— Ветреная девушка, — погрозил Леша.
— Ты действительно так считаешь? — уже серьезнее спросила Маша.
— Вообще-то… да!
— Да? Интересно, почему?
Леша перешел на более серьезный тон:
— Я тебя спросил про Андрея, а ты ушла от ответа. Почему, Машка, ты ходила с ним в гости, танцевала, гуляла, а обещала мне быть одной?
— Знаешь, я ведь воспринимаю Андрея просто как друга, — задумчиво сказала Маша.
Леша осторожно спросил:
— И тебе ни разу не показалось, что он испытывает к тебе несколько иные чувства? Более нежные?
— Так ты ревнуешь меня к Андрею, да? — догадалась Маша. — Совершенно напрасно.
— Наконец-то догадалась. Знаешь, Маша, если честно, Андрей мне самому понравился. Он помог мне понять кое-какие важные вещи.
— Расскажи, — попросила Маша.
— Для начала ты ответь на один мой вопрос, — сказал Алеша. — Скажи честно, не посчитала ли ты мен» слабаком там, на пустыре, за то, что я не смог дать достойный отпор сопернику?
Алеша напряженно ожидал ответа, Маша медлила, думая.
— Алеша, мужская сила, на мой взгляд, заключается не в умении махать кулаками, — ответила она наконец. — Это, скорее, глупость плюс здоровье. А сила — это нечто другое. Надежность. Мудрость. Защита. Сочувствие.
— Да, Андрей мне примерно то же самое говорил, кивнул Леша. — И еще — великодушие.
— Великодушие? А мне тоже про него говорили недавно.
— Кто? — удивился Леша.
— Таисия Андреевна, Катина мама. Она приходила ко мне в гости, — поймав Лешин удивленный взгляд, Маша пояснила: — Таисия Андреевна приходила поговорить со мной о Кате.
— Наверное, о ее историческом признании в прямом эфире, — поморщился Леша. — Я сам не слышал, но другие мне все уши прожужжали…
— Она хотела, чтобы мы простили ее дочь. Не подавали на нее заявление в милицию. Чтобы были великодушными, — продолжала Маша.
Леша пожал плечами:
— А я и не думал ни о каком заявлении…
— Я тоже. Но только сейчас подумала о великодушии. На него может быть способен только счастливый человек, да? — посмотрела любимому в глаза Маша.
Он кивнул:
— И мудрый.
— В общем, сильный! — подхватила Маша. Леша подытожил:
— Решено! На Катю больше не сердимся. Будем сильными, мудрыми и… — у него вновь появились игривые интонации, — счастливыми!
И он вновь привлек к себе Машу для бесконечного нежного поцелуя.
Конвоир ввел в кабинет Ирину, руки ее были в наручниках, за спиной. Она села на стул напротив Марукина. Марукин начал вкрадчиво:
— Догадываетесь, Ирина Константиновна, зачем я вас к себе вызвал?
— Догадываюсь, — задрала подбородок Ирина. Марукин притворно удивился:
— Ну, и… Поделитесь догадками!
— А вы что, радуетесь? Ну порадуйтесь, порадуйтесь. Одной преступницей на вашей земле будет меньше! — злобно отозвалась Ирина.
— При чем здесь радость? Есть закон. И по закону вы будете депортированы в город Мирный Республики Саха Российской Федерации не далее как в ближайшую пятницу.
— Поскорей бы уже! — буркнула Ирина.
— Отчего вы так торопитесь? Вам не с кем здесь проститься? Поговорить напоследок?
— С кем надо, я уже простилась, — Ирина не собиралась идти на контакт.
Марукин раздраженно заявил:
— Ну тогда и езжайте на свою историческую родину! — он повернулся к дежурному. — Увести!
Ирина встала, но на полпути к двери обернулась:
— Между прочим, моя историческая родина — здесь. А на север меня судьба забросила.
— Перекати-поле, понятно! — язвительно отозвался Марукин.
Ирина смерила его взглядом:
— Вы про меня? А сами, скажите, пожалуйста, вы откуда приехали?
Не дожидаясь ответа, Ирина ушла, а Марукин задумался, что-то припоминая.
Катя возвращалась из женской консультации и уже около самого дома столкнулась с матерью — та, нарядная, шла ей навстречу. Таисия поспешила к дочери и, взяв ее за руки, заглянула в лицо:
— Ну что, дочка? Что сказал доктор?
— А, ничего особенного. Что есть, чем дышать, не волноваться, спать и радоваться жизни. Витамины, апельсины… — небрежно отмахнулась Катя.