Я встретилась с Уэйном во время обеда в понедельник.
— Скажи мне, Трейси, — обнимая меня, начал он, — что «золотой мальчик» делал у тебя в субботу? Дайна заявила, что он ремонтировал твою машину, но я ей не поверил.
— Так и есть. Ты ведь никому не говорил об этом, Уэйн? — забеспокоилась я.
— Ни одной душе, милая. В конце концов, ведь это я считаюсь твоим женихом. Разве я мог кому-нибудь признаться, что в мое отсутствие ты развлекала другого мужчину?
— Все было не так, и ты это знаешь.
— Да, но откуда? Ты пытаешься убедить меня, что он проявлял отеческую заботу? Во всяком случае, когда я вошел, вы отнюдь не напоминали отца с дочерью. В воздухе витала интрига.
Я рассмеялась. В учительскую вошел Пит Грин, и Уэйн поцеловал меня. Пит зацокал языком, пробормотал что-то, вроде «как хорошо быть молодым и влюбленным», и сел читать газету, спрятавшись за нею.
— Кстати, — поймал меня за руку Уэйн, — звонила Дженни. Она простудилась и просила тебя выступить вместо нее на собрании персонала.
— Дженни не сможет прийти? — опустил газету Пит Грин. — Вот незадача! Она так жаждала сразиться с директором.
— Да, но, полагаю, наша Трейси выступит ничуть не хуже, ведь так?
— Нет, Уэйн. В прошлый раз у меня не вышло ничего хорошего. Мы ничего от него не добились, а?
— Да, но теперь между вами все изменилось, — он быстро поправился, — то есть между нами — между персоналом и директором.
— Нет, ничего не изменилось, Уэйн. — Я надеялась, что в моем голосе было достаточно холода, чтобы его заморозить, но, увы, тщетно.
— Дженни была уверена, что ты поймешь и не откажешься. Я же не могу, птичка, и ты знаешь почему.
Ему не хотелось говорить о своем намерении занять пост заведующего кафедрой в присутствии Пита Грина, но я его поняла.
— Ну что ж, похоже, у меня нет выбора, — сдалась я. — Придется согласиться. У него и так сложилось крайне невысокое мнение о моей работе. Хуже некуда!
— Хорошая девочка, — потрепал меня по спине Уэйн.
Мне ужасно не хотелось идти на собрание. Я думала о том, какую линию поведения выберет Брет — проявит себя как властный и всемогущий директор или все-таки все мы ощутим его человечность?
Ответ я узнала всего через несколько мгновений. Он остался властным и всемогущим директором. Войдя в учительскую, он скользнул по мне мимолетным взглядом, отметив тут же лежащую на спинке моего стула руку Уэйна, который изображал внимательного любовника.
Наши глаза на секунду встретились, и я содрогнулась: в учительской внезапно повеяло холодом. Он сел за стол в центре полукруга стульев и оглядел присутствующих. Я держала в руках записи Дженни, зная, что скоро мне предстоит выступить.
— Я созвал это собрание, — начал Брет, — надеюсь, не последнее, — чтобы обсудить ряд вопросов, возникших с тех пор, как я стал директором школы.
Хардвик говорил о повседневных вопросах, потом перешел к изменениям, которые предлагает комитет действия.
Список он держал в руках.
— Вы должны понимать, что такие изменения требуют времени и денег. Временной фактор, несомненно, станет испытанием вашего терпения, а деньги, требуемые для проведения таких изменений, ударят по вашим карманам. Вопрос о новом оборудовании для научных лабораторий и создании лаборатории технических средств обучения языку для кафедры английского — которые я поддерживаю — должен рассмотреть совет управления школы. Потом решение будет передано комитету по образованию и так далее. На это, повторяю, потребуются время и деньги. Что касается парковки для персонала. Тут я мало чем могу помочь.
В этот момент я и решила вступить в бой. Я подняла руку, привлекая его внимание, и попыталась усмирить бешено забившееся сердце.
— Мистер Хардвик, от лица комитета действия хотела бы обратить ваше внимание, — читала я записи Дженни, — на то, что в настоящее время машины занимают часть игровой площадки. Мы считаем, что это опасно, и предлагаем отвести часть обширных газонов перед школой под парковку для персонала.
Повисло тяжелое молчание, пока он обдумывал то, что я сказала.
— Мисс Джонс, вы должны понимать, — наконец ответил он, — что газоны и лужайки, о которых вы говорите, являются святыней для наших советников. Их посадили сразу после постройки здания школы, и они служат предметом гордости и радости не только местных властей, но и родителей, чьи мальчики посещают эту школу. Я не могу даже и заикнуться о таком святотатстве.
— Но, мистер Хардвик, ведь вам не приходится ставить там свою машину. Вы не знаете, как трудно и опасно маневрировать на машине среди играющих мальчиков и пытаться не задеть их.
Я сжалась под испепеляющим взглядом Брета. Кажется, я слишком увлеклась в своих нападках.
— Вы, мисс Джонс, несомненно, еще слишком молоды и, скорее всего, поэтому не знаете, что когда-то я тоже был рядовым учителем в этой школе, как и вы. Однако моя память свежа, и я прекрасно помню, как и мне приходилось нередко маневрировать среди играющих детей. Можете не рассказывать мне об опасностях. Что бы вы ни думали, я еще не настолько стар, мисс, и память не отказывает мне.
Многие засмеялись и с ухмылкой повернулись к объекту публичной порки. Уэйн обнял меня, словно пытаясь защитить от саркастического языка директора. Но раз уж я начала, то не собиралась позволить директору задавить меня своим сарказмом.
— В таком случае, мистер Хардвик, — парировала я, — вы понимаете, что чувствует каждый из нас, наезжая на детей, играющих — на законных основаниях — на своей площадке. Их вины тут нет. Виноваты мы, взрослые! А что, если ненароком кто-то собьет кого-нибудь из них? Ведь виноватым окажется тот, кто сделает это, а не вы, господин директор, или совет управления.
— Мисс Джонс, — глаза Брета метали молнии, — я не вправе давать юридическую оценку печальному происшествию, если подобное произойдет. А уж если не знаю я, то вы и подавно не можете этого знать. Такие вопросы — лишь в компетенции юридических консультантов.
Не в силах что-либо возразить и уныло пожав плечами, я забилась в угол учительской. Этот раунд выиграл Хардвик. Он бросил на меня испепеляющий взгляд и перешел к другому вопросу.
— «Необходимо перестроить раздевалки при спортзале», — прочитал он и нахмурился. — Я не совсем понимаю, что имеется в виду. Кто-нибудь может мне толком объяснить? — Он выжидающе посмотрел на Пита Грина, но Пит покачал головой и многозначительно посмотрел на меня. Значит, мне и теперь быть козлом отпущения?
— Раздевалки забиты инвентарем, — уткнулась я в записи Дженни, — и ученикам приходится переодеваться в коридоре. Мы полагаем, этот вопрос необходимо рассмотреть в первую очередь.
— Могу я узнать, мисс Джонс, чьи заметки вы читаете?
— Мисс Уиллис. Она заболела и попросила меня выступить вместо нее.
— Понятно.
Брет молча теребил какие-то бумаги на столе и наконец произнес:
— Может быть, кто-то желает еще выступить в роли оратора — кто-нибудь более опытный, с более зрелым взглядом на вещи?
Среди учителей снова прокатился возмущенный гул, и мне стало в прямом смысле этого слова физически дурно. Как он мог так сказать обо мне в присутствии коллег?
В учительской повисла гнетущая тишина, она казалась вполне осязаемой, словно ее можно было потрогать руками. Наконец молчание нарушил Пит Грин:
— Поскольку учителя выбрали мисс Джонс своим представителем, большинство из нас удовлетворены ее действиями и полностью ей доверяют.
Мне хотелось броситься Питу на шею и расцеловать его в обе щеки. Наконец-то нашелся хоть один человек, готовый встать на мою защиту! Даже Уэйн этого не сделал.
Но Брет помрачнел еще больше, выслушав заявление Пита. Что-то ему не понравилось в его словах. С вопросом о раздевалках разделались быстро. Он посочувствовал учителю физкультуры, но сказал, что в настоящее время ничего сделать нельзя. Все, как обычно, упирается в деньги.
— Еще есть какие-нибудь вопросы ко мне? — Хардвик внимательно осмотрел присутствующих.
Я помахала записками Дженни.
— Да, мистер Хардвик. Здесь еще упомянуты некоторые предложения мальчиков старших классов. Скажем, выделение оснащенной комнаты отдыха для шестого класса, с креслами, теннисным столом…
Голос Брета резко оборвал меня:
— Эти вопросы я решу и сам после обсуждения со старостой класса. Можете дальше не продолжать.
Он снова поставил меня на место, и я опять сникла.
Уэйн наклонился ко мне и поцеловал в знак утешения в щеку.
— Молодчина! — громко поддержал он меня.
Брет бросил на нас язвительный взгляд и объявил собрание закрытым.
Все встали, когда директор направился было к двери, но я еще не окончательно выяснила отношения с Бретом Хардвиком и окликнула его, к изумлению собравшихся, которые, очевидно, полагали, что я уже достаточно наслушалась колкостей директора:
— Мистер Хардвик, могу я зайти к вам на несколько минут?
При звуке моего голоса он внезапно остановился, посмотрел на часы и отчеканил:
— У вас есть ровно десять минут. Если вы уложитесь за это время, то можете ко мне зайти. Если нет, боюсь, вам придется подождать.
— Мне достаточно двух минут, мистер Хардвик.
Он вышел, будто не расслышал последних моих слов. Все столпились вокруг меня, одобряя мое упорство. Я схватила сумочку и пробралась к двери, зная, что, если хоть немного задержусь, не замедлит проявиться ответная реакция и я начну либо плакать, либо дрожать. И еще я знала, что остатки храбрости, которые я с таким трудом собрала в кулак, рассыплются в прах.
Я постучала в дверь кабинета и, услышав приглашение, вошла. Он стоял у стола и читал какую-то бумагу.
— Да, мисс Джонс? — Он скользнул по мне взглядом, словно боялся посмотреть в глаза.
Наверное, ждал, что я начну упрекать его за то, как он разговаривал со мной на собрании, но гордость не позволила мне сделать этого. Раскрыв сумочку, я достала исписанный бумажный листок бумаги и положила перед ним. Он взял его и нахмурился.
— Это что такое?
— Это чек, мистер Хардвик, вы же видите! — Мой голос задрожал. — Это первый взнос в уплату штрафа за задержку фильма.
Его глаза округлились.
— Но ведь это большие деньги! Где вы их взяли?
— Я их не украла, мистер Хардвик, если вы подумали именно об этом. Это деньги, которые я ежемесячно откладываю на летний отпуск. Я уже говорила вам, что собираюсь покрыть штраф из этой суммы. — Оглянувшись, я поискала глазами стул. — Остальное я буду выплачивать частями в конце каждого месяца. — Ноги стали ватными. Мне необходимо было немедленно сесть. — Извините, — выдавила я, — мне нехорошо. — Стуча зубами, я плюхнулась на стул. — Извините, — повторила я. — Извините.
Мгновенно он оказался рядом со мной.
— Трейси, — произнес он так нежно, что мне захотелось плакать еще больше. — Откуда в вас столько напускной храбрости? Нельзя принимать все так близко к сердцу. Вы не способны противостоять ударам и нападкам оппонентов во время публичных выступлений. Я вам уже это говорил однажды.
Подойдя к шкафу, он достал свое пальто и накинул мне на плечи.
— Вы не д-д-должны были так со мной говорить: Не н-н-нужно было бросать мне в лицо все эти гадости!
Он присел на корточки и заглянул мне в глаза:
— Им не следовало выбирать вас в качестве доверенного лица, Трейси. Им нужно было позаимствовать вашу храбрость, упорство и выступить вместо вас. У них нет вашей храбрости, чтобы открыто противостоять мне, как это сделали вы. Вы же видели, вас по-настоящему даже никто не поддержал.
— Один Пит Грин.
— Да, но при этом он так трясся от страха! Хотя разговор шел об интересовавшем его предмете. — Он взял меня за руку, но я ее вырвала. — Не могу выразить словами, Трейси, как я восхищаюсь вашей смелостью.
— Приятно слышать, что вы можете иногда сказать обо мне хоть что-то хорошее. — Дрожь моя постепенно проходила. — Иногда вы говорите такие ужасные вещи, Брет.
Он засмеялся, потом откинул голову и уже расхохотался от души.
— Возможно, — продолжала я, — они продолжают думать, что я имею на вас какое-то влияние. Боже, как все они заблуждаются!
Он снова рассмеялся. Настроение разительно менялось к лучшему, и я даже улыбнулась.
— Вот так-то лучше, — заметил Хардвик. — Даже щеки порозовели. Вы были похожи на привидение, когда вошли сюда.
Он снял с меня пальто и перебросил через спинку стула. В дверь постучали, и он крикнул:
— Войдите!
Я встала, направляясь к выходу, но он остановил меня:
— Это Элейн.
Она вошла и с удивлением посмотрела на меня:
— Здравствуйте, мисс Джонс.
— Добрый день, миссис Лэнгли, — ответила я.
— Ради Бога, оставьте эти формальности, — вмешался Брет. — Зовите друг друга просто: Элейн и Трейси.
Мы улыбнулись друг другу, и я заметила, как привлекательно она выглядит без очков. Должно быть, она послушалась Брета и стала носить контактные линзы. Может быть, он даже заплатил за них. Бледно-розовый легкий костюм удачно гармонировал с ее светлыми волосами. Босоножки, сумочка и перчатки были белого цвета, и даже после утомительного похода по магазинам Элейн выглядела бодрой и свежей, как после хорошего сна. Взглянув на ее безупречно уложенные волосы, я почувствовала себя неловко за свои раскрасневшиеся щеки и тусклое, старушечье одеяние — темно-синюю юбку и затрапезную белую блузку, застегнутую под самое горло.
Ее сумки раздулись от покупок, и она со вздохом опустилась на стул Брета.
— Ноги гудят! — простонала она.
— Судя по всему, твои усилия не прошли даром, — снисходительно улыбнулся он. — Ты все купила? — Он повернулся ко мне: — Я сегодня отдал Элейн свою машину. Утром она завезла нас с Колином в школу, а сейчас отвезет вас домой.
— Да, я не только твоя экономка, Брет. Я еще и твой шофер. Пожалуй, стоит потребовать прибавку к жалованью.
Они с улыбкой посмотрели друг на друга, и Брет ответил:
— Если хорошо попросишь, может быть, и получишь.
Я сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.
— Я купила все, что хотела, для нас обоих, — отчиталась Элейн.
Он еще не надел кольцо на ее палец, а они уже вели себя как давно женатая супружеская пара.
— Я купила себе платье, — продолжала Элейн, — а тебе две рубашки: одну строгую, а другую немного фривольную — надеюсь, я не ошиблась с размером, — она назвала размер, и он кивнул, — две пары носков и две пары…
Он быстро остановил ее:
— Не нужно вдаваться в подробности. Я и так знаю, что ты хочешь сказать. — Он взглянул на меня. — Не забывай, здесь находится очень юная леди.
«Ну вот, опять, — подумала я. — Маленькая девочка, очень юная леди. Господи, я взрослая женщина — глаз у него, что ли, нет?»
— Мне пора идти, — поднялась я со стула. — До свидания, Элейн.
— До свидания, Трейси. Рада была увидеться. Я слышала, вы поранили руку?
— Она уже почти зажила, спасибо. Остался огромный шрам, но, говорят, он со временем пройдет.
Брет проводил меня до двери.
— По поводу этого чека, Трейси… если я возьму его, вы останетесь без отпуска?
— Да, но вы должны его взять. Я настаиваю, ведь вина на мне. А вы сами мне говорили, что надо вести себя более ответственно, вот я и стараюсь следовать вашему совету.
Он покачал головой, не зная, что ответить, и взъерошил мои волосы, словно ребенку. Я ушла, почувствовав себя на два фута выше ростом.
Я не видела Уэйна до следующего вечера, когда он неожиданно пришел ко мне.
— Дайны нет дома, — сразу же сообщила я.
— Да? Но, вообще-то, я пришел к тебе.
— Какая приятная неожиданность — мой жених пришел ко мне в гости!
Он рассмеялся и чмокнул меня в щеку.
— Хочу спросить тебя кое о чем. — Он усадил меня к себе на колени. — Сколько еще продлится наша… э… помолвка, Трейси?
— А что, ты уже хочешь ее разорвать?
— Что за вопрос ты задаешь будущему мужу?! — снова рассмеялся он.
Его слова прозвучали так решительно, что я нахмурилась:
— Но ты ведь не будущий муж?
— Нет, нет, птичка, перестань хмуриться. — Он оглядел меня с головы до ног. — Но все равно ты такая аппетитная штучка — шелковистые волосы, огромные голубые глаза. Неудивительно, что «золотой мальчик» на тебя запал.
— Не говори глупости, Уэйн. Всем известно, что он собирается жениться на Элейн. И судя по некоторым подробностям, которые они при мне обсуждали вчера у него в кабинете, долго ждать не придется.
— Стань наконец взрослой, птичка! Мужчина может быть помолвлен с одной женщиной, но при этом увлечься другой, особенно такой, как ты. И что он делал, когда ты пришла к нему в кабинет? Успокоил тебя поцелуем? Убери, пожалуйста, эту довольную улыбку со своего лица. Я думал, в нем заговорит совесть после всего того, что он наговорил тебе на собрании. Ну, скажи дяде, он тебя поцеловал?
— Не твое дело, — встала я с его коленей.
— Мое. Я же твой жених.
— Если ты будешь продолжать в том же духе, Уэйн, нам придется разорвать наш договор. — Я начала снимать с пальца кольцо.
— Нет, нет, птичка, оставь его! Ради себя и ради меня.
— Ради тебя?
— Да, — смутился он. — Дело в Дайне, Трейси. Она — та еще штучка, ты была права.
— Трудности, да? Я предупреждала тебя, что у нее много поклонников. Но что изменится, если мы продлим нашу помолвку?
— Ну, я думал, может… она станет меня ревновать.
— Значит, теперь ты хочешь, чтобы я тебе подыграла? Но, Уэйн, она же моя лучшая подруга!
— Знаю, что прошу у тебя слишком многого, Трейси, но это ненадолго. Еще несколько недель? А?
Я задумалась.
— Ну хорошо, продлим помолвку до конца семестра. Устроит?
— Большое спасибо, Трейси, — поблагодарил он и вскоре ушел домой.
Через несколько дней меня вызвали к директору. Не могу ли я, спросила секретарь, зайти к нему во время утреннего перерыва?
— Садитесь, мисс Джонс. — Не поднимая головы и указав мне на стул, Хардвик продолжал писать, когда я вошла.
Я теребила ручку сумочки, недоумевая, зачем он меня пригласил. Ждать пришлось недолго. Он отложил ручку, откинулся на спинку стула и принялся молча меня рассматривать. Я поправила волосы, думая, что они растрепались. Я чуть не оторвала верхнюю пуговицу на блузке, положила ногу на ногу. Господи, скорей бы он заговорил!..
Он взял в руки письмо.
— Я отправил фирме письмо с объяснениями по поводу того просроченного фильма, мисс Джонс. Я выдумал все возможные для вас оправдания, так что сердце даже самого непробиваемого делового человека должно было растаять, — улыбнулся он. — Они сообщили, что фильм уже вернули, и, учитывая все описанные в моем письме обстоятельства, они готовы сократить размер штрафа на три четверти от предполагаемой суммы.
Мне хотелось сказать, что мой чек как раз покрывает эту сумму, но он остановил меня:
— Я еще не закончил. Я обдумал этот вопрос и решил: я не могу позволить члену персонала, кем бы он или она ни были, остаться без отпуска в качестве наказания за проступок, совершенный в результате вполне человеческой ошибки, поэтому я выплачу штраф из школьных фондов.
— Но, мистер Хардвик, это несправедливо по отношению к мальчикам.
— Вы можете помолчать, мисс Джонс? Таким образом, я выписал вам чек на ту же сумму, которую вы передали мне, и настаиваю, чтобы вы его приняли.
— Но, мистер Хардвик…
— Я не позволю вам, — спокойно прервал он меня, — играть роль мученицы, мисс Джонс. Вы возьмете чек, иначе… — в глазах его заплясала веселая искорка, и голос стал мягче, — иначе мне придется вас выпороть. — Он протянул мне чек. — Итак, вы берете?
Я взяла его с покорностью ягненка.
— Вы очень добры, мистер Хардвик.
— Доброта здесь ни при чем, мисс Джонс. — Его голос изменился. — Но раз уж мы заговорили о доброте, давайте вернемся к вопросу об отпуске. Скажите-ка, вы уезжаете на следующей неделе?
— На каникулы? Да, я еду на юг в гости к матери. — Я рассказала ему, где она живет.
— Вы едете одна или со своим женихом?
— Он мне не… — не договорила я, ведь теперь я должна подыгрывать Уэйну. — Одна. У Уэйна другие планы.
— Понятно. Надеюсь, вы не собираетесь весь этот путь проделать на машине?
— Нет, — рассмеялась я. — Думаю, она развалится на части, если я поеду на ней так далеко. Наверное, сяду на придорожную площадку для остановки машин и не сдвинусь с места, пока меня кто-нибудь не подвезет.
Рассмеявшись, он взял карандаш и начертил в блокноте очертания Британских островов.
— Я вот о чем подумал, а не могли бы мы с Колином вас подвезти?
— Подвезти, мистер Хардвик?
— Да, подвезти, мисс Джонс. Моя сестра живет около Стивенеджа, и мы едем к ней на неделю. Обычно я еду на юг по шоссе A1. Это прямая дорога. На середине пути мы останавливаемся на обед и к полудню уже бываем на месте. Если вы поедете с нами, то сможете познакомиться с моей сестрой и выпить с нами чашку чаю. А потом я отвезу вас на станцию, и вы сядете на лондонский поезд.
— Вы очень добры, мистер Хардвик, но…
— Только давайте обойдемся без этого вашего «о, я не могу, мистер Хардвик». Наши отношения давным-давно миновали эту стадию. И ради всего святого, прекратите, наконец, называть меня мистером Хардвиком. — Он постучал пальцами по столу. — Ну, так вы принимаете мое предложение?
— Я…
— Принимаете. Хорошо. Мы еще поговорим поближе к отъезду и обсудим детали. А теперь, — взглянул он на настенные часы, — я собираюсь выпить кофе. У вас тоже осталось несколько минут, чтобы присоединиться ко мне.
Он с улыбкой проводил меня к двери.
Остаток следующей недели, захлебываясь от восторга, я пребывала в радостном предвкушении путешествия.
Уэйн зачастил с вечерними визитами. Иногда заходила Дайна, и Уэйн проявлял чрезмерную заботу и внимательность ко мне. Сдерживая обещание, я ему подыгрывала, но мне это вовсе было не по душе. Видимо, он пытался добиться от Дайны ответной реакции. Она и реагировала, но, увы, не в том направлении. Она бойкотировала меня, практически перестала быть моим другом. Когда я сказала об этом Уэйну, он заявил, что это хороший знак, — значит, она ревнует, но, зная Дайну, я не была в этом убеждена. Я надеялась, что их отношения наладятся, пока я буду в отъезде.
Когда я рассказала Уэйну, что Брет предложил меня подвезти, он расхохотался:
— Так-так, значит, теперь мы еще и неразлучны, да? Смотри, в следующий раз он сделает тебе непристойное предложение.
— Сколько можно тебе говорить, — разозлилась я, — это совсем не то, что ты думаешь. Он просто…
— Знаю, знаю, проявляет отеческую заботу. Хватит нести чушь, птичка. Я уже сыт ею по горло.
Мне было все равно, что он говорит и думает, я мечтала только об одном: я еду на юг с Бретом и его сыном. И готова была отказаться даже от своего отпуска ради этих нескольких часов в машине Брета.
В четверг утром он вызвал меня к себе, чтобы договориться, во сколько он за мной заедет. Утром, предложил он. Я согласилась.
Они заехали, мы выпили по две чашки кофе, и, пока я мыла посуду, Брет отнес мои вещи в машину и погрузил в багажник. Я радовалась, как ребенок, и, вероятно, он это заметил.
— Я чувствую себя добродушным дядюшкой, который везет любимую племянницу на пикник по случаю дня ее рождения.
Я осмотрела себя — на мне были брюки и длинный вязаный кардиган на пуговицах.
— Надеюсь, вы не против, — показала я на свои брюки. — В них удобнее путешествовать.
— Против? Что я могу иметь против красивой молодой женщины, сидящей рядом со мной?
— Почему я не могу сидеть впереди, пап? — простонал Колин, когда мы сели в машину. — Это же мое место.
— Пусть мальчик сидит там, где ему нравится, Брет. Я ничего не имею против.
— Я хочу, чтобы вы сидели здесь, — сердито похлопал он по переднему сиденью, — и вы будете здесь сидеть. Колину придется к этому привыкнуть.
— Что это значит, папа? Ты все-таки собираешься жениться на мисс Джонс?
Наступило напряженное молчание, я видела, что Брет злится. Перехватив его сердитый окрик, я повернулась к Колину.
— Я не могу выйти замуж сразу за двоих, Колин, — помахала я перед ним своим кольцом. — Я ведь уже помолвлена. Ты забыл?
— Ах да! Со стариком Иствудом. А почему с ним? Мой-то папа лучше.
Машина вильнула в сторону.
— В любом случае, Колин, — что-то заставило меня сказать это, — твой отец тоже не может жениться на двоих.
— И что это должно означать? — ледяным тоном спросил Брет.
— Ваша… ваша экономка. Все знают, что вы собираетесь…
— Вы же не думаете, что он собирается жениться на старушке Элейн? — разразился хохотом Колин.
На этот раз мне не удалось сдержать окрика: его отец пришел в неописуемую ярость, доказав тем самым, что это правда.
— Колин, закрой рот!
От такого грозного приказа любому человеку, не являющемуся членом его семьи, захотелось бы убежать подальше и спрятаться с глаз долой. У меня закралось подозрение, что его замечание относилось ко мне в равной степени, как и к его сыну, поэтому я предпочла на время замолчать.
После нескольких миль пути атмосфера в машине разрядилась. Я снова предложила Колину пересесть вперед, но Брет был непреклонен. Я считала, что он слишком суров с мальчиком, но не имела права делать ему замечание.
Поначалу я пыталась понять, почему он захотел, чтобы я сидела рядом. Штурман с картой ему не нужен, потому что дорога шла прямо от одного пункта в другой с небольшими отклонениями. Компания ему тоже не нужна, потому что он почти не разговаривал. Этим занимался его сын. Но к обеду я сдалась, так и не разгадав этого ребуса.
Мы вкусно поели в дорогом ресторане. Когда я предложила внести свою долю, Брет взглядом пригвоздил меня к стулу, и мне немедленно захотелось спрятаться под стол.
Когда мы вернулись в машину, Колин свернулся калачиком на заднем сиденье, заявив, что съел слишком много. Его отцу это тоже не понравилось, — словом, я так и не могла понять, почему он все время взвинчен.
Он поинтересовался моим визитом к матери:
— Она не рассердится, если вы приедете поздно?
Я покачала головой, пытаясь представить лицо матери. Мне это никак не удавалось, хотя ее фотография лежала в моей сумочке. Я не виделась с ней около года, потому что у них не было места, чтобы принять меня на Рождество. Дайна тогда, помню, пожалела меня и пригласила на свою вечеринку.
— Я ведь даже не буду жить в ее доме. У них гостят родители ее мужа, — я не могла заставить себя назвать его отчимом, — и мне придется ночевать в соседнем.
— Понятно, — мрачно кивнул он.
— А ваша сестра, какая она? — скромно спросила я.
— Вивьен? Ну, несмотря на то, что она моя сестра, — его сын захихикал, услышав эти слова, — она приятный человек. Мы с ней очень дружны, она вам понравится. Мой зять руководит химической фирмой. Они хорошо обеспечены, у них большой дом со всеми удобствами.
— Звучит неплохо! — вздохнула я, думая о старом тесном жилище своей матери, расположенном в убогом пригороде Лондона.
— Когда вы и мистер Иствуд собираетесь пожениться, мисс Джонс?
Вопрос Колина застал меня врасплох. Более того, просто сбил меня с ног. Я поднялась, немного подумала и ответила:
— Мы… мы… ну, вообще-то, мы еще не решили. — Я постаралась уйти от этой темы. — Мне кажется, Колин, что тебе пора перестать называть меня мисс Джонс. Можешь называть меня Трейси. Вы не против? — обратилась я к его отцу.
Его ответ снова отправил меня в нокаут.
— Против. Не вижу ни одной причины, по которой он должен перестать называть вас мисс Джонс.
Я получила пощечину, меня поставили на место, вытолкнули из семейного круга. Прикусив губу, я забилась в свой угол. Мне расхотелось разговаривать. У меня начала болеть голова, и я попыталась отогнать боль, расслабляя по очереди все мышцы. Но ничего не помогало. Я чувствовала, как напряжен Брет, сосредоточенно смотревший на дорогу, и его напряжение передавалось мне.
Нам оставалось проехать всего каких-нибудь двадцать миль, когда он притормозил на стоянке.
— Вы не сядете за руль, Трейси? Вам будет полезно попрактиковаться на скоростном шоссе.
— Мне бы этого сейчас не хотелось, Брет, у меня…
Он лишил меня возможности даже пожаловаться на боль, засевшую у меня в голове.
— А я тем не менее хочу, чтобы вы повели! — заговорил он своим директорским тоном. — Я не прошу, я требую. Если вы боитесь — а я подозреваю, что дело именно в этом, — значит, вам придется научиться решать проблемы, а не прятаться от них.
— Пожалуйста, Брет, я не хочу, — с мольбой посмотрела я на него. — Может, вы просто отдохнете и…
Он без единого слова вышел из машины и приблизился к моей двери:
— Выходите, Трейси.
С этим властным голосом бесполезно было спорить. Я вышла и пересела на его место. Чем скорее мы тронемся, тем быстрее закончится эта пытка. Я завела машину и, отпустив ручной тормоз, посмотрела через правое плечо, чтобы выбрать подходящий момент для выезда на трассу.
— Подождите, Трейси. — Рука Брета легла на мое колено. — Пристегните ремень.
Я покачала головой, приготовившись влиться в поток машин:
— Какая разница, Брет? Мне же не придется долго вести машину.
Он что-то пробормотал себе под нос, и я уловила слова:
— Упрямая маленькая ослица!
Я сделала вид, что не расслышала сказанного. Привыкнув к мощной тяге двигателя, я успокоилась и начала получать удовольствие от езды за рулем хорошей машины. Временами слишком сильно давила на акселератор, и мы рывком уносились вперед, тогда Брет останавливал меня, и я немного сбавляла скорость. Если бы не головная боль, которая становилась все сильнее, я бы поддалась искушению выехать на скоростной участок и вдавить педаль в пол до предела.
— У вас хорошо получается, Трейси, — похвалил меня Брет. — Так держать. Мы уже почти на месте. — Машина подъезжала к окраине города, и он стал подсказывать мне дорогу: — На этой развилке поезжайте прямо. Не сворачивайте направо.
Я заметила, что идущая впереди машина перестраивается, чтобы повернуть направо, поэтому переехала в левый ряд, чтобы обогнать ее и ехать прямо. Когда я почти поравнялась с машиной, ждущей правого поворота, я почувствовала неладное. Слишком поздно я поняла, что еду на большой скорости, и не рассчитала расстояние между той машиной и тротуаром.
За секунду до того, как я ударила по тормозам, мы врезались в стоящий впереди автомобиль. Послышался ужасающий скрежет, переднюю машину развернуло, и она встала поперек дороги. Нас понесло вперед, и к моей боли прибавилась тысяча стучащих молоточков. Я не потеряла сознание, хотя мне очень этого хотелось. Настоящее было невыносимым.
— Господи, опять!
Эти знакомые слова поплыли в моей голове, словно золотая рыбка. Кажется, я перекатилась к дверце и почувствовала ее холодный металл на своей шее; и вдруг чьи-то руки притянули меня обратно, дрожащие пальцы расстегнули пуговицы жакета.
— О Боже, Трейси, Трейси! — услышала я несколько раз повторенное мое имя.
— Пап, с ней все в порядке? У нее идет кровь. — Взволнованный голос, раздававшийся откуда-то сзади, заставил меня подняться и постараться сосредоточиться.
— Брет, простите. — Слова прозвучали как-то странно, и губы почему-то не слушались. — Простите, простите! — Я не знала, что еще сказать.
И не хотела открывать глаза. Не хотела видеть, что я наделала. Меня подняли чьи-то руки, послышался вой сирен и с воплями набросился на молоточки в моей голове. Кто-то вытирал мне лоб, и, кажется, не Брет. Нет, это все-таки, должно быть, Брет. Я позвала его и услышала его голос:
— Трейси, я держу тебя, дорогая! Я здесь!
Я попыталась открыть глаза, чтобы увидеть его лицо, но веки отказывались повиноваться.
В конце концов я сдалась и больше не шевелилась. Мне хотелось спать. Казалось, вокруг собрались десятки людей, но мне все равно хотелось спать. Поэтому я отвернулась от всех и провалилась в сладкое беспамятство.