- У меня есть причины полагать, дитя, что он последует моему примеру.
- Но почему, монсеньор?
- Потому что, дитя, у него есть тайна, и он подозревает, что она мне известна. Но тайна эта весьма неблаговидная, и он не захочет показать мне, что знает об этом. Видишь ли, мы фехтуем, но только я все вижу ясно, а он держится в потемках.
- Понимаю! - воскликнула она. - И удивится, увидев вас тут, n'est-ce pas?
- Полагаю, что так, - согласился его светлость, подошел к столу и налил вина в две рюмки. - Моя дорогая, пью за твое благополучное избавление от опасности!
- Благодарю вас, монсеньор. Но за что выпить мне? - Она наклонила голову набок. - Voyons, я просто выпью за моего дорогого монсеньора.
- Очень мило, - сказал герцог. - Гастон? А 1а bonne heure!* Ты тотчас отправишься назад в Эйвон-Корт, Гастон.
______________
* Здесь: отлично (фр.).
Лицо Гастона вытянулось.
- Слушаю, монсеньор.
- И отвезешь это письмо моей кузине. Она отправится с тобой во Францию. Гастон заметно повеселел.
- Далее, ты заедешь к милорду Меривейлу и заберешь у него одежду милорда Руперта. Ты понял?
- Весь гардероб милорда Руперта? - спросил Гастон с ужасом.
- Да, весь. А если он там, привези и камердинера милорда. О, чуть не забыл - и камеристку мадемуазель Леони. Прикажи ей упаковать остальные платья мадемуазель и привези ее - а также их - ко мне сюда.
Гастон заморгал.
- Слушаю, монсеньор, - с усилием выговорил он.
- Отправишься ты, разумеется, на "Серебряной королеве", а все, что тебе поручено, доставишь в Портсмут в карете. - Его светлость бросил камердинеру пухлый кошелек. - Да, и в Портсмуте, по дороге в Эйвон-Корт, ты отыщешь гнедую лошадь.
- Bon Dieu! - прошептал Гастон. - Гнедую лошадь, да, монсеньор.
- Гнедую лошадь, которая принадлежит некоему мистеру Мэнверсу из Кросби-Холла и была продана милордом Рупертом в понедельник. Ты ее выкупишь. - Вслед за первым полетел второй кошелек. - Цена не важна. Распорядишься, чтобы ее отвели в Кросби-Холл с поклоном от милорда Руперта и... э... благодарностью. Это ты тоже понял?
- Да, монсеньор, - ответил Гастон уныло.
- Bien. Сегодня, если не ошибаюсь, среда. Вернешься сюда не позднее понедельника. А теперь пошли ко мне Мийкина. Можешь идти.
Незамедлительно явился грум.
- Ваша светлость изволили звать?
- Да. Поедешь в Париж, друг мои, не позже чем через час.
- Слушаюсь, ваша светлость.
- И предупредишь превосходнейшего Уокера о моем приезде. Вернешься с дормезом, малой дорожной каретой и коляской для багажа милорда Руперта. В Руане, Тине и Понтуазе оставишь сменных лошадей. В Руане я переночую в "Золотом петухе".
- Слушаюсь, ваша светлость. Какой день назвать хозяину?
- Не имею ни малейшего представления, - ответил герцог. - Но когда приеду, мне потребуются четыре спальни, гостиная и комнаты для моих слуг. Надеюсь, я говорю ясно?
- Да, ваша светлость.
- Это все, - сказал Эйвон.
Мийкин поклонился и вышел.
- Voyons, - заметила Леони из своего кресла у камина. - Мне очень нравится слушать, как вы говорите, сделай это, сделай то! Мне нравится слышать, как они отвечают только: "Слушаю, монсеньор" - и сразу бегут исполнять ваше распоряжение.
Эйвон улыбнулся,
- Только раз в жизни у меня был слуга, который осмеливался возражать, когда я приказывал.
- О? - Леони посмотрела на него самым невинным взглядом. - И кто же это был, монсеньор?
- Паж, моя дорогая, по имени... э... Леон.
Глаза у нее заискрились, но она чинно сложила
руки на коленях.
- Tiens! He понимаю, как он посмел, монсеньор.
- Мне кажется, он посмел бы сделать все, что ему вздумалось бы, сказал герцог.
- Правда? А он вам нравился, монсеньор?
- Ты кокетка, дорогая моя.
Она засмеялась, покраснела и кивнула.
- Это не комплимент, - заметил герцог, подошел к камину и сел. - Как ты слышала, я послал
за твоей дуэньей.
- Да. - Она состроила гримаску. - Но ведь до понедельника она не приедет, правда? А зачем мы едем в Париж?
- Почему бы и нет? - ответил Эйвон. - Твое воспитание почти завершено. И ты сделаешь реверанс высшему свету.
- Неужели, монсеньор? Vraiment? Наверное, это будет fort amusant*. И я буду ездить к Вассо?