В начале мая стояла ясная погода. Каждый день Эмма в сопровождении одной или двух из своих компаньонок гуляла по окрестностям. Однажды она встретила Мэри. Та остановилась как вкопанная, потом глаза сестры Теодора сверкнули ненавистью.
— Добрый день, миледи, — присела Мэри в реверансе, опустив голову, чтобы скрыть чувства.
— Добрый день, миссис Конли, — холодно ответила Эмма, чувствуя жуткое смущение и стыд. — Как дела?
Мэри подозрительно посмотрела на леди.
— Спасибо, миледи, хорошо.
Они замолчали.
— Не буду вас задерживать, — наконец сказала Эмма. — Вы, кажется, куда-то спешили.
И Эмма даже догадывалась, куда: повидать Теодора.
— Спасибо, миледи, — снова присела Мэри в преувеличенно вежливом реверансе и зашагала по направлению к господскому дому.
Эмма медленно пошла в противоположном направлении. Так же, как Мэри, относились к ней все жители Эшли-парка — сдержанно, вежливо и холодно. Она была до невозможности одинока, но уговаривала себя, что такова плата за доверие Теодора.
А еще через полчаса в деревне Эмма наткнулась на лорда Давенпорта — одного из своих бывших любовников. «О, нет!» — мысленно простонала она. Эта встреча могла разрушить все ее намерения по завоеванию доверия мужа. К сожалению, не могла же она выгнать его из деревни, лишив единственную в ней гостиницу хорошего постояльца. Эмма оглянулась — слава Богу, Беатрис шла рядом.
— Добрый день, — поздоровалась она с лордом Давенпортом, собираясь быстро пробежать мимо него.
— Эмма! — восхищенно отозвался он, мягко поймав ее за руку. — Сколько лет прошло!..
…«С тех пор, как мы спали в одной постели», — подразумевал он, явно испытывая желание все повторить. И Эмма читала все это в его взгляде.
— Для вас — леди Эшли, — процедила она, злобно взглянув на его руку, удерживавшую ее.
— С каких это пор? — искренне удивился он, не обратив внимания на ее взгляд. — Вы что, влюбились в этого растяпу — своего мужа? Эмма, не глупите!
Волна злости затопила ее — он не смеет так называть Теодора! Она размахнулась и хлестко ударила его. Лорд наконец отпустил ее.
— За полтора года, я смотрю, кое-что изменилось в этом мире, — сказал он. — Я провел их на континенте, — пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд Эммы. Впрочем, лорд Давенпорт не относился к людям, которые долго хранят злость или обиду. Они легко идут по жизни, не заботясь ни о ком — иногда даже о себе.
— Хорошо, леди Эшли, — он потер ладонью щеку и поморщился. — Счастливо оставаться!
— Счастливого пути, — вежливо ответила она, жалея, что потеряла контроль над собой.
— Чертова ведьма, — пробурчал он тихо. Но Эмма все слышала. Сгорая от стыда, она быстро направилась к дому. Только что она опять косвенно опозорила Теодора — на глазах у половины деревни поссорилась с бывшим любовником. Несомненно, все догадались, какие отношения связывали ее с этим человеком, и будут осуждать ее за это и жалеть Теодора.
До барона слухи о происшествии дошли лишь на следующий день.
— Что за сцену вы устроили вчера в деревне? — озадаченно спросил он после обеда.
«Господи…» — взмолилась Эмма без особой надежды. Теодор внимательно смотрел на нее, ожидая ответа. Никаких оправданий в голову не приходило, а рассказывать правду не хотелось.
— Изволите молчать? — голос Теодора вдруг стал холодным. — Ради Бога.
«О нет!»- взмолилась Эмма еще раз, осознав, что своим молчанием еще сильнее отталкивает его от себя.
— Он когда-то был моим любовником, — выдавила она. — В этом трудно признаться, поэтому я и молчала, — попыталась оправдаться она. И вдруг спохватилась: первым ее порывом было солгать! А как же «верность, честность, уважение»?
— Нетрудно догадаться, — ответил Теодор равнодушно. — Вы ударили его за то, что он приставал к вам?
«Скажи „да“, и вопрос будет исчерпан — в твою пользу, между прочим,» — подсказал внутренний голос. Эмма подавила его, вспомнив про второе условие семейной жизни — честность.
— Нет. Лишь намекнул, что не против возобновить наше… знакомство. А ударила я его потому, что… разозлилась.
Эмма ненавидела себя, но не могла выдать истинную причину своего поступка.
— На что?
— За то, что он задержал меня, когда я хотела пройти мимо.
О, как она ненавидела себя за эту ложь!
— Как видно, вам очень трудно говорить правду, — иронично улыбнулся Теодор. Конечно, он видел ее насквозь. — Видимо, вам просто жизненно необходимо лгать, и хотя правда в данном случае вполне невинна, вы все равно пытаетесь скрыть ее.
Эмма закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы не дать волю готовым пролиться слезам. Она как всегда все испортила.
— Зачем тогда спрашиваете, если все знаете? — злобно спросила она.
— Уверяю вас, Эмма, я не знаю, о чем вы говорили с лордом Давенпортом. Знаю только, что вы ударили его и что сейчас вы мне лжете. Так что такого страшного он сказал? Назвал вас распутной? Пригрозил рассказать о вашей связи мне?
— Нет, — она едва держала себя в руках.
— Так что он сказал?
— Он назвал вас растяпой, — сквозь зубы выговорила Эмма. Она ненавидела Теодора за то, что он заставил ее признаться.
— А… — он насмешливо, настойчиво глядел на нее.
— Он спросил, неужели я влюбилась в этого растяпу, своего мужа, и я ударила его, — медленно, едва ли не по слогам, процедила Эмма.
— И все?
— Да.
— Я ведь могу спросить у Беатрис, — кажется, она тогда все слышала.
— Да! — она с ненавистью поглядела на него.
— И что такого страшного в этом разговоре вы пытались скрыть? Что он назвал меня растяпой? Меня многие так называют. В общем-то, заслуженно. Или что вы влюбились в меня?.. Опять молчите? Ради Бога! Кстати, зачем вам три служанки, которые постоянно находятся рядом с вами? От кого прячетесь, леди Эшли? Боитесь, что я ворвусь в вашу спальню?
Она в ужасе широко открыла глаза. Очередное ее хорошее намерение было истолковано совершенно неправильно.
— Вовсе нет! Если вы придете в мою спальню, я немедленно отошлю их всех!
Господи, только бы ей удалось убедить его!
Некоторое время он пристально смотрел на нее, потом откинулся на спинку стула.
— Почему-то я готов вам поверить, Эмма, хотя — видит Бог — зная вашу склонность ко лжи, это очень трудно сделать. Тогда зачем вам три служанки?
Она была уже достаточно унижена его расспросами, чтобы еще признаваться в своем желании вернуть себе его расположение. «Доверие либо есть, либо нет,» — вспомнила она слова герцога Клермонта, и вся эта затея с круглосуточно присутствующими компаньонками вдруг показалась ей глупой. Если Теодор не верит ей, то даже свидетельства девушек в случае чего ей не помогут. Он скажет, что она подкупила их. А ведь она действительно подкупила их — только не для того, чтобы они прикрывали ее грехи. Но кто в это поверит? Посмотрев на ситуацию со стороны, Эмма ясно увидела ее подозрительность. Но уволить служанок не могла по крайней мере еще в течение нескольких месяцев. Она обещала им работу на ближайшие полгода. Что ж, пусть хоть девушкам эта ситуация принесет пользу.
— Я не могу сказать, — произнесла она.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу. Пожалуйста, не надо, не спрашивай, — она затравленно посмотрела на него.
— Хорошо, — тут же сдался Теодор. — Кстати, скоро день вашего рождения. Не хотите ли отпраздновать его? Устроить бал или вечер?
Эмма растерялась от резкой смены темы разговора.
— Н-нет, ничего не надо, спасибо.
— Как пожелаете, миледи. Если передумаете, скажите.
Следующие две недели прошли в относительном спокойствии. Но однажды Эмма вернулась с прогулки и застала Лили, горько рыдающую в объятиях Кэтрин. Увидев госпожу, Кэтрин и Лили отпрянули друг от друга и встали.
— Что произошло? — спросила Эмма, стараясь, чтобы голос ее звучал мягко. Веселая, жизнерадостная Лили была, наверное, единственной девушкой в деревне, которая здоровалась с леди при встрече радостно, а не как на похоронах. Но не потому, что чувстовала к баронессе Эшли особое расположение, а просто в силу своего общего жизнелюбия.
— Лили, ты должна сказать, — тихонько посоветовала Кэтрин, ободряюще пожав подруге руку. Лили затравленно посмотрела на Кэтрин, на леди. Она прикусила дрожащую губу, чтобы не разрыдаться.
— Я не могу, — пролепетала она.
— Это так ужасно? — спросила Эмма и вдруг вспомнила, как Теодор выпытывал у нее подробности ссоры в деревне. Теперь она наконец-то поняла, что чувствовал он, зная, что не может добиться ответа на свои вопросы. Но с другой стороны, она помнила себя на месте Лили, помнила стыд, нежелание отвечать, смущение, унижение.
— Да, — одними губами ответила Лили.
— Тогда ты должна сказать. Может быть, я смогу чем-нибудь помочь.
— О нет, миледи! — испугалась Лили.
— Хорошо, — решила отступить Эмма. — Но если понадобится помощь, смело обращайся ко мне.
— Спасибо, миледи.
Но когда на следующее утро Лили вывернуло наизнанку, Эмма догадалась сама.
— Ты беременна? — неприязненно спросила она.
Лили испуганно посмотрела на хозяйку, не в силах ответить ни «да», ни «нет».
— Отвечай!
— Д-да. — Лили горько разрыдалась. — Миледи, пожалуйста, не выгоняйте меня. Я буду работать как всегда, пожалуйста.
— Тихо, Лили, — мягко, но мрачно сказала Эмма. Девушка постаралась взять себя в руки. — Кто отец ребенка?
— О-о, — Лили в отчаянии заломила руки. — Я не могу сказать, правда, не могу…
— Почему?
— Это… благородный господин, лорд.
Эмма ничего не сказала по поводу «благородства» такого господина, который воспользуется беззащитной девушкой и оставит ее расхлебывать последствия.
— Он должен жениться на тебе, — пояснила Эмма. — Я могу дать тебе приданое.
Вместо того, чтобы утешиться, Лили снова разрыдалась.
— Это… он женат! Даже если бы он и захотел взять в жены такую, как я.
Эмма нахмурилась. Почему-то она сразу подумала о Теодоре.
— Миледи, — начала Лили, но потом безнадежно поникла.
— Он соблазнил тебя или… сделал это против твоей воли?
— Я сама его соблазнила. Он сразу сказал, что вся ответственность будет на мне. Но я думала, что после одного раза ничего не будет.
Эмма вспомнила свою единственную ночь с Теодором и мрачно усмехнулась. По-видимому, у него просто талант делать детей. Она отвернулась, чтобы не глядеть на несчастную Лили, беременную от ее мужа. Больше всего Эмму уязвляло, что Лили беременна и, возможно, подарит Теодору ребенка, в то время как она, его жена, не смогла сделать это.
С другой стороны, Эмма не могла выгнать из дома мать ребенка Теодора, хотя и жутко ревновала.
— Ты останешься у меня. Но ты не должна волноваться, запомни. Твой ребенок должен родиться вовремя и здоровым.
— О, я понимаю, мадам, — растерялась Лили. Больше всего она боялась, что ее беременность напомнит леди о ее собственной потере, и леди Эмма не сможет рядом с собой видеть беременную женщину — тем более беременную неизвестно от кого, падшую. Оказалось наоборот.
— А милорд знает о твоей беременности? — не удержалась Эмма от вопроса, не заметив, что оговорилась. Она хотела сказать «тот лорд».
— Милорд? — удивилась Лили. Теперь, когда у нее осталась несложная работа на несколько месяцев, которая обеспечивала ее деньгами на несколько лет безбедной жизни с ребенком, к ней возвращалась обычная жизнерадостность. — Вы думаете, я должна ему сказать?
— Он имеет право знать, что скоро станет отцом, — сухо, ненавидя себя, пояснила Эмма.
— О… — Лили широко открыла глаза. — Так вы полагаете, что милорд?.. — Лили даже не договорила. На лице Лили впервые появилось выражение неприязни по отношению к госпоже. — Вы полагаете, милорд может сделать женщине ребенка и заявить, что вся ответственность будет на ней?
Эмма оцепенела, пораженная словами Лили. Хорошая же из нее получается жена! При первом же удобном случае она обвинила Теодора Бог знает в чем. Пусть Теодор имеет право изменить ей, но разве сделал бы он это со служанкой собственной жены? Разве смог бы он поселить жену и любовницу под одной и той же крышей, как сделал его отец? Не говоря уже о том, что он действительно не переложил бы всю ответственность на беззащитную и беспомощную женщину. Это скорее похоже на лорда Давенпорта. Тот действительно был женат на некой серой мышке, которая безвылазно жила в поместье и не показывалась в свете, что давало возможность ее мужу наслаждаться холостяцкой жизнью, при этом оставаясь в полной безопасности от охотниц за мужьями.
— Прости, Лили, — выговорила Эмма.
Какое счастье, что она не выговорила всего этого Теодору! Какое счастье, что ее ошибка раскрылась сразу.
— Да, мадам, — сухо выговорила девушка. — Я могу идти?
— Лили, прошу тебя, не говори никому о моей ошибке.
Лили медленно кивнула.
— И это место все равно остается за тобой, если ты все еще этого хочешь.
Лили была бы рада уйти, но где еще она, беременная, сможет найти такую простую работу и с таким огромным жалованьем? И еще ей стало жаль госпожу.
— Да, мадам, — смягчилась она.