Подъезжая к дому, Энн гадала, что сейчас делает Улисс. Она почему-то боялась заходить к нему. А вдруг он передумал ехать и сейчас ей это скажет. Да ладно, какой мужик откажется переспать с понравившейся ему красоткой? То, что она сейчас красотка, Энн знала. От волнения из-за неожиданной шпионки, Энн сразу похудела. Она всегда худела от переживаний. Но эта худоба ее только красила. Лицо становилось более одухотворенным, глаза загорались безумным блеском. И этот взгляд делал ее неотразимой для мужчин. Смешно, конечно, но самые яркие свои романы она переживала после каких-то больших неприятностей. Как только она выходила откуда-нибудь взбешенная или заплаканная, так в нее обязательно кто-то влюблялся. И она, ослабленная переживаниями, попадалась на эту неожиданную приманку чужой влюбленности. Неужели и этот роман всего лишь бегство от очередного житейского разочарования? Нет, лучше об этом не думать. И Энн развернула машину и поехала в Пентагон-сити-молл. Это был ее второй любимый торговый центр после «Тайсена». Надо же ей что-то прикупить к нью-йоркскому вояжу.
Улисс все утро ждал Энн. Он все никак не мог поверить, что они проведут в Нью-Йорке несколько дней. Он был уверен, что наутро Энн передумает. Может, уже передумала и поэтому прячется от него, не зная, как сказать правду. Ох уж эти интеллектуалки, творческие личности. Никогда не скажут — да или нет, а будут крутить, юлить и заикаться.
Наконец Улисс не выдержал. В конце концов, он мужчина и надо брать все в свои руки. Он дошел до дома и постучал в дверь. Подождав для приличия несколько секунд, вошел в холл. Никого не было. Улисс прошел на кухню. Кофеварка мигала красным огоньком. Улисс выключил ее и огляделся. В раковине стояла чашка и тарелка со следами кукурузных хлопьев. Кофеварку Энн всегда забывает выключать, он это уже замечал. А где Модеста? Рыдает в кладовке? Улисс решил подняться в кабине. Там тоже никого не было. Компьютер был выключен, следовательно, в кабинет утром никто не входил. Обычно Энн включала компьютер, как только вставала, и он ложился спать вместе с хозяйкой. Даже если она не работала, то все равно не выключала свой станок до поздней ночи. Улисс прошелся по библиотеке, вышел на полукруглый балкон. Солнце ярко светило, вокруг царили покой и тишина. Только внизу в траве громогласно звенели и жужжали какие-то насекомые. Вдруг Улисс услышал сквозь мушино-пчелино-цикадный звук странные всхлипывания и стоны. Они неслись откуда-то сверху и напоминали что-то очень знакомое. Улисс прислушался и начал различать в этих нечленораздельных звуках отдельные слова:
— Тебе хорошо? — страстно шептал низкий мужской голос.
— Да, да, х-хани, да… еще, сейчас… я… это начинается… я уже чувствую… ах… ох, а-а-а-а-а… умираю, да… да! А-а-а-а-а-а!
Дальше послышались мужские стоны и вскрик. Через несколько секунд опять началась возня, но вопли уже сменились нежным мурлыканьем.
И дураку было понятно, чем там занимались. Улисса бросило в жар. Женский голос был голосом Энн! Но с кем она там? С Уайном?! У того тоже был довольно низкий хорошо поставленный голос. Или приехал какой-то ночной гость? Что же это? Распутная тварь! А так лизалась с ним, как будто год никого не имела! Первым желанием Улисса было взбежать наверх и… И что? Он, собственно, ей кто? Оскорбленный муж? Обманутый жених? Улисс шатаясь ушел с балкона. В библиотеке на столике лежали чьи-то сигареты, тут же стояла большая настольная зажигалка. Он взял одну. Улисс закурил впервые за два года. Он решил все-таки остаться и дождаться этих голубков. Пускай она знает, что он в курсе. Да, вид у него глупый, положение дурацкое, но он не мог сдвинуться с места. Вообще-то даже интересно, какие мужики ей нравятся.
Через десяти минут послышались быстрые шаги. По лестнице сверху спускалась девушка в белой мужской рубашке. Улисс поднял голову и увидел соблазнительные булочки двух смуглых половинок маленькой попки и голые стройные ножки. Девушка завизжала и ринулась обратно наверх. Ее попка еще раз ослепила Улисса своей невинной откровенностью. Спустя пару минут с лестницы кубарем скатился Чарли, сын Энн. Он был в белом махровом халате. Полы халата расходились, и время от времени являли миру довольно внушительное мужское достоинство.
— Простите, сэр? Вы, собственно, что тут делаете? Я полагаю, это не единственное в Мак-Лейне место для курения? Почему бы вам не покурить на свежем воздухе? А если вы еще будете курить там свои сигареты, а не мои, я сочту вас очень любезным джентльменом.
— Прошу прощения, я жду миледи. Она пригласила прийти с утра. Я вообще-то не курю, но так получилось. Прошу еще раз извинить меня…
— Я принимаю ваши извинения. Я узнал вас, Улисс. Но мама уехала час назад, точно не помню, но я слышал отъезжающую машину. Наверное, шопинг или еще что-то. Я-то думал, мы тут одни во всем доме. Модеста выходная сегодня, Уайн уехал. Я полагаю, вам лучше позвонить маме из своего дома.
Улисс неловко раскланялся и спустился вниз. Ему было стыдно за свою дурость. И несообразительность. Как он мог забыть про ее сына с девушкой?! Чем ребятам еще заниматься в их возрасте, да еще в пустом доме. Теперь они решат, что он псих или сексуальный маньяк. Да, так и есть! Бедная Энн, как, наверное, у нее пылали щеки все это время. Она там покупает апельсиновый сок или трусики и никак не поймет, кто ее так усиленно вспоминает и поносит. Улиссу стало стыдно. Он готов был упасть перед Энн на колени. Но, слава богу, мысли пока еще не переносятся на расстояния. Однако ее сын обязательно ей расскажет. А как этот юноша поставил его на место, как выставил вон! Его, конечно, можно понять. Но Улиссу было обидно. Да, не очень хорошие отношения начинают складываться с молодыми хозяевами усадьбы.
Вечером Энн повезла ребят в самое богемное местечко Вашингтона «Адамс Морган».
— Считай, что это наше фамильное место, — сказал Чарли Рози в машине по дороге туда, намекая на свою фамилию. — У мамы бывают приступы ностальгии по непрожитому прошлому. Она обожает мюзиклы «Волосы» и «Иисус Христос суперстар».
— Ну да, я сентиментальна и цинична одновременно. Такой вот я продукт своего времени.
Оказавшись на шумной улице, запруженной людьми, Энн предложила ребятам поужинать в эфиопском ресторане. Ей всегда нравилась экзотика. К тому же там действительно вкусно готовили. Рози, правда, выразила некоторое опасение, когда вместо столовых приборов принесли тонкие хлебные лепешки, а всю заказанную еду выложили на одно большое блюдо.
— Я здесь первый раз, — воскликнула Рози. — А как мы будем есть?
— Очень просто! Берешь в руки лепешку и ею захватываешь кусочки мяса. Заодно впитывается соус. Очень вкусно!
— Да, кстати, нас очень удивил твой друг, этот полковник. Мы утром расслабились, выходим из спальни чуть ли не нагишом, а он стоит под лестницей на втором этаже и нервно курит. И взгляд у него был какой-то безумный. Он, наверное, контуженный. Рози прозвала его Терминатором. Ты не боишься ехать с ним в Нью-Йорк?
— Глупости. Он меня искал, наверное. И не ожидал вашей раскованности. Возможно, его воспитывали в пуританской строгости. Это я такая либералка.
— Чарли, ну что ты все время преувеличиваешь?! — вступила в разговор Рози. — Просто типичная комедия положений, как в кино. С чего ты взял, что я его как-то прозвала? Это твоя была идея. Полковник очень положительный человек, на мой взгляд.
— Как моя идея? И не пачкай мне туфли. Зачем ты меня толкаешь под столом? Мама, а откуда ты его взяла? Рози, в чем дело?
— Я хочу рассказать смешное, — вдруг захихикала Рози, не обращая внимания на слова Чарли. — Знаете, какая самая заветная мечта официанта?
— Какая?
— Посетители едят дома, а чаевые посылают официанту экспресс-почтой.
— Это мама так делает. Сама моет посуду, а если прислуга ей поможет, то она ей доплачивает. А своему полковнику ты заплатишь за поездку? Или это входит в его зарплату?
— Чарли, не порти мне аппетит. Это не твое дело. Я же не лезу в ваши с Рози дела.
— Да пожалуйста, лезь сколько хочешь! Этим летом я собираюсь работать. Меня пригласили помогать вести летний семинар по языкознанию. У Рози тоже будет практика в больнице. А кстати, мы можем остаться дома, когда ты уедешь?
— Конечно. Это же и твой дом. Ты стал такой взрослый. И так быстро вырос.
— Мама, ты вдруг погрустнела. Я тебя чем-то обидел или у тебя творческая задумчивость?
— Я бы сказала, творческая грусть.
После ужина, поднимаясь в спальню, Рози сердито выговаривала Чарли:
— Ты такой толстокожий! Что ты прицепился к ее полковнику? У них же роман.
— Какой роман? Он просто у нее служит. Да и зачем он ей?
— А зачем ты мне? — Рози вздохнула. — Я от тебя этого не ожидала. Ты ее ранил своей насмешкой.
— Ерунда, она уже забыла. Странно другое: мама с тобой почти не разговаривала. На нее это не похоже. Обычно она такая болтушка.
— Я же тебе сказала, она влюблена в своего полковника. Я такие вещи чувствую сразу.
— Какая ты чувствительная… и чувственная. А что ты еще чувствуешь сейчас?
— Африканская еда у тебя хорошо усваивается…
Перед сном Энн позвонила Улиссу.
— Извини, я сегодня целый день была занята. Давай поедем завтра с самого утра? Ты не передумал?
— А ты? Я сегодня, кажется, оказался в дурацком…
— Забудь об этом. До завтра. — Она уже собиралась выключить свет, как в дверь постучали. — Входи, — воскликнула Энн, думая, что это Чарли.
Но это была Модеста. Она только что приехала и выглядела уставшей, но возбужденной.
— Извините, мадам, что так поздно. Но мне необходимо было вас увидеть. Дело в том, что я беру расчет.
— Мой бог! Что случилось? Ты обиделась? Почему? Ты меня просто ошарашила! Ну-ка выкладывай все начистоту!
— Я знала, что вы расстроитесь. Но это очень личное. Я выхожу замуж!
— Господи, я попала пальцем в небо! Никогда не следует делать прогнозов, даже в шутку. И кто этот счастливец?
— Догадайтесь, это просто. Мистер Рипепи!