Маня удивилась - она нравится?.. Неужели это правда? В чувства Саши она давно не верила. Происходящее одновременно и пугало, и заманивало. И очень хотелось посмотреть, чем дело кончится. Казалось, ничем серьезным. С такими поверхностными молодыми людьми ничего устойчивого не бывает. Одна хрень, как любила повторять эльфик Элечка.
Вовка пригласил ее танцевать.
- Понимаешь, я столько слышал о тебе, - сказал он.
Сообщение было сенсационным. Неужели Саша умеет говорить о ней?!
- Очень много, - подтвердил Володя. - Но я не очень верил, потому что он тебя долго прятал, словно боялся нас познакомить.
- Вы же друзья! - Маша пыталась образумить скорее себя, чем его. - Почему ты не отходишь от меня ни на шаг? Потанцуй с кем-нибудь еще. Тут полно народа!
- А я хочу танцевать только с тобой! - заявил Вовка.
- Посмотри, какой Саша грустный...
- А он всегда такой. Характерная особенность! Почему нам нельзя делать то, что хочется? И вообще, Саша и Маша - слишком смешная и глупая рифма. Плоско и неоригинально! Маша и Вовка звучит куда симпатичнее.
Если бы Маня могла что-нибудь возразить и ответить! Да и зачем? Она сначала даже не встревожилась. Скорее, ей было лестно, и чем-то неосознанно привлекала необычная и сложная ситуация. А может быть, Мане давно подсознательно хотелось отомстить Саше за все: за невнимание к ней, за тупое молчание, за оскорбительную холодность...
- Мы в школе прозвали его Мум. Это без вариантов. И оправдывает его веселую фамилию - Мумсиков. Она не для него. Интересно, откуда у него такая? Однажды мы с ним увидели недавно родившихся у соседей по подъезду близнецов. Он внимательно глянул на них и изрек: "Абсолютно идентичные экземпляры!" Абсолютно типичный Мум!
Маша засмеялась.
- А ты, очевидно, мечтаешь, что когда-нибудь вас двоих будут называть: "Академик Мумсиков с супругой"? Это реально... Сашка добьется многого...
Маня отвела глаза и ничего не ответила.
Один зуб у Володи вверху был чуточку темнее соседей. И Машин взгляд почему-то слишком часто упорно приковывался к этому темному зубу.
Вовка ходил за ней неотступно, не отрываясь ни на минуту, будто боялся, что уйди он, - и Маша сразу исчезнет. Он не сомневался ни в чем. И Мане стало казаться, что все так и должно быть, что иначе просто и быть не может. Ей легко передавалась его уверенность в себе и правильности своих поступков.
Она уже все поняла. Поняла, что на кухне он запишет на салфетке ее телефон и не потеряет его. Записал прямо на студенческом билете - посею только вместе с ним!
Поняла, что он позвонит ей завтра же, а потом будет звонить изо дня в день. Что сегодня проводит ее домой, несмотря на поздний час.
Он был четкий и ясный. И слишком спокойный. А ее уже неотвязно мучило смутное чувство вины и тревоги, от которого хотелось немедленно освободиться.
- И тебе никогда не будет стыдно перед Сашей? Ведь он твой друг!
- Да, и очень давнишний, еще со школы. Уважаемый товарищ Мум!.. Ну и что? Это ничего не меняет! А тебе не будет стыдно? Манечка, дели все на сорок восемь, не ошибешься. Ты сама тоже не уходишь. Значит, я тебе нравлюсь. Местами, периодами... Ну, признайся! Если нам хорошо вдвоем, почему мы должны этого стыдиться?
И действительно, почему?..
Наверное, он прав, подумала Маша. Она бессознательно, не отдавая себе отчета в том, что делает, не задумываясь ни о чем, выбрала путь попроще и полегче. Отступничество? Или обыкновенное, по-человечески понятное, естественное желание свободно вздохнуть и выдохнуть, выговориться, легко и просто держаться и всегда знать мысли того, кто рядом? Или думать, что знаешь...
Так хотелось внимания к себе, пусть маленького, но очевидного, и только к себе. Неужели она не заслужила этакой малости?..
Володе все давалось легко. Он пел, играл на пианино, танцевал, рисовал, мастерил игрушки с той непривычной и ясной одаренностью, полунебрежной, полунепонятой им самим, которая достается в удел немногим и всегда удивляет своей простотой и безыскусностью. Он никогда не задумывался над своими способностями - настоящему таланту несвойственно думать о своем даровании.
Это был редкий и большой дар быть счастливым на Земле и всегда радоваться жизни. Любить и уметь жить. Вовка Бельмондо был щедро наделен этим.
Странно, думала Маша, почему природа слишком неохотно отпускает людям это умение? Жадничает? Не доверяет? Или и здесь тоже ее мудрая осторожность? Иначе мы не ценили бы так высоко способность радостно жить. А я, кажется, просто не умею быть счастливой...
И была стремительная осень, примеряющая на себя дожди и туманы... И желтые московские сады и парки становились все строже, спокойнее и тише.
Они виделись каждый день. Машка наплевала на строгие наставления Инны Иванны - девушки всегда должны опаздывать на свидания, это правила хорошего тона! Она прибегала к месту встречи, как радостный жеребенок, не вспоминая об условленном часе, иногда намного раньше, и потом долго ждала, уткнувшись в какую-нибудь книгу. Это ожидание казалось лучше всего.
Вовка рисовал для нее. На одном рисунке, долго висевшем у нее в комнате, была черная кошка на красном ковре, на котором в стремительном полете застыло слово "мышонок"... Так называл ее не только Саша...
Позже, боясь лишних напоминаний, Маня разорвала все Вовкины рисунки, чтобы через много лет пожалеть об этом.
Она знала о нем все: какие у него лекции, как зовут его маму, сколько раз он влюблялся. Она думала, что знает о нем все. Не задумывалась ни о чем, не оглядывалась и не загадывала.
Он был беспредельно открытый. Яркий. Разноцветный. Легкий. И рядом с ним она тоже чувствовала себя легко и просто. А легкость - не синоним легкомыслия. Хотя корень один...
- Игреливый, - задумчиво сказала о Вовке бабушка, увидев его впервые.
Однажды в гостях они случайно встретили Сашу.
Все чувствовали неловкость. Кроме Вовки. Хозяин дома терзался противоречиями: и Саша, и Володя были его друзьями.
- Я думал, ты придешь один... - растерянно сказал он.
- Нет, - безмятежно отозвался Вовка, - мы всюду ходим только вместе. И чужие мнения нам не указ!
Маня хотела как можно скорее уйти. Она боялась взглянуть на Сашу, хотя тот казался совершенно невозмутимым: ни малейшего смятения в ясных, широко открытых, чересчур светлых глазах. Настоящий товарищ Мум...
Так кого же больше на свете: плохих или хороших? И какие они, эти плохие и хорошие? В чем смысл и суть таких определений? А какая она сама?..
- Что мы, преступление совершили? - возмутился Володя. - Обыкновенная жизнь: люди приходят и уходят, встречаются и расстаются. Норма! Чихня! Все очень просто! Не мучайся зря, мышонок! Дели все на двадцать четыре.
Они не совершили преступления. Конечно, нет. Что вообще называется преступлением? И кого же больше на свете...
А Саша неожиданно для всех напился. Сначала странным сделалось у него лицо: неподвижное, как маска, с застывшими жесткими чертами. Он пил и молчал, а потом вдруг неестественно, громко и вызывающе засмеялся и швырнул с размаха бокал о стену. Разлетелись осколки, по обоям медузой расплылось темное пятно...
Маня ушла в другую комнату. За ней вышли Володя и хозяин дома.
- Уходите быстрей! - сказал он, внимательно рассматривая шкаф. - Сашку я сейчас домой отведу...
Никто не совершил ничего дурного... До Машиного дома они ехали в полном молчании.
После той нечаянной встречи в гостях свидания с Вовкой превратились в самоистязание. Слова рождались с трудом, повисали в воздухе, казались бессмысленными и ненужными. Говорить вдруг стало абсолютно не о чем. Не хотелось ни о чем вспоминать, но само собой вспоминалось. Они виделись все реже и реже, а потом и вовсе перестали: что-то между ними сломалось. И совершенно притих телефон.
Наконец Маша решилась и подкараулила Вовку возле его иняза.
- Почему ты перестал мне звонить? - спросила она.