Внезапная боль разбудила ее незадолго до рассвета. Тяжело дыша, Сарина, лежа на спине, ждала. Ребенок должен появиться на свет только через месяц. Боль снова пронзила ее тело, и Сарина судорожно вздохнула. Схватив подушку, она прижала ее к лицу, чтобы заглушить крик. Сейчас еще слишком рано, а боль не так сильна, чтобы будить кого-нибудь.
Повернув голову к закрытым дверям балкона, она смотрела, как перламутровый туман январского утра растворялся в небе. Боль усилилась, возникая через равные интервалы. Дотянувшись до прикроватного столика, Сарина три раза стукнула в маленький медный гонг, который принес ей Во, и упала на промокшую, смятую простыню.
Через несколько минут дверь открылась и появился Во. За ним следовали Сюе и Мэй. Как только Во увидел перекошенное от боли лицо Сарины, он послал Мэй за Ци Тифаном и повитухой. Потом поставил возле кровати стул для Сюе, а сам встал у ног Сарины.
– Дыши так, – сказала Сюе, делая глубокий вдох, а затем короткие, отрывистые выдохи. Она показала еще раз, и Сарина, оглушенная новым приступом боли, поспешно повторила. – Хорошо, – сказала Сюе и улыбнулась. – Так будет лучше.
Сарина последовала совету Сюе, и боль стала не такой резкой. Но Сарину больше пугало то, что, когда боль усилится, она может потерять над собой контроль. Выгнув спину, она попыталась сдержать новый крик. Она не смеет терять сознание, приказывала себе снова и снова Сарина. Она должна оставаться в сознании, чтобы в бреду не назвать его имя.
Она снова удержала крик, стараясь дышать, как научила ее Сюе. Пот струился со лба и попадал в глаза. Она закусила губу и застонала. Может быть, она не права? Может, если она назовет его имя, Во накажет его, как наказал крестьянина, облившего ее кипятком, и крестьянина с быком, который не уступил дорогу его коляске? Нет. Она отчаянно замотала головой. Она сама накажет Дженсона Карлайла тем, что не скажет ему ни слова.
– Ци уже здесь, Сарина, – услышала она голос Во. – И Я Линь. Теперь о тебе позаботятся самые умелые руки.
Его слова немного успокоили ее: кроме боли, она сейчас ни о чем не могла думать. Непереносимая боль казалась ей то пляшущим гномом, то эльфом с длинными руками, ехидной улыбкой и костлявыми пальцами, которыми он барабанил по ее телу. Чем больше она извивалась и стонала, тем шире становилась улыбка гнома.
Он танцевал у нее на животе, то появляясь, то пропадая из виду, и тыкал в нее длинным пальцем.
Чувствуя, что сейчас потеряет сознание, она начала молиться. Молиться за сына. Сына, которого она в честь своего любимого отца назовет Томасом Джоном. К горлу снова подступил крик, и на этот раз она не стала его сдерживать. Отогнав от себя гнома, она вызвала в памяти образ отца. Вот они вместе гуляют по холмам вокруг родного дома. Здесь растут лавр и вербена, сладкий восковник и дикий синий касатик. Она видела сверкающую реку Уилламетт, петляющую по сосновому лесу, где, все еще не зная страха перед ружьем охотника, жили олени, лоси, рысь, медведи гризли, пумы и волки. Она услышала звон колоколов церкви Святого Климента, созывающих прихожан отца на утреннюю воскресную службу. Услышала смех детей, кубарем слетающих по ступеням воскресной школы после занятий.
– Сарина, ты должна нам помочь, – раздался откуда-то из тумана голос Во. – Пожалуйста, Сарина, ты должна нам помочь!
Она попыталась увидеть его и спросить, чем она может помочь, но туман вокруг становился все плотнее, и она не видела ничего. Она хотела повернуть голову в сторону удаляющегося голоса, но белые щупальца тумана удержали ее.
– Тужься, Сарина, тужься!
Она снова на короткое мгновение ясно услышала голос, но затем он рассыпался на отдельные звуки. Чтобы выпустить боль, она закричала, и крик эхом отозвался у нее в голове. Пожалуйста, милостивый Бог на небесах, прекрати эту…
Дым наполнил ей горло и проник в легкие. Она закашлялась, и боль ушла. Новое жгуче-сладостное облако окутало ее, и Сарина открыла рот, чтобы вдохнуть его. На этот раз она не закашлялась. Она снова и снова вдыхала странно пахнущий дым, чувствуя, как ослабевают путы боли и она взмывает ввысь, в чистейшую синеву неба.
В маслянистом свете солнца она увидела его лицо. Посеребренные волосы и сверкающие зеленые глаза. Она поплыла к нему на облаке. Он махнул рукой, маня к себе, но ее упрямое облако отказывалось поспешить. Взглянув на золоченые часы, он покачал головой, словно говоря, что осталось слишком мало времени.
Она попыталась грести в воздухе руками, чтобы облако полетело быстрее, но оно все равно двигалось томительно-медленно. Он снова указал на часы и дважды назвал ее по имени. Солнечный свет, блеснув в крышке часов, ударил ей в лицо, и Сарине, чтобы не ослепнуть, пришлось закрыть глаза.
Когда она их снова открыла, то увидела, что он удаляется. Она протянула руки, но он уплывал все быстрее и быстрее. Тогда она откинула голову и крикнула:
– Дже-енсон!
Она пробуждалась медленно. В горле пересохло. Сарина провела по губам языком, но он был совершенно сухой. Она тихо застонала, тщетно пытаясь облизать губы. Через мгновение несколько капель холодной воды упали ей на лицо и чей-то палец осторожно смахнул желанную влагу ей в рот.
Внезапно Сарина почувствовала странную пустоту внутри себя и вздрогнула. Она провела свинцовыми руками поверх покрывала и потрогала живот. Он был почти ровным. Ее ребенок. Ее сын! Она напряглась, чтобы услышать детский плач, почувствовать сладкий запах только что родившегося младенца, ощутить его крошечное тельце, теплое, влажное, прижимающееся к ней, и голодный ротик вокруг набухшего соска. Коснувшись грудей, она почувствовала их полноту и потянулась за ребенком.
– Сарина?
Ее руки упали на кровать. Она повернулась на голос и открыла глаза. Несколько раз моргнув, она снова опустила веки. Когда она их открыла в следующий раз, Во стоял рядом, и Сарина снова потянулась за ребенком.
– Сарина.
Во произнес ее имя так, что у нее забилось сердце. Он сел рядом с ней на кровать и коснулся ладонью ее щеки.
– Мой чудесный лотос, – пробормотал он, гладя ее лицо.
– Мой ребенок, – прошептала она. – Где мой ребенок?
– Твой ребенок… – начал он и остановился. Она видела, как двигался его кадык, потом он сглотнул, и от надвигающегося ужаса у нее сжалось горло. – Сарина, дитя, которое мы извлекли из утробы, не подавало признаков жизни. Мой бесценный цветок, твой ребенок умер.
– Нет! – Душераздирающий крик вырвался из груди Сарины. – Нет, нет, нет, нет, нет! – Она била Во кулаками, цеплялась, царапала, словно требуя отказаться от своих слов. Он попытался успокоить ее, но она не унималась. Выкрикивая что-то, она бросалась на него, собрав все силы своего измученного тела. – Принесите моего ребенка! Я хочу видеть моего ребенка! Почему мне не несут ребенка? – кричала она все громче.
– Сарина, пожалуйста. – Он наконец поймал ее хрупкие руки и удерживал.
– Я хочу видеть своего ребенка, – плакала она, отворачивая голову от жестокого серебряного солнечного света. Прошло всего несколько часов, как началась боль, а они уже забрали ее ребенка. – Боже милостивый, – стонала она, – где мой ребенок?
– Сарина, – хрипло прошептал Во, – твоего ребенка похоронили прошлой ночью.
– Прошлой ночью! – воскликнула она. – Это невозможно!
Как целый день мог ускользнуть от ее сознания? Целый день, в течение которого она родила своего ребенка и тут же потеряла его. Это невозможно!
– Сейчас ты должна поспать, Сарина, – сказал ей Во. – Во сне раны тела и души начнут исцеляться.
– Я не хочу спать! – рыдала она. – Я хочу увидеть своего ребенка! Пожалуйста, покажите мне его.
– Когда ты поправишься, – пообещал он, – я отведу тебя к твоему ребенку.
Он отпустил ее руки только для того, чтобы взять длинную деревянную трубку, разогреваемую на полу в маленькой жаровне.
– Вот, моя маленькая Сарина. – Он вставил конец трубки ей между губ. – Скоро ты снова заснешь и увидишь прекрасные сны.
Она почувствовала знакомый едкий, сладковатый вкус и поняла, почему целый день выпал из ее сознания. Она сделала новый вдох и стала ждать, когда наступит блаженное забытье. В конце концов Во оказался прав. Она вздохнула, и ее веки опустились. От мака нет никакого зла, только польза.
Внезапно она оттолкнула трубку и попыталась сфокусировать взгляд на качающемся перед ней лице Во.
– Скажите мне… – прошептала она, – это был мальчик?
Он кивнул.
– Да, мальчик.
– Мальчик, – повторила она слабеющим голосом. Резкая боль кольнула Сарину, она потянулась за трубкой и сделала глубокий вдох.
Во нагнулся к самому ее уху.
– Ты родила одного сына, моя прекрасная Сарина, родишь и других.
Выздоровление шло медленно. Хотя доктор Ци уверял Сарину, что она почти поправилась, обеспокоенному Во он объяснил, что душевная боль затягивает физическое выздоровление. Когда Сарине позволили встать с кровати, она стала проводить весь день сидя в кресле; сжимая в руке статуэтку нефритовой богини, она равнодушно оглядывала внутренний двор. Облака грязными пятнами плыли по мрачному зимнему небу, и редкие лучи солнца, иногда прорезывающие его, почти не скрашивали черноту ее дней.
Она разговаривала только с Мэй, которая каждый день перед обедом приходила петь для нее. Казалось, если Бог наказал Сарину, то Мэй ее боги благословили. День свадьбы Чена и Лао Куатай уже дважды назначали и откладывали: сначала потому, что Лао Куатай заболела пятнистой лихорадкой и чуть не умерла, а второй раз из-за того, что чайные плантации в Китае поразила болезнь. Будучи расчетливым бизнесменом, Во терпеливо ждал весны, чтобы проверить состояние чайных плантаций, прежде чем условиться о новой дате свадьбы.
Вечер угасал, и Сарина начинала дремать в кресле. Во сне ее мучили кошмары, и она постоянно просыпалась от детского плача. Ее глаза шарили по комнате, вглядываясь в каждую тень, в каждый темный уголок, ища спрятавшегося где-то ребенка. Но его не было нигде. В полночь Во находил ее в кресле, свернувшуюся калачиком, заплаканную, слишком слабую, чтобы подняться. Лишь его ласковые слова давали ей силу пройти несколько шагов до постели, и только чашка ароматного зеленого чая с небольшой добавкой опия дарила ей безмятежный сон, которого она так жаждала, но который уже не могла обрести без посторонней помощи.
Неуловимая нежность, растекающаяся в утреннем воздухе, подсказала Сарине, что наконец приближается весна. Была еще середина февраля, но трава под ногами становилась все мягче и зеленее, а во внутреннем дворе на растениях в горшках сквозь зелень проглядывали новые цветы. Солнце вставало раньше, а садилось позже, и небо окрасилось в чистый ультрамарин.
Была суббота, и Сарина пообещала себе, что в понедельник приступит к занятиям. Дочери Во не видели ее целый месяц и ждали уроков английского языка. Да и она нуждалась в них, чтобы отвлечься. Вместо того чтобы сидеть весь день в комнате, Сарина теперь либо гуляла по саду, либо проводила время перед крошечным камнем в семейной усыпальнице Во.
Этот маленький камень, окруженный цветущими сливами, был единственным местом, куда она могла пойти, чтобы побыть рядом со своим ребенком, которого она носила восемь месяцев, но ни разу не держала в руках. Здесь, вдали от всевидящих глаз Во и сочувственных лиц челяди, она разговаривала со своим мертвым сыном, называя его Томас Джон, и рассказывала ему о человеке, в честь которого дала ему это имя.
В этот раз, возвращаясь от могилы домой, она увидела во дворе Во с ее плащом в руках. Он взмахнул накидкой из тяжелого шелка, делая ей знак поспешить. Добежав до Во, Сарина совсем запыхалась.
– Что-нибудь случилось? – задыхаясь спросила она.
– Ничего. – Легкая улыбка тронула его губы. – Это моя маленькая хитрость, с помощью которой я попытался вернуть румянец твоим щекам. – Он наклонился ближе и сделал вид, будто внимательно рассматривает ее. Потом с удовлетворением покачал головой и сказал: – Я рад, что моя хитрость удалась. Впервые за все время Сарина улыбнулась.
– Сейчас я еду в город, – сказал он, накидывая плащ ей на плечи. – А ты, дорогая Сарина, если хочешь, можешь сопровождать меня.
Сарина отпрянула от него и, нащупав в кармане платья маленькую нефритовую богиню, принялась лихорадочно гладить ее.
– Пришло время, Сарина, – его голос звучал строго, – время жить как молодая женщина, а не высохший цветок, в который ты себя превратила.
– Это несправедливо! – воскликнула она.
– Несправедливо, чтобы ты смеялась, а не плакала? Чтобы ты бежала по саду, а не ковыляла, как старая ворона? Чтобы ты жила среди живых, а не тратила драгоценную жизнь на тех, кто умер?
Это были жестокие слова, и у нее подкосились ноги. Несмотря на слабость, что-то шевельнулось у Сарины в груди. Дженсон Карлайл ушел из ее жизни, как ушел от нее ее сын. Она сурово наказана за грехи и поплатилась жизнью своего ребенка за то, что, влекомая похотью, свернула с дороги, указанной ей отцом. Ее глаза дерзко запылали золотистым пламенем, казавшимся еще ярче от соседства сверкающих топазов на ее платье. Расправив плечи, она гордо подняла голову и посмотрела в глаза Во.
– Возможно, вы правы, – согласилась она. – Возможно, действительно пришло время.
Горестно вздохнув, Ли закрыла последний ящик и выпрямилась. Теперь ясно, что золотоволосая носит нефритовую богиню с собой. Она проковыляла к двери и осторожно приоткрыла ее. Выглянув в коридор и удостоверившись, что там никого нет, она выскользнула из комнаты и бесшумно прикрыла за собой дверь.
Волшебство не подействовало. Она дважды возвращалась в деревню Дапо за новыми снадобьями, но золотоволосая упрямо отказывалась подчиняться. Если бы только ей удалось разбить статуэтку! Без защиты Цзи Си соперницу будет легко победить. Ли злобно посмотрела на пустую черную коробку, которую держала в руках. Сегодня утром она использовала последнюю щепотку пепла. Теперь ей оставалось только ждать и молить богов о терпении.
– Я надеюсь, в этой чайной тебе будет приятнее посидеть, чем в моей конторе, – сказал Во Сарине, когда коляска остановилась. – Пока ты будешь отдыхать и пить чай, я управлюсь с делами и через час вернусь.
Он помог ей вылезти из кареты, но Сарина споткнулась и схватилась за его руку. Внезапный холод пробежал у нее по спине, колени задрожали, и она прижалась к нему.
– Что случилось? – спросил Во.
Едва заметный румянец, который Во удалось пробудить на ее щеках, исчез, как только она увидела на двери чайной нарисованного дракона с красными пылающими глазами.
– Сарина?
Она тряхнула головой, словно пытаясь избавиться от тревожных мыслей, и подняла голову.
– Простите… – Она улыбнулась и погладила Во по руке, которая крепко сжимала ее запястье. – Просто меня испугал этот дракон.
Во хмыкнул и открыл перед ней дверь.
– Он действительно страшный, но совершенно безвредный.
Пока Сарина шла за Во, несколько человек подняли от чашек глаза и посмотрели им вслед, но она с холодным безразличием проследовала к столику.
– Здесь тебе будет удобно? – заботливо поинтересовался Во, когда Сарина уселась на стул в углу.
– Да, – заверила она его, несмотря на то что сердце ее бешено колотилось. – Здесь будет хорошо.
– Тогда я вернусь через час.
Он поклонился, повернулся и, шелестя пурпурно-черным шелковым халатом, вышел из чайной.
Положив на колени статуэтку Цзи Си, Сарина нервно поглаживала ее по прохладной спине. Ее пальцы постепенно нагрели камень, и он, в свою очередь, стал отдавать тепло, согревая ей кожу. Не выпуская богиню из рук, она не спеша пила чай, наслаждаясь тем, как тепло разливается внутри нее. Перейдя ко второй чашке чая, она совсем успокоилась, выпустила из рук статуэтку и принялась за каштаны и дынные семечки, которые ей не удалось попробовать в прошлый раз.
Взяв вторую пригоршню каштанов, она откинулась на спинку стула и оглядела знакомое помещение. Все было так, как запечатлелось в памяти Сарины. Свечи заливали абрикосовые стены нежным светом, несколько пожилых китайцев дымили длинными трубками, один считал на счетах, другие дремали, прикрывшись газетами. Интересно, та молодая служанка тоже здесь? Сарина отхлебнула глоток чая. Когда чашка почти опустела, Сарина внезапно замерла. Ее глаза округлились, она выпрямилась на стуле и чуть не вскрикнула.
Неужели это возможно? Вон в том углу! Чашка чуть не выпала из ее рук, но Сарина вовремя опомнилась и с легким стуком поставила ее на стол, затем схватилась руками за горло, ловя ртом воздух.
Она приподнялась и тут же вновь села. Ноги упрямо отказывались держать ее. Она вновь посмотрела в дальний угол. Да, он разговаривал с женщиной, сидящей к ней спиной, и Сарина видела только маленькую шляпку с перьями, кокетливо надетую на облако черных как вороново крыло волос. Сотрясаемая дрожью, пытаясь совладать с дыханием, Сарина собрала всю волю, чтобы встать. И в этот момент нефритовая фигурка соскользнула с ее колен и упала на деревянный пол. У Сарины екнуло сердце.
Она наклонилась и дрожащими руками подняла статуэтку. Стряхнув с нее пыль, она вскрикнула от ужаса. Один рубиновый глаз Цзи Си выпал! Не зная, искать ли потерянный камень или попытаться убежать отсюда, пока он ее не заметил, Сарина выбрала второе. Она рванулась к двери и задела соседний стол. Пробормотав извинения, она попятилась в сторону, налетела на другой стол, стоявший на ее пути, и опрокинула чайник.
Под негодующими изумленными взглядами Сарина пробежала мимо согнувшейся в поклоне служанки и толкнула входную дверь. Навалившись на нее, она неистово дергала ручку. И тут сквозь гул голосов и звяканье чашек, скрип отодвигаемых стульев и щелканье счетов она услышала, как Дженсон назвал ее по имени.
Она в отчаянии дернула ручку, открыла дверь и выбежала на улицу.