- Даже первоклассные возницы иногда переворачивают такие фаэтоны.
- Несомненно, - озорно согласилась девушка. - Их прелесть и состоит в том, что ими трудно управлять.
- Да, но... Любовь моя, конечно, только ты можешь судить, что тебе подобает делать. Однако править такой опасной каретой... Разве дамы так поступают?
- Никогда! На подобное решаются только самые лихие женщины.
- Не надо шутить по этому поводу. Может быть в Гайд-парке... Но здесь, в Бате! Ты просто не подумала. О тебе станет судачить весь город.
Она удивленно взглянула на Гектора:
- Неужели? Да, скорее всего! Мало ли о чем могут сплетничать люди! Но ты не можешь... конечно, не можешь ожидать от меня, что я буду обращать внимание на то, что им вздумается обо мне говорить?
Он замолчал, обнаружив про себя, что действительно ожидал от нее именно этого. Через секунду Серена произнесла миролюбиво:
- Ты ведь поедешь вместе со мной и посмотришь, можно ли мне доверить управлять этим фаэтоном? Я должна попробовать новых лошадей. На первый взгляд мне показалось, что у них нет никакого желания понести меня.
- И без этого Бату будет на что поглазеть! Уж ты постараешься, ответил он обиженным тоном и отошел от нее.
И хорошо, что отошел. Глаза Серены сверкнули гневом, и ему пришлось бы сейчас на себе испытать ее вспыльчивый нрав. Заботу майора о своей безопасности она еще могла бы понять и даже смириться с ней, хотя это и раздражало вольнолюбивый дух Серены. Но критику своего поведения она не потерпела бы от Гектора, так же, как и от своего кузена Хартли. Девушка едва не произнесла свою гневную отповедь, когда он сделал несколько шагов в сторону от нее. Она с изумлением поняла, что собиралась сказать майору: каковы бы ни были правила поведения, принятые у женщин его круга, она - дочь лорда Спенборо и ей абсолютно наплевать, что подобные женщины могут подумать о ней.
Было бесполезно ожидать от Серены, что она сочтет себя неправой в данном случае. Ее беспечный отец, сам славившийся своей эксцентричностью, благосклонно смотрел на рискованные выходки дочери и порой даже поощрял их. Когда граф увидел, как она впервые свалилась с лошади, он велел Серене не падать духом, а позднее обучил ее управляться с самыми горячими лошадьми в своих конюшнях. Этот неустойчивый фаэтон был построен для нее по распоряжению графа, и говорить плохо об экипаже означало плохо отзываться о самом лорде Спенборо.
- Ты можешь делать все, что угодно, моя девочка, - говаривал покойный граф, - не будь только неженкой.
Когда мистер Киркби ушел. Серена излила свой гнев Фанни.
- Это невыносимо! - объявила она, шагая взад-вперед по гостиной в своем верховом костюме мужского покроя. - Я должна ходить на задних лапках перед кучкой здешних жеманниц и зануд! Если Гектор думает, что после замужества я буду плясать под его дудку, то ему лучше поскорее понять, что этого он не дождется! Майор Киркби еще будет указывать женщине из рода Карлоу, что ее поведение предосудительно!
- Но, дорогая, он не мог так сказать! - робко возразила Фанни.
- Но он имел в виду именно это. Неужели он думает, что моя репутация столь неустойчива, что езда в таком экипаже может разрушить ее?
- Ты же знаешь, что он так не думает. Не сердись на меня, Серена, но не только кучка кумушек в Бате считает, что подобное было бы легкомыслием с твоей стороны. - Серена устремила на вдову горящий взгляд, и Фанни торопливо добавила: - Нет-нет, все это, конечно, чепуха. Тебе не нужно обращать на нее внимание. Однако я убеждена, что ни один мужчина не потерпит, когда его жену считают легкомысленной.
- То, что одобрял папа, не должно оскорблять Гектора.
- Я уверена, что это и не обижает его. Успокойся, Серена. Вспомни, разве то, что нравилось твоему папе, не оскорбляло частенько его сестру? Фанни заметила, как легкая улыбка коснулась губ и гневных глаз девушки, осмелела и заговорила вновь: - То, что он разрешал тебе, возможно, и было правильно - иначе и быть не может. Но папа ведь совсем не был похож на других людей...
- Ну, разумеется. Эксцентричный лорд Спенборо, так ведь его прозвали?
- Думаешь, его сердило, когда он это слышал? - спросила Фанни, испугавшись, что обидела Серену.
- Наоборот. Ему это нравилось. Любой, кому придет в голову заявить, что я так же эксцентрична, как мой отец, может сделать это - я не возражаю. Так же, как и моего отца, меня не волнует светская молва. Эти пресные, банальные провинциалы приклеивают ярлык любому, кому нет дела до их скучных наставлений. Поверь мне, дорогая Фанни, я делаю то, что делаю, только потому, что хочу этого, а не для того, чтобы угождать мнению света.
- Я знаю.
- Да ты-то знаешь, а вот Гектор, похоже, нет! - выпалила Серена. - Его лицо, тон, которым он разговаривал, и его последние слова... Это невыносимо! Клянусь, мне удивительно не везет на поклонников. Сначала Ротерхэм...
- Серена! - вскричала Фанни, покраснев. - Как ты можешь говорить о Ротерхэме и майоре Киркби в одном тоне?
- Ну, по крайней мере, Ротерхэм никогда не поучал меня по поводу всяких условностей, - раздраженно ответила девушка. - Ему тоже плевать на внешние приличия.
- Это его не красит. Я знаю: когда ты выходишь из себя, то можешь увлечься и говорить необдуманно. Однако сравнивать их двоих - это немыслимо, разве нет? Один - высокомерный, с ужасным характером, тиран, с такими резкими манерами, что они граничат с невежливостью; а другой - добрый, заботящийся о твоем благополучии, так глубоко тебя любящий... Прости меня, Серена, но твои слова потрясли меня.
- Я тебя понимаю. Их действительно нельзя сравнивать. Ты знаешь, какого я мнения о Ротерхэме. Но надо отдать этому дьяволу должное и признать наличие у него хотя бы одной добродетели. Боюсь, правда, что ты не считаешь это добродетелью. Но не будем спорить на сей счет. Мой злосчастный экипаж ждет меня. И если мы не хотим поссориться, нам сейчас нужно расстаться, моя дорогая.
Серена ушла, все еще полыхая гневом. Это обстоятельство побудило ее слугу, находившегося на особом положении, заметить, что в таком состоянии ей не следовало бы править даже своими знаменитыми рысаками.
- Придержи-ка язык, Фоббинг! - гневно оборвала она его.
Но тот не обратил на это внимания, так же как в свое время не обращал внимания на вспышки ярости семилетней девчонки. Он разразился сердитым монологом, порицая и ее упрямство, и несносный нрав, припомнил множество позорных, на его взгляд, случаев, описывая в самых красочных тонах, что он сказал когда-то его светлости и что его светлость сказал ему в ответ, и обрисовал себя как совершенно забитого и запуганного раба. Последнее рассмешило бы Серену, прислушайся та хоть на секунду к ворчанию старика.
Она была отходчивой, и к тому времени, когда она выяснила качества нанятых лошадей, гнев ее испарился, уступив место раскаянию. Правота слов Фанни дошла до Серены. Она снова увидела лицо майора, расстроенное и в то же время обиженное, вспомнила его давнюю преданность ей и непроизвольно воскликнула:
- Ох, какая же я дрянь!
- Этого я никогда не говорил и не буду, - откликнулся старый слуга, пораженный ее словами. - А вот что я скажу - и обратите внимание, его светлость тоже всегда это вам твердил, - управлять парой горячих лошадей в то время, когда вас охватил один из ваших приступов...
- Ты все еще ругаешь меня? - прервала она Фоббинга. - Ну, если этих одров ты считаешь горячими лошадьми, тогда они мне просто не нужны.
- Нет, миледи. Для вас не было бы большой разницы, будь они спокойными лошадьми или норовистыми скакунами, - отозвался слуга сурово.
- Ошибаешься, разница была бы, и очень большая, - вздохнула Серена. - А вот интересно, у кого теперь мои рысаки?
- К чему сейчас эти приступы ностальгии? - пробурчал старик. - Да если бы вы правили даже парой загнанных кляч, то все равно затмили бы на дороге любую леди, поверьте мне. Подумайте лучше о том, чтобы повернуть назад, если не хотите опоздать, - из этих лошадок, миледи, вы вряд ли выжмете шестнадцать миль в час.
- Да, надо возвращаться, - согласилась она. Фоббинг умолк, и Серена теперь могла предаться своим не очень приятным размышлениям. К тому времени, когда они вернулись в Лаура-Плейс, девушка довела себя до состояния сильнейшего раскаяния, которое требовало немедленного выражения. Даже не остановившись, чтобы снять шляпку или пальто для верховой езды, она бросилась в гостиную позади столовой, стащила перчатки и швырнула их через плечо дворецкому.
- Немедленно пришлите ко мне Томаса, я хочу отправить письмо в Ленсдаун-Кресент.
Она запечатывала пылкое и второпях написанное письмо с извинениями, когда кто-то постучал во входную дверь. Через какое-то время послышался голос майора Киркби, говорившего слуге:
- Не нужно объявлять о моем приходе.
Серена вскочила с места. Гектор вошел в комнату бледный и возбужденный, закрыл за собой дверь и сдавленным голосом, выдававшим обуревавшие его чувства, произнес ее имя.
- Гектор, а я как раз писала письмо тебе!
Он побледнел еще больше:
- Писала мне? Серена, умоляю, выслушай меня!
Девушка двинулась к нему, в раскаянии повторяя:
- Я вела себя отвратительно и гнусно. Пожалуйста, прости меня.