Автомобильная стереосистема выдавала "Америку" из "Вестсайдской истории". Они мчались по Тихоокеанскому прибрежному шоссе. Справа от них тянулась изломанная линия гор Санта-Моника. Когда ландшафт менялся, Синтия подыскивала в системе соответствующую мелодию.
- Я люблю океан, - говорила она, - и огромное небо, и всепроникающее ощущение того, что возможности здесь так же безграничны, как океан. Вся остальная Америка смеется над нашими экспериментами и традициями, а затем стыдливо тащится вслед за нами. Здесь люди живут так, как будто завтра уже наступило, поэтому они быстро привыкают к любой новой технике и верят, что их не обманут, покупают ли они готовый обед или личный самолет.
Синтия повернула направо на Топангу и включила запись "Мы чемпионы" в исполнении Фредди Меркьюри. На развязке она съехала на Голливудскую автостраду и направилась назад к центру города.
- А где сам Голливуд? - поинтересовалась Плам.
- Мы только что проехали его, - сказала Синтия. - Вам там нечего делать. Голливуд - это сплошная грязь: сутенеры, проститутки, наркоманы, разочарованные туристы с камерами, обалдевшие от погони за мифом новички. Она рассмеялась. - Вообще-то, Голливуда нет и никогда не было. Голливуд - это некое внутреннее состояние, это крупнейший из всех существующих мифов.
- Ваши слова звучат слишком уж цинично, - заметила Плам.
- Жизнь, она, знаете ли, постоянно учит, - с грустью откликнулась Синтия. - Раньше я, бывало, задумывалась, почему мне потребовалось целых пятьдесят лет, чтобы стать взрослой. А теперь вижу, что любой разумной женщине требуется не меньше пятидесяти лет, чтобы понять этот безумный мир. - Она вдруг выключила музыку и встряхнула головой, отбрасывая с лица белокурые пряди. Таким, как я, приходится пробиваться к успеху, стиснув зубы. Бабы вокруг сволочатся, мужики устраивают западни, в которые мы обязательно попадаем. Мы чувствуем, как в наши спины впиваются ядовитые стрелы, но думаем, что, наверное, виноваты в этом сами, что, наверное, вели себя где-то как-то не так. И продолжаем рваться вперед, не догадываясь, что это просто психологическая война, которая всегда ведется против нас.
Движение остановилось из-за случившейся впереди аварии. Синтия чуть слышно выругалась.
- Мы делали карьеру, чтобы быть независимыми и не рассчитывать на других. Кому-то это удалось, но с каким трудом! Успех, за которым гнались, отнял все время, заставил забыть обо всем на свете. Я не имею в виду забыть вышивание гладью, как вы понимаете. Я говорю о поисках смысла моей жизни.
Плам, как всегда, слушая такие откровения, растерялась. В Англии никто не говорит о своих чувствах, а вот в Америке каждый, не задумываясь, обнажает свою душу перед любым - знакомым и незнакомым.
- Я как раз начинаю задумываться об этом, - осторожно заметила она.
Движение впереди возобновилось.
- У вас счастливый брак? - между прочим поинтересовалась Синтия.
- Я не уверена в этом, - после долгой паузы пробормотала Плам.
- Я была замужем минуты две.
- И что у вас произошло?
- Разве это имеет значение? Это был один из тех союзов, которые разваливаются потому, что мужчина рядом со своей удачливой женой чувствует свою незначительность. Могу только добавить, что я-то не чувствовала себя значительной.
Ветер резко рванул их волосы.
- У нас это не так, - словно оправдываясь, сказала Плам. - Наша проблема в том, что мы оба добились успеха, только Бриз доволен этим, а я нет, и он не понимает, почему.
- А почему все-таки?
Плам задумалась на секунду.
- Это выматывает и пожирает тебя. Занятия живописью приносят мне удовлетворение, но дело приняло такой оборот, что я занимаюсь ею еще и для того, чтобы избежать всего остального в моей жизни - чтобы спрятаться от реальности. Кстати, я не знаю, что такое реальность. Я боюсь остановиться и посмотреть на свою жизнь, потому что не хочу увидеть себя превратившейся в машину, печатающую деньги. Бриз дал мне возможность заниматься живописью. Но теперь я понимаю, что он же не даст мне остановиться.
- В этом-то все и дело, милая. Успех не оставляет времени на то, чтобы порадоваться ему или хотя бы подумать, почему не оставляет. Я вижу то же самое в жизни своих клиентов-кинозвезд: в конечном итоге они готовы отдать целые состояния, чтобы о пять стать такими, как все.
После того, как "Мерседес" свернул к гавани, Плам робко спросила:
- Синтия, вы испытывали когда-нибудь беспричинную печаль?
- Вы имеете в виду ощущение, подобное липкому туману, который медленно опускается вокруг и делает всякое усилие над собой немыслимым? Кто же не испытывал такого? Ах, да какого черта! Только Золушка оказалась счастливой в конечном итоге.
- Разве? Но мы не знаем, что происходило с Золушкой после того, как она вышла замуж. Кто решил, что они счастливы, - он или она? Что она сделала, чтобы быть счастливой? Родила шестнадцать детей, которые никогда не ссорились и не изводили ее? Или нашла себе веселенькую необременительную работенку, чтобы всегда быть в центре внимания, как жены ваших президентов?
Синтия засмеялась.
- У Золушки, по-моему, было не так уж много достоинств. Безвольная, угнетенная личность, не имевшая друзей, которую пинали все, кому не лень.
- Золушка была зависимой, пассивной и забитой, - согласилась Плам. Теперь "Мерседес" повернул на автостраду Сан-Диего.
- Одному богу известно, почему она стала кумиром всего женского населения планеты, - удивлялась Синтия.
- И пальцем не пошевелив, чтобы изменить свою жизнь, она тем не менее оказалась победительницей, - заметила Плам.
- Вот почему большинство женщин думают, что кумиром можно стать, не прилагая для этого никаких усилий. Но я предпочитаю сама быть себе прекрасным принцем и сама выбирать себе туфли, тогда они будут по ноге, значит, и разочарований будет меньше.
Наконец "Мерседес" выехал на Венецианский бульвар и повернул к океану. Впереди буйными красками полыхал закат.
Плам вскинула к небу руки и воскликнула:
- Я хочу остаться! - Ей нестерпимо захотелось взяться за кисть.
- Лос-Анджелес, конечно, не подарок, но здесь тоже есть свои прелести, - с гордостью произнесла Синтия.
***
Двумя часами позже Плам лениво плескалась в бледно-розовой мраморной ванне.
Кое-что в Синтии было ей непонятно. Синтия выучилась на оформителя в нью-йоркском Парсонсе, потому у нее был вполне натренированный глаз и достаточно проницательности, чтобы увидеть многие скрытые детали своего натюрморта. Так почему же она не заметила двух одинаковых ящериц на двух очень дорогих голландских картинах, купленных ею?
Синтия решила не обращаться в полицию по поводу своей поддельной картины и привела те же самые доводы, что и Лео. Причиной этого могла быть самая обыкновенная житейская логика, но это могло также значить, что Синтия не хочет, чтобы полиция совала нос в ее дела. Если это так, то почему?
Синтия говорила, что, цинично измеряя искусство деньгами, люди сами дают фальсификаторам повод для морального оправдания своих действий. Плам видела два ее тайника - сейф и французский шкаф. А где же другие, более крупные тайники?
Синтия явно не испытывала недостатка в деньгах.
Могла ли она быть членом банды, промышляющей подделками, и выступать в роли распространителя ее продукции?
Глава 11
Вторник, 7 января 1992 года
Выставка Плам должна была состояться в галерее их старинного приятеля Гарри Солта. Высокий, поджарый и загорелый, он не был похож на городского жителя, хотя никогда не покидал Сиднея, разве только ради того, чтобы поваляться на берегу океана. Именно это он и предложил сделать, когда они ехали из аэропорта Кингсфорд Смит:
- Вы должны в полной мере воспользоваться своим пребыванием в Австралии, Плам. После ваших интервью мы могли бы съездить в Уаттамоллу - лучше этого побережья нет ничего на свете: белый песок, тихие бухточки, деревья склоняются к самой воде...
- Каких еще интервью! - После долгого ночного перелета из Лос-Анджелеса Плам помышляла лишь о том, чтобы принять ванну и как следует выспаться, чтобы адаптироваться к новому времени и избавиться от накопившейся усталости.