— Да, один я. Без меня вы такой оригинальной шутки никогда бы не выдумали.
— Разумеется, — улыбнулся Эмерих. — Но я готов держать пари, что здесь замешана и Бландини... Мне кажется, что...
Он встретил строгий взгляд Августа и, вместо того чтобы продолжать, смущенно закрутил головой, бросил в кофе кусок сахару и начал потихоньку насвистывать.
В кафе вошел Фред.
— Здравствуйте, — сказал он, подавая руку приятелям. — Большое спасибо за билет в ложу, — обратился он к Августу. — Но почему, позволь тебя спросить, мы опять идем на эту нелепую оперетку?
— Сейчас услышишь, — ответил Август. — Впрочем, вот и господин Добрдал.
— Кто? — спросил Фред.
— Эй, маркёр, — позвал Август, — видите, там у бильярда стоит господин и спрашивает о чем-то Франца? Позовите-ка его сюда.
— Добрдал? — недоуменно обратился Фред к Эмериху. — Что это значит? Что за Добрдал?
Эмерих показал глазами на человека, который, узнав от кельнера, где сидят молодые люди, подошел к их столу и поклонился.
Это был маленький человек в коричневом пальто а-ля Меньшиков и в меховой шапке. Спереди на тесемке болталось пенсне.
Август снисходительно кивнул ему:
— Добрый вечер, господин Добрдал. Может быть, закажете что-нибудь?
— О нет, не нужно.
— Тогда садитесь.
— С вашего позволения.
— Я пригласил вас в кафе, чтобы в последний раз... Но вы, может быть, все-таки что-нибудь закажете? Вот как раз кельнер.
— Принесите мне кофе с молоком, — сказал господин Добрдал, снимая меховую шапку и кладя ее на стол.
Эмерих осторожно взял ее и переложил на стул.
— Благодарю вас, — сказал господин Добрдал.
— Итак, — снова начал Август, — сколько у вас человек?
— Сорок. И как рассажены!
— В партере тоже?
— А как же, с одной галеркой мы ничего не сделаем. Самое главное — это партер.
— Вы их еще увидите до спектакля?
— А как же, все билеты у меня в кармане.
— Прекрасно. Итак, слушайте, господин Добрдал. Повторим еще раз. В первом акте — ничего. Мне даже хотелось бы, чтобы после первого акта аплодировали меньше, чем обычно.
— Это невозможно, господин фон Витте. Директор требует, чтобы было три вызова.
— Вот досада!
— Впрочем, знаете что, господин фон Витте? Я прикажу партеру после первого акта не хлопать.
— Ладно. Теперь второй акт — насчет этого нужно договориться. Сначала поет хор.
— Мне ли не знать, господин фон Витте!
— Вы слушайте, пожалуйста. После хора на сцене, как вы знаете, остается одна Бландини, страшно печальная; она бросается на диван, и в эту минуту выходит господин Роланд.
— Вот тут и пойдет потеха! — не выдержал Добрдал.
— Роланд? — удивился Фред.
— В этом-то и заключается вся наша шутка, — тихо объяснил Эмерих.
— Как только появится господин Роланд, — продолжал Август, — гром аплодисментов.
— Понятно, — сказал Добрдал.
— Сквозь аплодисменты, — сказал Август, — уже слышатся крики «браво»; аплодисменты продолжаются, а из оркестра подают венки. Теперь Роланд должен сказать: «Прекрасная дама... », или как там: «Прекрасная госпожа... это ожерелье вам господин мой посылает». Потом идет ария Бландини, во время которой Роланд стоит у двери. Потом Бландини подходит к Роланду и возвращает ему ожерелье.
— Это похоже на Бландини, — заметил Эмерих. Август бросил на него мрачный взгляд. Эмерих покраснел, и Август продолжал:
— Роланд берет ожерелье и спрашивает: «Что я должен передать своему господину?.. » — или что-то вроде этого. Бландини на это: «Ничего». Роланд кланяется и уходит. И тут: бурные аплодисменты.
— Овация, — подхватил Добрдал.
— Правильно: овация, шум, крики «бис»... И прикажите своим не прекращать до тех пор, пока мы не заставим Роланда выйти и поклониться. Надеюсь, вы меня поняли, господин Добрдал?
— Господин фон Витте! На меня вы можете положиться!
— Значит, — закончил Август, — пока все.
Добрдал понял, поспешно допил свой кофе, встал, откланялся и ушел.
— Теперь я хотел бы, наконец, узнать, что все это значит, — сказал Фред.
— Могу объяснить, — ответил Август.
— Любопытно, — заметил Фред.