. Вы числитесь в штатном расписании подведомственной мне компании, а значит, являетесь моим сотрудником. Моим, — выделила она, чтобы в Бахареве, видимо, не осталось никаких сомнений в собственной принадлежности кому-либо.
Тот лишь усмехнулся:
— Меня теперь меньше всего интересуют ваши штатные расписания. Я на вас больше не работаю, и никто не может заставить меня делать то, чего я не хочу. А я больше всего на свете не хочу вас видеть. И слышать. Я достаточно ясно выражаюсь?
— Да уж куда ясней. Только вы, Вадим Алексеич, упускаете одну немаловажную деталь: вы подписали контракт, а это вам не промокашка, простите. И в том контракте есть такой пункт: сотрудник не может уволиться до истечения срока контракта, нравится вам это или нет. Не может. И никакие обстоятельства во внимание не принимаются. Компания "Макнот" потому и стала мировым брендом, что плевать хотела на обстоятельства. Вас засудят так, что вы сами не будете рады, что ввязались в это дело. Вы всю жизнь будете работать на то, чтобы выплатить нам неустойку. Вы этого хотите, Вадим Алексеич? Так я вам это обеспечу.
Контракт? Черт, об этом он и не подумал. Это что же, раз он подписал какую-то бумажку, то теперь уже не волен распоряжаться собственной жизнью? Или Чуликова лжет? Непонятно, правда, зачем ей это надо, но может быть и лжет. И тогда контракт — не более чем филькина грамота. Но неужели и в самом деле человек, подписавший контракт, уже не может пойти на попятный? Мало ли какие обстоятельства могут случиться? Не сработался, не прижился в коллективе, или вообще переезжает в другой город? В конце концов, нашел другую работу, более высокооплачиваемую? Или… ну да, наверное именно из этих опасений сотрудников и вынуждают подписывать эти контракты. А он-то, дурак, еще радовался, что теперь в течение целого года его не смогут уволить! И даже не подумал о том, что сам не сможет уйти.
Или все-таки это утка? Чуликова просто берет его "на пушку", а на самом деле он свободен, как птица в полете? Эх, как бы проконсультироваться у специалиста по трудовому праву… Пункт такой Вадим в самом деле в контракте читал, но в тот момент не придал ему значения. Вроде как и не имелось в нем необходимости, подумалось даже: да какой же дурак с такой работы увольняться надумает. А с другой стороны уверен был: если человек не хочет работать, никто не сможет его заставить.
Видимо, уловив в его взгляде неуверенность, Наталья Петровна перешла в наступление:
— Так что не можете вы уволиться, Вадим Алексеич, не можете. И давайте-ка без этих фокусов. С сегодняшним днем, так и быть, я что-нибудь придумаю — напишете задним числом заявление на день без содержания. А завтра попрошу вас быть на работе, как штык. И давайте договоримся: наши с вами личные отношения никоим образом не должны касаться работы. На работе мы — начальница и подчиненный, а все, что вне работы… Вы меня понимаете?
Он очень хорошо понимал. Еще бы не понять: в глазах гостьи отразилась теплота и просто-таки материнская нежность. Бахарев вскипел:
— Вне работы нас с вами вообще ничего не может связывать! Я не знаю, что вы себе напридумали, Наталья Петровна, но я женатый человек, и в ближайшее время ничего в своей жизни менять не собираюсь!
— В самом деле? — в ее глазах отразилось фальшивое удивление. — Надо же! А я вот как-то не замечаю вашей жены. Где ваша жена, Вадим Алексеич? Жена-а, ау? Где ты? Нету. Странно, куда это она от вас подевалась? Только не говорите, что на работу ушла — с таким пузом не работают, дома сидят под присмотром любящего супруга. А вы, если мне не изменяет память, не такой уж и любящий. Или я ошибаюсь?
Вот же стерва! И как все вывернула, гадина. А главное… права ведь. Хоть и стерва, хоть и гадина — а Вадим и в самом деле не такой уж любящий муж. Если бы любил — смог бы так безоглядно поломать собственное счастье? Выходит, права Чуликова…
В ее душе боролись два чувства. С одной стороны, дико возмущало, что этот мальчишка, которого она осчастливила своим выбором, так отчаянно сопротивляется. У него даже хватило наглости заявить, что вне работы их ничего не связывает.
С другой… Отчего-то вдруг стало жалко дурачка. Не понимает своего счастья, глупый. Все еще цепляется за пузатую жену. Как будто ему в самом деле ужасно больно ее потерять. Может, Вадим и в самом деле ее любит? А раз так, то Наташа не имеет морального права ломать его жизнь?
Глупости! Что за глупости, ей Богу! Почему она должна заботиться о счастье какой-то пузатой девицы, и забыть о своем собственном? В конце концов, эта девица ровно ничем не заслужила Бахарева. Разве она искала его столько лет, сколько искала Наталья? Разве она выстрадала свое счастье, как выстрадала его Наталья? Ей всего-то лет… э, сколько ей может быть? Так, как она выглядела вчера, может выглядеть только сорокапятилетняя баба, да еще и при условии, что никогда в жизни не ухаживала за собой. Впрочем, может, Наташа к ней слишком строга? Может, именно так и должны выглядеть беременные женщины? А вот глаза у нее были молодые, и такие несчастные…
Не хватало только жалеть собственную соперницу! Так недолго скатиться и к благотворительности: так и быть, милая, забирай своего мужа, мне он не так уж и нужен. Еще чего! Нужен, в том-то и дело, что нужен! У Наташи все есть, она благополучная сложившаяся женщина, и единственное, чего ей не хватало в жизни, это Бахарев. Именно Бахарев! Если несколько месяцев назад она бы выразилась иначе: ей не хватает мужа, женского счастья, то теперь с чистой совестью могла конкретизировать: единственное, чего ей не хватало в жизни, это Влад Бахарев. И только он. Такой капризный, плохо поддающийся перевоспитанию. Склонный к выпивке. Заросший, лохматый. Злой, колючий, ершистый. Ей нужен был Бахарев. Как воздух. Как вода. Только он…
Раньше было легче. Когда вакансию Бахарева занимали другие кандидаты, Наталье Петровне было легче. Те ее тоже чем-то привлекали — одни больше, другие меньше. Один, помнится, был невероятно хорош собою. Другой — постельных дел мастер. И до ужаса обидно было терять каждого из них, однако она расставалась с ними безболезненно. На сей же раз чувствовала — пережить потерю Влада будет не так-то просто. Не поможет никакая надежда взять на его место более достойного кандидата. Ничего не поможет. На сей раз она застряла. Чувствовала — остаться без Бахарева окажется намного-намного болезненнее, чем в свое время без прихлебателя. А потому сражаться за него она будет до конца. До победного конца.
Разговор зашел совсем не в ту сторону, на которую надеялась Наталья. Она-то была уверена, что стоит только им остаться вдвоем, без любопытных глаз, и Влад сразу станет тем же, каким она успела его узнать на вечеринке. Вместо этого он почему-то смотрел на нее с такой ненавистью… С незаслуженной, надо сказать, ненавистью. И эту несправедливость следовало немедленно устранить.
Невзирая на явную враждебность хозяина, Наташа прошла в комнату. Расстегнув шубку, присела в кресло.
— Вадим, давай успокоимся. Иди сюда, садись.
Тот послушно прошел в комнату, присел на краешек дивана, вроде это он пришел в гости, а не Наталья Петровна.
— Так-то лучше. Зачем нам с тобой ссориться? Ты сам подумай. Работа у тебя хорошая, и ты не можешь с этим спорить. С работой ты справляешься — я даже всерьез подумываю о твоем повышении. Зарплата опять же — где ты еще такую найдешь? Хорошо платят только иностранные компании, а у нас их не так уж много. Кстати, слухи о ненадежных людях очень быстро распространяются: если ты уйдешь от нас со скандалом, никакой опыт работы не поможет — тебя никто не возьмет. Иностранные компании — это прежде всего дисциплина. Давай не будем горячиться — ни ты, ни я. Мы забудем, что произошло, и начнем все с чистого листа. Как будто между нами ничего не было.
— Между нами и так ничего не было.
А вот это уже хамство, дружочек. А как же вечеринка? А как же страсть? Этого тоже не было? Пусть это не завершилось чем-то знаменательным, но нельзя отрицать, что это было прекрасно! Тем более утверждать, что этого не было вообще. Ну да ладно. Наташа взрослее, мудрее. И только поэтому сделает вид, что не обиделась. Но когда-нибудь потом тебе придется извиняться за свои слова.
Вслух же сказала, мило улыбнувшись:
— Вот и правильно, умница. Ничего не было. Так что давай-ка не глупи. Завтра жду тебя на работе. А остальное… Поживем — увидим, да? Главное — ничего не было.
Она легко и, как ей казалось, грациозно покинула кресло. Застегнула шубу — медленно, давая ему лишнюю возможность полюбоваться собою. Открыто улыбнулась на прощание, чтобы мальчик понял, что она не сердится на него, что она все ему прощает — до поры до времени.
— Вот и договорились. До завтра. Только не забудь побриться — всех клиентов распугаешь. Пока! — и покинула квартиру, не дожидаясь, пока хозяин додумается ее проводить.
Дверь хлопнула, и Бахарев вздохнул с некоторым облегчением. Однако над словами непрошенной гостьи следовало хорошенько поразмыслить.
В самом ли деле он не имеет права уволиться по собственному желанию? Неужели какой-то контракт может заставить человека работать там, где ему категорически не хочется? Нужно будет проконсультироваться у юриста.
Однако даже если он сможет уволиться, стоило ли это делать? Было в словах Чуликовой рациональное зерно. Иностранных компаний в городе и в самом деле раз, два и обчелся. И наверняка хоть какую-то связь они между собою держат. В любом случае при приеме нового человека они непременно выясняют на предыдущем месте работы причины увольнения сотрудника. И в таком случае Вадиму мало что светит впереди.
Можно было бы попробовать устроиться не в иностранную фирму — благо, своих, отечественных развелось на любой вкус. Однако Чуликова права — в российских компаниях платят на порядок меньше. А Бахарев уже привык к хорошей зарплате. Да дело даже не в привычке, а в том, что он должен содержать семью. Платить за квартиру, кормить жену и дочку, которая вот-вот родится. Рождение ребенка вообще удовольствие не дешевое: питание, одежки, коляски, памперсы и прочие радости жизни. А если, не дай Бог, кроха заболеет — только лучшие врачи, лучшие лекарства. Как он потянет все это на крошечную зарплату?
То, что в данную минуту Юлька была уже не с ним — ровным счетом ничего не значило. Она его жена, и должна быть рядом. Любые обстоятельства, меняющие этот расклад — случайность, недоразумение, чужие козни или еще что-либо — рано или поздно должны оказаться в прошлом. Жена должна быть рядом с мужем. Можно наоборот — муж должен быть рядом с женой. Третьего не дано — или так, или этак. Не мытьем, так катаньем, но они непременно должны быть вместе, и ни какая Чуликова не сможет им помешать. Пусть даже она одержала маленькую победу — это еще ничего не значило.
Юльку Вадим вернет во что бы то ни стало, а значит, он по-прежнему обязан заботиться о материальном благополучии семьи. Раз так, то и рисковать зарплатой он не станет. Он что-нибудь придумает, обязательно придумает. Он найдет выход. В крайнем случае усмирит гордость и будет работать под началом Чуликовой, изображая, будто ничего не было и он ее знать не знает. Но это только в крайнем случае. Только если она сама согласится оставить его в покое. Это покажет завтрашний день. А дальше… дальше Бахарев посмотрит по обстоятельствам. Главное — вернуть Юльку.
Назавтра он столкнулся с Чуликовой лишь однажды, когда отдавал ей заявление на день отпуска без сохранения зарплаты. Та пробежалась взглядом по тексту, сухо кивнула и размашисто подписала бумагу, даже не взглянув на посетителя. Вот и ладненько — если и дальше так пойдет, Бахарев очень даже сможет работать под ее руководством.
Однако вечер все изменил, причем с той стороны, с которой Вадим никак не ожидал удара. Он только-только собрался покинуть офис, когда в кармане завибрировал мобильный. На дисплее высветился Юлькин номер. Дрожа от волнения, он нажал кнопку приема:
— Алло, Юлька! Юлечка!
Вместо ее звонкого голоса в трубке раздался откровенно враждебный голос тещи:
— Это Татьяна Владимировна. Юля в больнице. Я бы ни за что тебе не позвонила, но Юля тре…
— В какой? В какой больнице? Что случилось? Ей же еще месяц…
— Не месяц, а три с половиной недели. И она бы их спокойно доходила, если бы не твои выкрутасы, подлец. Я выполняю ее просьбу, но так и знай — Юльки тебе больше не видать. Один раз обидел, второго не будет, понял?
— Да где она? Какая больница? Куда ехать?
Вместо точного адреса теща говорила и говорила ему какие-то гадости, а он вынужден был их слушать, чтобы узнать, наконец, куда бежать, куда лететь. Спасать, спасать Юльку и малютку. Он обязан их спасти, он обязан…
Подъезжая на такси к больнице, Вадим был уверен — всю душу из него вынут, пока допустят к жене. Пожалел, что не заехал домой — денег-то с собой было шиш да маленько. Кто же думал с утра, что именно в этот день понадобится приличная сумма. По идее нужно было бы все-таки сделать крюк и заскочить домой, но в час пик, по забитым машинами дорогам это заняло бы у него не менее полутора часов. А он не мог себе этого позволить — он должен был спешить, он обязан был в эту минуту быть рядом с женой. За деньгами он съездит позже. Он все толком разузнает, посидит с Юлькой, поговорит с врачами, обо всем с ними договорится и тогда уже смотается домой. Заодно Юлькины вещички прихватит, что там может понадобиться — халат, ночнушка, тапочки. Она ведь практически ничего с собой не взяла, когда уходила от него. Юлька, бедная Юлька… Его бедная маленькая Юлька, его рыжий Бельчонок…
Наталья Петровна специально вышла с работы чуть пораньше. Чтобы Влад не проскочил мимо нее, не ускользнул. Пора было поговорить начистоту, а то ишь какой в офисе ходил надутый. Даже не поздоровался, когда заглянул в ее кабинет. Дурачок — думает, это его спасет. Глупыш, тебя уже ничего не спасет, процесс пошел, колеса закрутились. Ты можешь сопротивляться сколько угодно — это лишь чуть притормозит процесс, но никак не остановит его. Наташа еще никогда в жизни не была так близка к цели. Вернее, физически как раз бывала частенько, и даже куда ближе, а вот с духовной позиции… С духовной выходило, что никого ближе Бахарева у нее не было. Ближе и желанней.
Были самцы. О, с этими не возникало никаких проблем: только намекни, и он уже и твоих ног. То есть не совсем. Правильнее будет сказать — возле твоего тела. Не нужно было прилагать ни малейших усилий — пара-тройка заинтересованных взглядов, одна-единственная обещающая улыбка, и в тот же вечер он уже оказывался в ее постели.
Но никогда еще ни одного самца Наталья не желала так, как Бахарева. Возможно, окажись он такой же легкой добычей, как остальные, и не был бы таким желанным, таким необходимым для будущего счастья. Но он усиленно сопротивлялся. Другой не стал бы дожидаться ее откровенных призывов на вечеринке, сообразил бы давным-давно, чего от него ждут. Но Бахарев вел себя, как настоящий ребенок. Уж Наталья и так ему намекала, и этак. И глазками стрельнет, и по ладошке погладит, и улыбнется соблазнительно. И все мимо. На него подействовал только откровенный, грубый до пошлости съем.