После прогулки по саду Сарина не знала, как себя держать с Дженсоном. Особенно ее смущало внимание, которое он продолжал ей оказывать во время постоянных приездов в имение. А однажды утром, в субботу, он подъехал к дому и объявил, что собирается взять ее с собой в Шанхай.
– Как же вы хитры, мистер Карлайл, – холодно заметила Сарина. – Вы же знаете, что Во на несколько дней уехал в Янчжоу.
– Конечно, знаю, мисс Пейдж, – ответил он не менее язвительно. – Я не так наивен, чтобы рассчитывать на то, что он согласится выпустить тебя из виду на целый день. Ну, Сарина, скажи «да». Этим ты докажешь мне, что все еще независима.
– Неблагодарность вряд ли стоит называть независимостью, – фыркнула она.
– Это все слова! – нетерпеливо воскликнул Дженсон. – Ты сама не знаешь, что защищаешь. Мне кажется, ты бы с радостью нарушила монотонность своего пребывания в доме Во. Неужели тебе совсем не интересно посмотреть Шанхай, или ты считаешь, что все красоты и мудрость бытия сосредоточены в этом имении?
– А вы полагаете, что один взгляд на Шанхай сильно расширит мой кругозор? – упорствовала Сарина, наслаждаясь тем, как ловко ей удается вывести его из себя.
– Один взгляд – это только начало. – Он нетерпеливо постучал рукой по перилам лестницы. – Ну, Сарина, решайся!
А может, принять его приглашение? Возможность такого путешествия взволновала и обрадовала ее. Но некто осторожный, сидевший внутри нее, предостерег: Во рассердится, если она в его отсутствие покинет имение. И что на самом деле подумает о ней Дженсон, если она согласится? Она проведет с ним целый день и даст ему возможность быть кавалером и опекуном одновременно. Она внезапно помрачнела. Какой щелчок по носу правилам приличия!
– Ну? – Дженсон нетерпеливо покосился на карманные часы. – Неужели тебе и вправду так сложно решиться?
Она снова подумала о вызове, который он бросил ей в ту ночь в саду. Есть много способов заковать себя даже без помощи бинтов, сказал он тогда. Конечно, она ничем не связана! И она докажет ему это!
– Обождите меня, я только схожу за зонтиком, – сказала она, решительно кивнув.
Выйдя на лестницу с желтым зонтиком в руках, она увидела Ли. Глаза наложницы пылали холодным пламенем. Шелестя кремово-желтым шелком, она сделала навстречу Сарине несколько маленьких шагов и сказала:
– Женщине в Китае не подобает покидать дом без разрешения хозяина, мисс Пейдж.
– Это ваши правила, Ли, а не мои, – спокойно возразила Сарина.
– Вы работаете в этом доме и приняты его главой как член его высокородной семьи, – продолжала Ли. – Как вы осмеливаетесь так бесстыдно позорить Во в его отсутствие?
– Я не делаю ничего предосудительного, – возразила Сарина. – Сегодня суббота, и, поскольку у меня нет уроков, я вольна распоряжаться своим временем, как захочу.
– Тогда я бы посоветовала вам распорядиться им более разумно.
– Спасибо за совет, Ли, – сухо ответила Сарина, – но как я провожу время, вас не касается. – С этими словами она сунула зонтик под мышку и заспешила вниз по лестнице, где ее ждал Дженсон.
Если он и заметил слишком яркий румянец на ее щеках, то не придал этому значения. Он помог ей сесть в экипаж, который нанял для прогулки, и устроился рядом с ней на сиденье.
– Я предлагаю, – сказал он, – днем заглянуть в один из самых старых чайных домиков в Шанхае. – Он хлестнул пару гнедых, и те резво тронулись с места.
Сарина молчала, и, не получив ответа, Дженсон продолжил:
– Тебе эта идея не нравится?
Сарина сидела, сжав зубы, и смотрела прямо перед собой. Стычка с Ли испортила ей настроение, и она уже сомневалась, правильно ли поступила.
– Если эта поездка так тебя угнетает, мы можем повернуть назад прямо сейчас. – От звука его налитого металлом голоса Сарина вздрогнула, будто от удара хлыстом.
– Извините, – кротко произнесла она, надеясь, что ее робкая попытка улыбнуться смягчит его.
По-видимому, ей это не удалось: бросив в ее сторону хмурый взгляд, он совершенно перестал ее замечать. Воцарилось неловкое молчание, и Сарина, чтобы отвлечься, стала разглядывать пейзаж за окном. Когда солнце начало припекать, она раскрыла зонтик и заслонилась им от жгучих лучей, бросая украдкой взгляд на Дженсона. С той ночи в саду он больше ни разу не пытался поцеловать ее. Сказать по правде, с той ночи он стал обращаться с ней более уважительно, словно старший брат или опекун. Опекун! Сарина задумчиво прикусила нижнюю губу. Похоже, Дженсон Карлайл собирался сдержать свое дурацкое обещание. Как бы ей хотелось, чтобы он его никогда не давал! В качестве опекуна он ей вовсе не нужен!
А какую роль можно было бы отвести ему? Ведь он так непредсказуем! Он мог быть мягок и весел, а в следующий момент задумчив или сердит. Если его разозлить, как уже не раз бывало, его голос зловеще гремел, словно раскаты грома, а движения становились быстры, как летние молнии. А потом так же внезапно тучи рассеивались, лицо прояснялось, и он опять лучился улыбкой. Сарина снова мельком взглянула на Дженсона и нахмурилась. Он невыносим, решила она, и не заслуживает никакой роли в ее жизни.
В пригороде на многих улицах высились недавно поставленные газовые фонари, но дороги были такими же разбитыми, как в деревнях. Непроходимые в сезон дождей, сейчас они высохли и скрежетали под колесами гранитным щебнем и обломками кирпичей, вросшими в затвердевшую грязь. Дженсон правил упряжкой без усилий, аккуратно лавируя между другими экипажами, рикшами и портшезами, направляющимися в распахнутые городские ворота.
Город поражал мешаниной звуков и красок. Разбитые, в рытвинах дороги постепенно уступали место булыжным мостовым. Тротуаров не было, а дома лепились друг к другу так тесно, что, казалось, улицы лишены воздуха. Коляска проехала мимо мужчин с большими плетеными корзинами риса в руках. Навстречу им шли два молодых человека с деревянными ведрами, наполненными водой, выкрикивая: «Хей хо! Хей хо!» На плечах пожилого продавца фонариков балансировал длинный шест, на котором раскачивался его медный товар. Старик улыбнулся и кивнул, предлагая что-нибудь купить. Сарина улыбнулась в ответ и виновато покачала головой.
Где позволяло место, перед магазинчиками стояли шаткие столики. За одним сидел бродячий медник, за другим – лекарь, рядом устроились менялы с медными весами. Прежде чем коляска свернула, Сарина заметила человека, продающего очки, парикмахера, пекаря и предсказателя судьбы.
Затем ее внимание привлекли четверо слепых нищих, которые, держа друг друга за оборванную одежду и шаркая ногами, шли гуськом по дороге. У Сарины комок подступил к горлу, когда она увидела, как они, что-то бормоча, с протянутой рукой бредут от магазина к магазину. В этой части улицы магазинов было немного, но зато все они были большими. В основном двухэтажные, с украшенными орнаментом крышами и нависающими черепичными карнизами; на подоконниках стояли горшки с цветущими азалиями, гвоздиками и розами.
Дорога стала шире, домов меньше, и вскоре гул улицы смолк окончательно. Дженсон толкнул Сарину локтем, указывая на гавань, где сотни мачт устремились в чистое голубое небо. Слева тянулся ряд величественных кирпичных домов с ухоженными лужайками, искусно подрезанными деревьями и затейливыми каменными горками в садах.
– Это набережная, – пояснил Дженсон, когда они поехали по широкой тенистой дороге. – Не так давно здесь был огромный ров, заполненный мусором, вдоль которого теснились лачуги.
Сарина с любопытством оглядывалась по сторонам. Китайцы попадались нечасто – только рикши и носильщики портшезов, а те, кто разъезжал в колясках или прогуливался пешком, были исключительно американцами или европейцами. На всех была модная, дорогая одежда. Некоторые мужчины были в форме британских морских офицеров, другие – в безупречно белых костюмах, а все женщины – в платьях пастельных тонов и с шелковыми зонтиками с кружевной отделкой в руках.
– На тебя слишком многие оборачиваются, моя дорогая, – заметил Дженсон голосом сурового опекуна, который она так ненавидела.
Вместо ответа она лишь улыбнулась и с некоторым удовольствием отметила, что он нахмурился. Однако она быстро поняла, что он сердится совсем не на нее. Повернув голову, Сарина увидела рядом с ними коляску, в которой сидел лысеющий блондин средних лет с торчащими щеткой усами и откровенно и бесстыдно разглядывал ее. Нетерпеливым движением Дженсон погнал лошадей быстрее, обгоняя коляску наглеца. К удовольствию Сарины, мужчина весело подмигнул ей и махнул на прощание рукой.
Сарина решила больше не злить Дженсона и избегать в дальнейшем подобных неприятностей. Она поспешно взяла его за рукав и показала на здание, мимо которого они проезжали.
– Что это? – спросила она.
– Таможня.
– А рядом?
– Не знаю.
Она уселась поудобнее и решила дать ему возможность позлиться в тишине, но его настроение снова внезапно изменилось.
– Видишь тот маленький кирпичный дом рядом с высоким серым зданием? – спросил он. Сарина кивнула. – Это шанхайская контора «Торговой компании Карлайлов».
– Мне кажется, я слышу горделивые нотки в вашем голосе, мистер Карлайл? – Она думала, что подтрунивает над ним, но его вполне серьезный ответ ее обескуражил.
– Он стал слишком мал для меня. Сейчас я ищу здание побольше и еще несколько зданий под склады. А если дело будет и дальше расширяться, то, прежде чем отплыть в следующем году домой, мне придется подыскать что-нибудь еще более вместительное.
Сарина попыталась сдержать улыбку. В следующем году… Может, за это время ей удастся убедить его, что она не ребенок, а женщина и не нуждается в опекуне?..
Она не позволила своим мыслям течь дальше. Она действительно женщина. Даже зеркало подтверждает это. Ее груди с недавнего времени стали полнее, кожа – более гладкой. Она чувствовала себя более зрелой и странно спокойной.
– Ты не хочешь поделиться со мной своим секретом? – спросил Дженсон.
– Каким секретом?
– Тем, который так радует тебя, что ты не можешь сдержать улыбки.
– Но если я расскажу его вам, он больше не будет секретом, так ведь? – ответила она и улыбнулась еще шире.
– Пожалуй, ты права. – Он пожал плечами и натянул поводья.
Ее улыбка увяла, а губы недовольно надулись. Дженсон никогда не играл в ее игры подолгу. Он всегда с легкостью бросал их, словно они ему быстро надоедали и мысли его уплывали далеко-далеко. Он напоминал ей колибри, осужденную жить в вечном полете или умереть. Редкие моменты, когда он позволял себе расслабиться, длились недолго, после чего на него, словно по сигналу, который слышал только он, вновь нападала неутомимая жажда деятельности.
– Тебе действительно хорошо?
Сарина вздрогнула и виновато улыбнулась.
– Что?
– Я просто спросил: ты будешь по мне скучать? Ее рука крепче сжала деревянную ручку зонтика.
– Скучать?..
– Когда я уеду в Гонконг.
– А я подумала, что вы собираетесь остаться здесь еще на год.
Он покачал головой.
– Вероятно, я еще раз или два приеду в Шанхай, но большую часть времени проведу в Гонконге.
Сарина быстро отвернулась, в первый раз пожалев, что она не похожа на женщин Востока. Тогда бы ей легче удалось скрыть свои чувства.
– Во время моего последнего приезда в Гонконг я временно открыл там офис и снял несколько складов, – пояснил Дженсон. – Теперь мне предстоит найти помещение для постоянного офиса, нанять персонал, арендовать новые склады, познакомиться с местными торговцами и фермерами, получить место на причале для моего корабля и так далее. На все это нужно время, Сарина, так что у меня нет выбора. Я единственный человек, которой может всем этим заниматься.
Сарина внезапно потеряла интерес к тому, что творилось вокруг. Странная пустота заполнила ее. Появившись где-то в животе, она распространилась по всему телу. Сарина уже не ощущала ручку зонтика, которую держала в руках, онемели даже пальцы ног. К горлу подступила тошнота, и Сарина сглотнула, моля Бога, чтобы не потерять сознание. Несмотря на жаркий день, она почувствовала озноб. Будто внутри ее поселились холод и смерть.
Экипаж внезапно остановился, и Сарина чуть не упала с сиденья. Дженсон протянул ей руку, чтобы помочь вылезти, и сделал знак оглядеться. Она послушалась. То, что она увидела, напоминало пагоду: маленький домик с высокой двускатной крышей, покрытой бледно-зеленой черепицей, и оштукатуренными стенами, выкрашенными в теплый абрикосовый цвет. Крошечные оконца обрамляли белые ставни, а на подоконниках выстроились зеленые глиняные горшки с белыми азалиями. Они подошли к двери, и Сарина улыбнулась, увидев на ней затейливо нарисованного дракона и большую медную дверную ручку, расположенную точно в центре одного из его ярко-красных глаз.
Внутри стены маленького чайного домика тоже были выкрашены в абрикосовый цвет, но, не высвеченные ярким солнцем, они навевали покой. Маленькие круглые столики покрывали светло-зеленые хлопчатобумажные скатерти, а на придвинутых к ним стульях лежали зеленые подушки. В центре каждого стола стояло глубокое белое фарфоровое блюдо, наполненное дынными семечками и каштанами. Рядом – еще одно, помельче, с короткой белой восковой свечой, окруженной цветками сливы и тутовыми листьями.
За столиками группами сидели китайцы, пили чай и грызли дынные семечки. Большинство из них были заняты спокойным разговором, некоторые, откинувшись на стульях, попыхивали длинными бамбуковыми трубками или дремали, прикрывшись газетами. Один мужчина сидел на низком стульчике возле двери и считал на счетах. Когда Дженсон и Сарина проходили мимо, он с любопытством поднял голову, оглядел Сарину и вернулся к своему занятию. Не успели они усесться, как возле столика появилась молодая девушка, одетая в бледно-зеленую шелковую блузку и длинную, в складку, абрикосового цвета юбку. В руках она держала белый фарфоровый чайник. Поставив перед ними две маленькие белые чашки, она налила Сарине и Дженсону чай, затем каждому поклонилась и отошла. Но Сарина заметила, что ее взгляд задержался на Дженсоне чуть дольше, чем это было необходимо, и ответом девушке был такой же долгий взгляд. Ей это только показалось или они действительно приветствовали друг друга как люди не совсем посторонние? Сарина должна была признать, что девушка красива, и взгляды, которые они с Дженсоном послали друг другу, были взглядом красивой женщины и красивого мужчины, а не прислуги и клиента.
– Вы явно бывали здесь раньше, – заметила Сарина довольно едко, когда девушка ушла.
– Я часто прихожу сюда, – небрежно ответил Дженсон, отодвигая стул и вытягивая перед собой ноги.
Это опять ее фантазии или он бросил взгляд вслед той служанке? Сарина закусила губу.
– Мне нравится в этой чайной. Здесь тихо, – заметил Дженсон, отхлебнув чай. – К тому же нет женщин. – Он подмигнул. – Большинство других чайных в Шанхае заполнены болтливыми американками и европейками, которые пришли посплетничать, и любой мужчина в их присутствии начинает жалеть, что не пошел в бар.
– Но китаянок я здесь тоже не вижу, – заметила Сарина, оглядываясь.
– Ты не перестаешь меня изумлять, моя дорогая. – Дженсон снова заговорил важным, учительским тоном, и Сарина от злости заскрипела зубами. – Жизнь в имении Шукэна ничем не отличается от жизни в любом уголке страны. Забинтованы ноги у женщин или нет, они прикованы к дому и мужьям, как Сюе и Ли к Шукэну. Только некоторым наложницам иногда позволяется нарушить эту традицию. – Он назидательно посмотрел на нее. – Наложницам мандаринов, – уточнил он. – Как самым высокопоставленным представителям китайской знати, мандаринам полагаются спутницы, которые сопровождают их в путешествиях. Если мандарин отправляется в поездку, его жена остается дома почитать усопших предков, а наложница едет с ним. – Он сделал еще несколько глотков. – Так что, Сарина, если ты когда-нибудь решишь стать наложницей, выбирай мандарина.
Сарина со стуком поставила чашку на стол.
– Я нахожу ваши слова злыми и оскорбительными, – взорвалась она, и в глазах ее вспыхнули медные искорки. – Во Шукэн называет вас другом. Как бы он назвал вас, если бы услышал, что вы о нем говорите за его спиной?
– Не сомневаюсь, что он считает меня врагом, а тебя, моя сладкая, своей самой верной и преданной сторонницей. – Дженсон криво улыбнулся. – Какая верность, Сарина, какая безоговорочная преданность, с какой страстью произнесены эти слова!
– Да, я верна Во, – согласилась она, – и преданна. А почему бы и нет?
– Действительно, почему? – в тон спросил он. – Мне кажется, я слышу горделивые нотки в твоем голосе. Это уже не просто защита своего хозяина. Может, ты немного влюблена в Во Шукэна?
От такого предположения Сарина лишилась дара речи. Некоторое время она молча сидела, сжимая и разжимая пальцы, словно хватала что-то и сразу выпускала из рук.
– Влюблена в него? – переспросила она наконец. – Как вы могли такое подумать? В вашем извращенном мозгу любой невинный жест превращается в разврат, а самое скромное высказывание – в богохульство. В вас прячется какой-то демон, отравляющий все, что есть в вас доброго и порядочного. Мой отец учил меня сострадать больным и увечным, и мне кажется, что вы больной и увечный одновременно. Мне жаль вас, Дженсон, искренне жаль.
Лицо Дженсона потемнело.
– Прибереги свою жалость для кого-нибудь другого. Твое христианское всепрощение скорее понадобится Во Шукэну, а не мне.
– Если вы так презираете его, – с упреком произнесла Сарина, – почему вы ведете с ним дела?
– Потому что у него лучший шелк в Китае.
– В таком случае вы просто эгоист и лицемер, – прошипела она.
– А ты, моя дорогая Сарина, – заорал Дженсон, – маленькая слепая дура!
Все головы повернулись в их сторону. Щеки Сарины заалели, и она прижала к ним трясущиеся руки, но это не помогло. По возможности с достоинством она поднялась.
– Пожалуйста, отвезите меня домой, – произнесла она сдавленно.
– С удовольствием. – Дженсон поставил чашку, швырнул на стол горсть серебряных монет и последовал за ней на улицу.
Они возвращались в имение Во в гробовом молчании. Когда они подъехали к воротам дома, Сарина, не дождавшись помощи, первая выскочила из коляски. Она уже открывала засов, когда сообразила, что забыла в коляске зонтик.
– Мой зонтик, – холодно сказала она Дженсону и протянула руку.
Он нагнулся, чтобы достать его с пола коляски, но вместо того, чтобы вернуть ей, поднял зонт высоко-высоко, чтобы она не могла дотянуться до него.
– Сарина, быть верной, зная кому, – это одно, – сказал он ей, – но быть верной по незнанию – это совсем другое.
– На что вы намекаете? – решительно спросила она, пытаясь достать зонтик. – Почему вы не можете прямо объяснить, что имеете в виду?
– Потому что я все еще не уверен, что ты хочешь это услышать.
Ее вдруг охватил такой же ужас, какой она испытала, войдя когда-то в спальню отца и обнаружив его мертвым.
– Сарина… – Его зеленые глаза умоляюще смотрели на нее. – Сарина, Шукэн – страшный человек.
– О чем вы? – прошептала она.
– Боже мой! А как ты думаешь?
– Пожалуйста, не кричите так.
– Прости, – спохватился он, – но мне трудно тебе это сказать.
– Вы сами начали, – напомнила она.
– Что ж, тогда… – Смерив ее стальным взглядом, он произнес: – Шелк составляет лишь малую долю огромного богатства Шукэна. Основные доходы ему обеспечивают посадки мака.
– Мака? – переспросила Сарина.
– Твой великодушный хозяин выращивает мак для производства опия и снабжает этим запрещенным наркотиком большую часть Китая, весь Гонконг и Гавайи, а также некоторые западные штаты Америки. Он знает, что я не повезу на своих кораблях опий, и поэтому договаривается с Джорданом и Матсоном.
Сарина попятилась к воротам.
– Это еще не все. Он снабжает им некоторые из самых….
Сарина больше ничего не слышала. Она зажала уши руками и, сделав несколько шагов к воротам, прислонилась к ним, не в силах пошевелиться. Затем, не сумев ослабевшими пальцами открыть засов, она наконец ухватилась за кольцо большого, в форме дракона, железного дверного молотка. Горячая волна окатила ее, взор помутнел, и она медленно опустилась на колени.
Последнее, что она увидела, прежде чем потеряла сознание, был свирепый оскал железного дракона.