Леон пропустил ее возглас мимо ушей и посмотрел на Гастона с выражением житейской умудренности, которая выглядела забавно на его юном лице.
- И когда я видел такое, то мне казалось, что всегда виновата женщина.
- Только послушать этого ребенка! - ахнула мадам. - Ты, что ты знаешь, petit, в твоем-то возрасте?
Леон передернул плечами и вновь склонился над своей книгой.
- Наверное, ничего, - ответил он.
Гастон нахмурился и готов был продолжать беседу, но его опередил Грегуар:
- Скажи, Леон, ты будешь сегодня сопровождать герцога?
- Я всегда хожу с ним.
- Бедный, бедный мальчик! - сострадательно вздохнула мадам Дюбуа. - Это уже никуда не годится!
- Почему? Мне нравится.
- Не сомневаюсь, mon enfant*. Но водить ребенка в Вассо-Торкилье voyons, это не covenable**!
______________
* Дитя мое (фр.).
** Здесь: пойми... это не принято (фр.).
Глаза Леона злокозненно заблестели.
- Вчера вечером я был с монсеньером в Мэзон-Шурваль, - сказал он невинно.
- Как! - Мадам опустилась в кресло. - Это уже переходит все пределы!
- А вы там бывали, мадам?
- Я? Nom de Dieu*, что еще придет тебе в голову? Неужели можно вообразить меня в подобном месте?
______________
* Здесь: Господи Боже (фр.).
- Нельзя, мадам. Там ведь бывают только аристократы, правда?
Мадам презрительно фыркнула.
- И смазливые уличные шлюшки! - съязвила она.
Леон наклонил голову набок.
- Мне они смазливыми не показались. Накрашенные, вульгарные, говорят громко, манеры самые грубые. Но я видел очень мало. - Он сдвинул брови. - Не знаю... по-моему, я рассердил монсеньора, потому что он вдруг обернулся и сказал: "Подожди меня внизу!" Так сказал, как будто был недоволен.
- Леон, расскажи нам про Мэзон-Шурваль, - попросил Гастон, не совладав с любопытством.
- Ну, это большой особняк, весь в позолоте и грязно-белый и так окурен какими-то ароматами, что дышать трудно. Там есть карточный салон и еще комнаты. Не помню. Много вина, и некоторые были пьяны, а другие, как монсеньор, скучали. Женщины... а!.. пустое место.
Гастон был явно разочарован. Он открыл было рот, чтобы продолжить расспросы, но мадам смерила его взглядом, и он снова его закрыл. Издалека донесся звон колокольчика. Леон тотчас закрыл книгу, спустил ноги на пол и подождал. Несколько минут спустя пришел лакей и позвал его. Паж радостно вскочил и подбежал к висевшему на стене треснутому зеркалу. Мадам Дюбуа снисходительно улыбнулась, глядя, как он приглаживает медно-рыжие кудри.
- Voyons, petit*, ты тщеславен, будто девушка, - сказала она.
______________
* Видишь, малыш (фр.).
Леон покраснел и отошел от зеркала.
- Или вы хотите, чтобы я явился к монсеньору растрепанным? Наверное, он собирается отправиться куда-то. Где моя шляпа? Гастон, да вы же сели на нее! - Он выхватил шляпу у камердинера, поспешно ее расправил и вышел следом за лакеем.
Эйвон в вестибюле разговаривал с Хью Давенантом, поигрывая перчатками, которые держал за кожаные кисточки. Под мышкой другой руки была зажата треуголка. Леон опустился на одно колено.
Холодные глаза скользнули по нему равнодушным взглядом.
- Ну?
- Монсеньор посылал за мной?
- Разве? Да, кажется, ты прав. Я ухожу. Пойдешь со мной, Хью?
- Куда? - осведомился Давенант, наклоняясь над огнем и грея руки.
- Я подумал, что можно было бы развлечься, навестив Ла Фурнуаз.
Хью брезгливо поморщился.
- Мне нравятся актрисы на сцене, Джастин, но только там. Ла Фурнуаз слишком уж пышна.
- И то верно. Можешь идти, Леон. Возьми мои перчатки. - Он бросил их пажу, а затем треуголку. - Сыграем партию в пикет, Хью? - Он прошел в гостиную, позевывая, и Хью, слегка пожав плечами, последовал за ним.
Вечером на балу у графини Маргери Леон был оставлен в вестибюле. Он нашел стул в укромном уголке и расположился там, готовясь с удовольствием рассматривать входящих гостей. Однако, поскольку герцог имел обыкновение опаздывать, рассчитывать на это развлечение особенно не приходилось, а потому он извлек из своего глубокого кармана книгу и погрузился в чтение.
Некоторое время до его слуха доносились только обрывки болтовни лакеев, привалившихся к перилам лестницы. Внезапно они вытянулись в струнку, замолкли, один распахнул дверь, а другой приготовился принять плащ и шляпу позднего гостя.
Леон поднял глаза от книги как раз вовремя, чтобы увидеть, как вошел граф Сен-Вир. Он уже знал в лицо членов высшего общества, но в любом случае узнать Сен-Вира было просто. В те дни изысканного щегольства граф бросался в глаза некоторой небрежностью одежды и отсутствием утонченности в манере держаться. Он был высок, длиннорук, с обрюзглым лицом и крючковатым носом. Губы у него были угрюмо изогнуты, а в темных зрачках пряталось бешенство, готовое вспыхнуть в любую минуту. Как всегда, его густые, заметно тронутые сединой волосы были плохо напудрены и кое-где отливали медью. Его руки и грудь сверкали драгоценностями, выбранными отнюдь не в цвет кафтана.
Кафтан этот открылся критическому взгляду Леона, едва лакей помог графу сбросить плащ, - кафтан лилового бархата, темно-розовый, расшитый золотом и серебром камзол, лиловые кюлоты, белые чулки, закатанные над коленом, и башмаки на красных каблуках, украшенные большими пряжками с драгоценными камнями. Граф встряхнул манжетами, расправляя их, и поднес руку к смявшемуся жабо. В тот же момент он бросил быстрый взгляд по сторонам и увидел пажа. Брови насупились, толстые губы чуть выпятились. Граф нетерпеливо дернул кружево у своего горла и медленно направился к лестнице. Положив руку на перила, он остановился, полуобернулся и качнул головой, подзывая к себе Леона.
Паж немедленно встал и подошел к нему.