- Теперь-то живы, - пробормотал озабоченно мальчик, деловито принимая котелок, и, расставив на дороге две консервные пустые банки, покрепче вдавил их в глинистую грязь и осторожно стал переливать суп из котелка по банкам.
- Давай-давай, - видимо стесняясь полковника, торопил шофер, - да гущу-то не оставляй.
- А я ее палочкой, - сказал мальчик и стал выскребывать со дна котелка осевшую на дно крупу. - Все, - он закрыл крышку, протянул котелок бойцу и выжидательно поглядел вверх.
В кузове засмеялись.
- О, ты и с хлебом любишь? - подмигивая, спросил боец, который подавал котелок.
- О-о, а ты как думал? - обидчиво, но не всерьез, а улыбаясь усталой улыбкой, ответил мальчик.
- Давай-давай, - нетерпеливо обернулся шофер к бойцу.
- Рассыпалось, собираем, - ответили из кузова, возясь под брезентом.
Мальчик заботливо отнес и поставил свои банки в сторону от машины.
- Вот живут в своей разбитой деревне, а уходить нипочем не соглашаются, - объяснил шофер полковнику и крикнул: - Ну, что, народ к вам в деревню еще не вернулся?
- Да нет, - отозвался мальчик, - никого народу нет. Если которые остались наши-то, так они далеко, еще дойти не поспели. На торфоразработку их немцы позагоняли. А она знаешь где, торфоразработка-то? Разве оттуда скоро дойдешь?
- А что? Оттуда дорога трудная? - быстро спросил полковник. - Ведь не так далеко, кажется? Неужели никто оттуда не возвратился?
Мальчик равнодушно мотнул головой куда-то в сторону.
- Вон там какие-то бабы, говорят, с торфоразработков идут. Только это другие разработки. А наших далеко загнали. Оттуда, брат, скоро не выберешься.
- Где бабы? - спросил полковник.
- Вот спасибо вам! - быстро проговорил мальчик, бережно, как стекло, принимая из рук бойца кучку хлебных кусков в газетном обрывке.
- Поехали! - крикнул шофер, захлопывая дверцу кабины.
Зажужжал стартер, и полковник, разом решившись, оперся на борт и спрыгнул на землю, махнув рукой машине.
Мальчик взял в обе руки по банке и, прижимая к себе локтем хлеб, осторожно ступая, пошел в сторону от дороги.
- Где эти бабы, говоришь? - спросил полковник, догоняя его.
Внимательно глядя на полные банки, чтоб не пролить, мальчик, не поднимая глаз, снова мотнул головой, показывая:
- Вон, у кузни. Отдыхать сели, что ли.
Откуда-то из-под печи вылезло еще двое ребят с банками.
Не обращая внимания на полковника, они расставили банки на земле, присели на корточки, достали жестяную ложку без ручки и сосредоточенно принялись делить суп на три части.
Полковник нерешительно двинулся в ту сторону, куда показал мальчик, и скоро услышал голоса.
В конце улицы показалась высокая женщина в черном. Она широко шагала впереди других, чьи голоса он слышал, и нехотя остановилась, когда он спросил ее, не с торфоразработок ли они идут.
В то же время и другие подошли и остановились полукругом, разглядывая полковника.
- С торфоразработок, спрашиваете? - переспросила первая женщина, поворачивая к нему скуластое, костлявое лицо. - Мы не с торфоразработок. Нет. Мы из ада идем. Знаете, какой ад бывает? Вот мы оттуда.
- Ладно тебе, - недовольно сказала пожилая женщина, - ты отвечай по-человечески. Да, действительно, товарищ военный, с торфоразработки. С немецкой, конечно. А сами мы городские, в город возвращаемся...
Полковник, теперь обращаясь больше к этой женщине, назвал фамилию жены и ее имя и спросил, не припомнят ли они такую.
Костистая женщина, хотя спрашивали не ее, быстро сказала:
- Какая? Ярославцева?.. Ох, миленький, да мы не помним, как самих-то вас звали при прежней жизни, не то что еще других.
- Ярославцева? - повторила пожилая женщина мягко и с видимым сожалением, что, несмотря на свою готовность, ничем не может помочь. - Не припоминается. Как, никто о такой не слыхал, а? - спросила она, оборачиваясь к остальным.
Никто не отозвался, только одна седая городская старуха болезненно стала морщиться и что-то бормотать, припоминая, и все к ней повернулись. Потом она замолчала, перестала морщиться и спокойно уставилась на дорогу.
Пожилая женщина тронула ее за рукав.
- Ну, что ж ты, Прокофьева, ты вспомни, что ж ты успокоилась? Слыхала?
Прокофьева оторвала глаза от дороги и спросила:
- Как, говорите, фамилия?
Ей повторили с нескольких сторон.
- Ага, - быстро заговорила Прокофьева, - это маленькая такая?
- Да, да, - схватился полковник. - Шура маленькая...
- Так, так, - лихорадочно заторопилась Прокофьева, болезненно морщась, кусая губы и щурясь, - это, значит, так... Шура?..
- Ты не торопись, не суетись, - предостерегающе одернула за рукав женщина, но Прокофьева все бормотала, уже непонятное, потом внятно проговорила:
- Нет, не маленькая. Почему маленькая?.. Не помню. Зачем вы меня спрашиваете?
Костистая высокая женщина махнула рукой с досадой.
- Ну, все. Чего вы с ней разговариваете? У нее же память отшиблена. Она, может, через час вспомнит. А может, через год. А вернее всего - она и не знает ничего.
Пожилая посмотрела на нее недовольно и укоризненно, но согласилась.
- Это правильно она говорит. Прощайте, товарищ военный. Нам всю ночь идти.
Когда они отошли уже шагов на пятьдесят, одна из женщин обернулась и крикнула что-то, чего за дождем нельзя было разобрать, и махнула рукой.