- Весьма поучительный вечер. Надеюсь, мой дражайший друг Сен-Вир оправился от огорчения, которое должен был испытать, когда я удалился столь рано?
- Наверное. - Хью улыбнулся, откинул голову на спинку кресла и поглядел на герцога с некоторым недоумением. - Почему вы так ненавидите друг друга, Джастин?
Прямые брови поднялись.
- Ненавижу? Я? Мой милый Хью!
- Ну хорошо, если ты предпочитаешь, я спрошу по-другому: почему Сен-Вир ненавидит тебя?
- Это старая история, Хью, почти покрывшаяся забвением. Видишь ли, э... contretemps* между любезным графом и мной произошли в те дни, когда мне еще не была ниспослана твоя дружба.
______________
* Недоразумения (фр.).
- А, так, значит, были contretemps? Полагаю, ты вел себя отвратительно?
- Что меня в тебе восхищает, мой милый, так это твоя пленительная откровенность, - заметил его светлость. - Но в тот раз я не вел себя отвратительно. Достойно изумления, не правда ли?
- Но что произошло?
- Крайне мало. Весьма тривиальный случай. Настолько тривиальный, что почти все о нем забыли.
- Женщина, разумеется?
- Вот именно. Не более и не менее как нынешняя герцогиня де Белькур.
- Герцогиня де Белькур? - Хью даже привскочил от удивления. - Эта рыжая сварливая баба?
- Да, эта рыжая сварливая баба. Насколько мне помнится, двадцать лет назад я восхищался ее... э... сварливостью. Она была так красива!
- Двадцать лет назад! Так давно! Джастин, ты же не...
- Я хотел жениться на ней, - задумчиво сказал Эйвон. - По молодости и глупости. Теперь это кажется невероятным, но так было. Я попросил разрешения ухаживать за ней у... да, забавно, не правда ли?.. у ее достопочтенного батюшки. - Он помолчал, глядя в огонь. - Мне... дай сообразить... мне было двадцать или чуть больше.
Уже не помню. Между моим отцом и ее отцом особой дружбы не было. Тоже из-за женщины. И, кажется, победа осталась за моим батюшкой. Вероятно, досада еще язвила. Ну и за мной даже в том возрасте числились кое-какие интрижки. - У него затряслись плечи. - Так уж повелось в нашем роду. Старый граф запретил мне даже думать о его дочери. Не так уж и удивительно, по-твоему? Нет, я не увез ее. Вместо этого мне нанес визит Сен-Вир. Тогда он был виконтом де Вальме. Визит этот был почти оскорбительным.
- Для тебя?
Эйвон улыбнулся.
- Для меня. Благородный Анри явился ко мне на квартиру с большим и тяжелым хлыстом. - Хью ахнул, и улыбка стала шире. - Нет, мой милый, меня не отхлестали. Но по порядку. Анри был в ярости. Мы перед тем из-за чего-то повздорили. Возможно, из-за женщины, но не помню. Он был вне себя от бешенства, что должно бы послужить мне некоторым утешением. Я посмел поднять мои распутные глаза на дщерь высоконравственного дома Сен-Виров! Ты замечал эту высоконравственность? Суть ее в том, что Сен-Виры занимались амурами втихомолку, а мои, как тебе известно, доступны всем взорам. Замечаешь разницу? Bon*. - Эйвон сел на ручку кресла и закинул ногу за ногу. В пальцах он крутил пустую рюмку. - Мое развратное поведение (я повторяю его слова, Хью), отсутствие у меня всякой нравственности, моя черная репутация, мой гнусный характер, мой... впрочем, остальное я позабыл. Но это было нечто эпическое и превратило мое честнейшее предложение руки и сердца в несмываемое оскорбление. Мне внушалось, что я - грязь под стопами Сен-Виров. Было сказано еще много, но наконец благородный Анри добрался до кульминации своей филиппики. За мою наглость я отведаю его хлыста. Я! Аластейр Эйвонский!
______________
* Очень хорошо (фр.).
- Но, Джастин, он, видимо, обезумел! Ведь ты же не какой-нибудь буржуа! Аластейры...
- Вот именно. Он обезумел. Эти рыжие, милый Хью! Ну, и что-то такое между нами все-таки было. Без сомнения, в том-то или в чем-то я поступил с ним отвратительно. Ну, и как ты без труда вообразишь, возник небольшой спор. И мне не потребовалось много времени, чтобы добраться до своей кульминации. Короче говоря, я имел удовольствие располосовать ему лицо его собственным хлыстом. Его шпага вылетела из ножен. - Герцог вытянул руку, и под шелковым рукавом заиграли его мышцы. - Я был юн, но знал кое-что об искусстве фехтования даже в те дни. Я так его проколол, что мои лакеи отвезли его домой в моей карете. Когда он отбыл, я предался размышлениям. Видишь ли, мой милый, я был страстно влюблен (или воображал, будто я страстно влюблен) в эту... э... рыжую сварливую бабу. Благородный Анри сообщил мне, что его сестра сочла себя оскорбленной моими ухаживаниями. И мне пришло в голову, что благородная девица могла истолковать их неверно, счесть поисками мимолетной интрижки. И я явился в особняк Сен-Виров объяснить мои намерения. Принял меня не ее батюшка, но Анри, возлежавший на кушетке. С ним были какие-то его друзья. Уже не помню. И в их присутствии, в присутствии своих лакеев он сообщил мне, что он действует... э... in loco parentis* и что мне отказано в руке его сестрицы. И что если я посмею хотя бы заговорить с ней, его слуги плетками прогонят меня.
______________
* Вместо родителей (лат.).
- Боже великий! - воскликнул Хью.
- Вот и я подумал то же самое. И удалился. А что еще мне оставалось? Вызвать его я не мог: ведь я уже его чуть не убил. Когда же я в следующий раз появился в свете, оказалось, что весь Париж только и говорит о моем визите к Сен-Вирам. Мне даже пришлось на время покинуть Францию. К счастью, вскоре новый скандал стер память о моем, и Париж опять был открыт для меня. Старая, старая история, Хью. Но я ничего не забыл.
- А он?
- И он также. Правда, в то время он впал в полупомешательство, но не пожелал извиниться, когда пришел в себя. Впрочем, мне кажется, что я ничего другого от него и не ожидал. Теперь мы встречаемся как малознакомые люди. Учтивы? О, безупречно! Но он знает, что я все еще жду...
- Ждешь?
Джастин подошел к столу и поставил рюмку.
- Жду случая уплатить этот долг сполна.
- Отомстить? - Хью наклонился вперед. - Я думал, ты недолюбливаешь мелодрамы, друг мой.
- О да! Но я питаю истинную страсть... к справедливым воздаяниям.
- И ты лелеешь мысль о мести... целых двадцать лет?
- Мой дорогой Хью, если ты воображаешь, будто жажда мести двадцать лет правила всеми моими помыслами, позволь тебя разуверить.
- Неужели она не остыла? - не удержавшись, все-таки спросил Хью.
- Оледенела, мой милый, но не стала из-за этого менее опасной.
- И за все эти годы тебе не представилось ни единого случая?
- Видишь ли, я хочу уплатить сполна, -сказал Джастин виновато.
- И теперь ты ближе к успеху, чем... двадцать дет тому назад?
Джастин затрясся от беззвучного смеха.
- Увидим. Но не сомневайся, когда это свершится, все будет... вот так! - Очень медленно он сжал табакерку в кулаке, а потом разжал пальцы и показал расплющенную золотую коробочку.
Хью вздрогнул.
- Бог мой, Джастин! Да знаешь ли ты, каким жутким бываешь?
- Разумеется, знаю. Разве меня не называют... Сатана? - Губы раздвинулись в сардонической усмешке, глаза холодно блеснули.