141004.fb2
______________
* Тысяча извинений, герцог! (фр.)
Эйвон скрыл зевок надушенным платочком и обычной неторопливой походкой направился в карточный салон, где провел около часа. Потом нашел хозяйку дома, выразил ей своим мягким голосом восхищение ее балом и удалился.
Леон дремал, но открыл глаза, едва послышались шаги герцога, и вскочил. Он помог герцогу надеть плащ, подал ему шляпу и перчатки и спросил, не сбегать ли ему за портшезом. Но герцог предпочел пойти пешком, а пажу приказал держаться рядом с ним. Они медленно прошли по улице, завернули за угол, и только тогда Эйвон нарушил молчание.
- Дитя мое, когда граф Сен-Вир расспрашивал тебя сегодня вечером, что ты ему отвечал?
- Но откуда вы знаете, монсеньор? Я вас не видел.
- Возможно. И конечно, на мой вопрос ты ответишь, когда сам сочтешь нужным.
- Прошу прощения, монсеньор! Господин граф спросил меня, где я родился. Я не понял, для чего ему нужно это знать.
- И, полагаю, так ему и сказал?
- Да, монсеньор, - кивнул Леон и поднял на него лукаво заблестевшие глаза. - Я подумал, что вы не рассердитесь, если с ним я буду немножко неучтив? - Он увидел, как изогнулись губы герцога, и покраснел от радости, что вызвал у него улыбку.
- Весьма проницательный вывод! - заметил Джастин. - Ну, и ты сказал?..
- Что не знаю, монсеньор. И ведь это правда.
-Утешительная мысль!
- Очень, - согласился паж. - Мне не нравится лгать.
- Да? - против обыкновения Эйвон словно бы поощрял пажа говорить, и Леон охотно продолжал:
- Да, монсеньор. Конечно, иногда иначе нельзя, но мне это не нравится. Раза два я лгал Жану, потому что боялся, но ведь это была трусость, n'est-се pas? По-моему, нет ничего дурного в том, чтобы лгать врагу, но нельзя лгать... другу или... или тем, кого любишь. Вот это было бы черным грехом, правда?
- Поскольку я не помню, любил ли я когда-нибудь кого-нибудь, искать у меня ответа на такой вопрос вряд ли стоит, дитя мое.
Леон поглядел на него очень серьезно.
- Никого? - переспросил он. - Вот я люблю не так уж часто, но раз полюблю, то навсегда. Я любил мою матушку, и кюре, и... и я люблю вас, монсеньор.
- Извини? - Эйвон несколько растерялся.
- Я... я только сказал, что люблю вас, монсеньор.
- Я полагал, что ослышался. Разумеется, это весьма лестно, но, по-моему, ты сделал неразумный выбор. Не сомневаюсь, что в людской постараются исправить твою ошибку.
Большие глаза сверкнули.
- Они не посмеют!
Герцог поднес лорнет к глазам.
- Неужели? Ты такой грозный?
- У меня вспыльчивый характер, монсеньор.
- И ты не преминешь использовать его для моей защиты. Весьма забавно. Ты уже накидывался... на моего камердинера, например?
Леон тихонечко презрительно фыркнул.
- Он, монсеньор, просто дурак.
- До прискорбия. Я нередко это замечаю.
Тем временем они подошли к дому Эйвона, и ожидавшие лакеи распахнули двери. В вестибюле Эйвон остановился, и Леон выжидательно посмотрел на него.
- Можешь принести вино в библиотеку, - сказал герцог и направился туда.
Когда вошел Леон с тяжелым серебряным подносом, Джастин сидел у камина, поставив ноги на решетку. Из-под полуопущенных век он следил, как паж наливал бургундское в рюмку. Леон подал ее ему.
- Благодарю. - Эйвон улыбнулся удивлению, которое вызвала у Леона такая непривычная вежливость. - Без сомнения, ты воображал, что я не слишком хорошо воспитан? Можешь сесть. У моих ног.
Леон тотчас устроился на коврике, скрестив ноги по-турецки, и посмотрел на герцога растерянно, но с явной радостью.
Джастин отхлебнул вина, все еще глядя на пажа, а потом опустил рюмку на столик у своего локтя.
- Я поставил тебя немножко в тупик? Я хочу, чтобы меня развлекали.
- Но что мне для этого сделать, монсеньор?
- Можешь продолжать свои рассуждения. Твои юные взгляды на жизнь очень забавны. Так прошу тебя!
Леон неожиданно засмеялся.
- Я не знаю, что сказать, монсеньор! По-мрему, ничего интересного я рассказать не могу. Я болтаю - слишком много болтаю, говорят они, - но все это пустое. Мадам Дюбуа позволяет мне болтать, но Уокер... о, Уокер очень строгий и скучный.
- Но кто такая мадам... э... Дюбуа?
Глаза Леона широко раскрылись.
- Но она же ваша домоправительница, монсеньор!
- Право? Я ее никогда не видел. И что же- она внемлет бездыханно?
- Монсеньор?
- Не важно. Расскажи мне о своей жизни в Анжу. До того как Жан увез тебя в Париж.
Леон устроился поудобнее, а поскольку ручка кресла, в котором сидел герцог, выглядела очень удобно, он прислонил к ней голову, не подозревая, что непростительно нарушает этикет. Но Эйвон ничего не сказал, взял рюмку и отпил вина.