- Как будто бы, - улыбнулась Октавия. - А теперь расслабься. Тебе не нужно ни о чем заботиться. Я все сделаю сама.
Она осторожно сняла с его плеч изодранный сюртук, расстегнула жилет и рубашку и вскрикнула от ужаса - на боку темнел здоровенный синяк.
- Что они с тобой сделали?
- Немного позабавились. Но я не хрустальный, дорогая.
- Ты крепкий, - согласилась Октавия. - Но если бы я сумела до них добраться, своими руками вырвала бы их трусливые сердца. - Октавия смотрела на Руперта в ярости, а пальцы тем временем гладили его широкую грудь. Малодушные негодяи!
- В этом ты совершенно права. - Руперт почувствовал, как проходит подавленность.
Октавия расстегнула ремень и подтолкнула Руперта к кровати:
- Сядь.
- Не самое соблазнительное разоблачение, - буркнул он, устраиваясь на краешке. Октавия склонилась, чтобы снять с него сапоги. - Ты ведешь себя как сиделка, а не как любовница.
Девушка подняла глаза и улыбнулась. Ее глаза светились радостью, и Руперт понял, зачем она пришла.
- Погоди, все в свое время.
- Ладно, - ответил он, изображая удовлетворенный вздох.
- А теперь забирайся в ванну. Вот и еще кувшины несут.
Октавия открыла дверь и взяла принесенную воду.
Руперт опустился в горячую ванну и застонал от удовольствия и боли, когда израненную кожу омыла вода. Опершись головой о край, он вытянул ноги.
- Я помою тебе волосы, - сказала Октавия, подтаскивая один из кувшинов к ванне. - Нагнись вперед.
Руперт повиновался и закрыл глаза, когда теплая вода побежала по голове и спине. Он снова почувствовал себя как в детстве: о нем заботились, за ним ухаживали. Эта мысль его позабавила и принесла облегчение.
Руки Октавии осторожно, но умело поглаживали и массировали голову. Он вспомнил, как сам однажды таким же образом снимал у нее напряжение. Пальцы дрогнули - нервные окончания в них не забыли, как прикасались к ее коже и податливое мягкое тело уступало их движениям.
- Нравится? - спросила девушка, и ее ладони скользнули вниз по спине. Она понимала, что доставляет Руперту удовольствие.
Он удовлетворенно заворчал:
- Было бы еще лучше, если бы ты сняла с себя платье.
Октавия улыбнулась и, склонившись над краем ванны, поцеловала его в губы. Присев на корточки, она расстегнула лиф платья, скинула его с плеч и, голая по пояс, потянулась за мылом. Зажав его между ладонями, снова наклонилась над ванной. Груди, как спелые груши, повисли над головой Руперта, и он стал ловить ртом соски, лаская их языком и нежно покусывая.
Руки Руперта сжали ее талию, нащупали сбившийся комом на поясе лиф:
- Снимай остальное.
- Тебе уже лучше? - рассмеялась она и, повозившись с крючком, сбросила на пол платье и нижнюю юбку. Потом распрямилась, чтобы он мог видеть ее обнаженное тело.
- Замечательно. - Он перенес ее через край, расплескав при этом воду на дубовые доски, потом усадил в узком пространстве верхом на себя.
- Ну вот, ты намочил мне чулки, - притворно рассердилась она.
- Придется снять, - нашелся Руперт и стал поглаживать на ее шее быстро бьющуюся жилку. Насмешка исчезла из глаз.
- Я по тебе соскучился, Октавия. Не могу описать как.
- И я. - Она ласкала его лицо. - Я так хотела, чтобы ты развеял мои горести. Заставил себя простить, но сама не шла к тебе навстречу. Хотела, но не могла.
- Тебе было очень трудно это сделать. Ведь мое единственное извинение таится в прошлом.
- И ты по-прежнему не скажешь мне о нем?
Руперт покачал головой, глаза потемнели от боли и гнева, который Октавия теперь легко узнавала.
- Эту историю я должен унести с собой в могилу. Зла теперь не исправить, и никому не будет лучше оттого, что я ее расскажу.
Глаза Октавии вспыхнули.
- Ты не прав. Никогда ты не был так не прав, как сейчас, Руперт Уорвик.
Прежде чем Руперт успел что-либо ответить, ее губы прижались к его губам. Поцелуй был исполнен такого желания, что его отчаяние растворилось в силе ее страсти.
Руки девушки впились в его плечи, язык проник в рот, стремясь испить сладостные соки и, подобно вампиру, испробовать животворящую кровь. Октавия развела бедра и приняла его в себя.
В этом акте любви Октавия не оставила Руперту никакой роли, изголодавшись по любовнику, сама овладевала им. Он лежал спокойно, тихо наслаждаясь, пока ее тело горело в огне, слушал слова земной страсти, которые она нашептывала на ухо, позволяя руководить безумной вспышкой. Октавия подняла голову, и Руперт посмотрел прямо в ее искаженное желанием лицо: кожа прозрачно светилась, глаза изумленно расширились. Губы поспешно раскрылись, язык облизал выступивший на его лбу соленый пот.
- Как я тебя хочу, - прошептала она. - Боже, как я тебя хочу!
Октавия вся сомкнулась на нем, и Руперт чувствовал, что с каждым новым порывом проникает в нее все глубже и глубже. И когда достиг самого сокровенного, тело девушки содрогнулось. Настал всепобеждающий миг торжества, и она проговорила:
- Я не позволю тебе умереть, Руперт.
Он почувствовал, что растворяется в приливе ее страсти, и слова, как клочки бумаги на ветру, унеслись прочь.
Прилив спал, жар угас, и он услышал их вновь - шепот на ухо. Руперт не ответил, да Октавия и не требовала никакого ответа.
Она лежала на нем в быстро остывающей воде, и сердце замедляло ритм, выравнивая его с ритмом сердца любимого. Потом встала на колени и рассмеялась так легко, что Руперт засомневался: а был ли яростный напор тех подслушанных слов?
- Ну как, хорошее лечение твоих синяков?
- Лучше некуда. Да и твое поведение вполне соответствует поведению девицы из таверны. - Рука потянулась, чтобы похлопать ее по заду, но он тут же ее отдернул. - Нет, боюсь той дамы в вуали.
- Она не будет приходить слишком часто, - живо возразила Октавия. - Ровно столько, сколько потребуется, чтобы создать налет тайны. - И она соблазнительно подставила спину его ладони.
- Вылезай, - Руперт шлепнул ее ниже поясницы, - а то юная Эми войдет и поднимет шум.