— Все можно решить двумя словами.
— Господи, что же это такое?.. — вскрикнула она.
Коляска каким-то образом оказалась между рельсами конки и теперь, когда извозчик попытался выехать, накренилась так, что едва не опрокинулась. Франц схватил извозчика за шиворот.
— Остановитесь, — закричал он. — Вы же пьяны.
Извозчик с трудом остановил лошадей.
— Но, сударь...
— Давай сойдем, Эмма.
— Где мы?
— Уже у моста. Буря теперь приутихла. Пройдемся немного пешком. Когда едешь, все равно толком не поговоришь.
Эмма опустила вуаль и последовала за ним.
— Приутихла, говоришь? — воскликнула Эмма; не успела она выйти из коляски, как ветер едва не сбил ее с ног.
Он взял ее под руку.
— Следуйте за нами, — крикнул он извозчику.
Они, не спеша, двинулись вперед. Поднимаясь на мост, оба хранили молчание; потом они услышали внизу шум воды и остановились. Густая мгла обступала их. Под ними катила свои воды река — серая и безбрежная; вдали виднелись красные огоньки, которые отражались в воде и, казалось, парили над нею. С берега, только что покинутого ими, в воду падали дрожащие полосы света; на другом берегу река как бы терялась в черных лугах. Вдруг послышался далекий, все нарастающий гул, — оба невольно взглянули туда, где мелькали огни; между железными арками, неожиданно выхваченными из ночного мрака и тут же, казалось, опять потонувшими в нем, проносился поезд с ярко освещенными окнами. Мало-помалу гул стих, наступила тишина, нарушаемая лишь неожиданными порывами ветра.
После долгого молчания Франц промолвил:
— Надо уехать отсюда.
— Конечно, — откликнулась тихо Эмма.
— Надо уехать; я имею в виду: уехать совсем, — живо сказал Франц.
— Это невозможно.
— Потому что мы трусы, Эмма; только поэтому.
— А ребенок?
— Он бы оставил его тебе, я совершенно уверен в этом.
— И как? — спросила она тихо. — Убежать ночью, тайком?
— Зачем? Ты просто скажешь ему, что жить с ним больше не можешь, потому что принадлежишь другому.
— Ты в своем уме, Франц?
— Если хочешь, я избавлю тебя и от этого, — я сам поговорю с ним.
— Ты не сделаешь этого, Франц.
Он попытался разглядеть ее лицо, но в темноте ничего не увидел, кроме того, что она вскинула голову и повернула ее к нему. Он помолчал немного, Потом спокойно сказал:
— Не бойся, не сделаю.
Они приближались к другому берегу.
— Ты ничего не слышишь? — спросила она. — Что это?
— Это с той стороны, — сказал он.
В темноте тарахтела какая-то повозка; навстречу им плыл красный огонек; скоро они увидели, что это свет небольшого фонаря, укрепленного на переднем конце оглобли; была ли на повозке кладь и ехал ли на ней кто, они не видели. Следом проехали еще две повозки. На последней они заметили человека в крестьянской одежде, он раскуривал трубку. Повозки проехали. Опять слышался лишь глухой шум фиакра, следовавшего за ними в двадцати шагах. Мост теперь отлого спускался к противоположному берегу. Они видели, как теряется во мраке между деревьями дорога. Внизу справа и слева от них расстилались луга; они глядели туда, как в пропасть.
После долгого молчания Франц вдруг сказал;
— Значит, это последний раз...
— Что? — озабоченно спросила Эмма.
— Что мы вместе. Оставайся с ним. Я уйду,
— Ты серьезно?
— Совершенно.
— Вот видишь, все-таки не я, а ты каждый раз отравляешь нам те немногие часы, когда мы можем быть вместе.
— Да, да, ты права, — сказал Франц. — Давай вернемся.
Она крепче прижалась к его плечу.
— Нет, — сказала она нежно, — теперь я не хочу. Так легко ты от меня не отделаешься.
Она привлекла его к себе и долго целовала.
— Куда бы мы попали, — спросила она затем, — если бы поехали по этой дороге?
— Прямо в Прагу, милая.
— Нет, это далеко, — сказала она с улыбкой, — но немножко, если хочешь, можно еще проехать в ту сторону.
Она показала в темноту.
— Эй, извозчик! — позвал Франц. Тот не услышал.