Хелена думала, что она, наверное, самая порочная женщина в Шотландии. Она прекрасно знала, какой эффект производит на мужчин, и сегодня утром она намеренно провоцировала Колина.
Почему она дразнит его, Хелена не знала. Может быть, чтобы восстановить контроль, который она потеряла вчера вечером. Близость Колина тревожила ее, оставляла ее в растерянности, а она была женщиной, не привыкшей чувствовать себя уязвимой.
Сегодня Хелена докажет, что она хозяйка своих эмоций.
— Когда я закончу, если хочешь, я принесу свежей воды и для тебя, — предложила она, ставя ногу на табурет, чтобы смыть грязь с лодыжек и продемонстрировать стройные ножки.
Колин не ответил, но Хелена чувствовала, что его взгляд скользит по ее телу. Действительно, пьянящее ощущение.
Всегда, с самого детства, она с сестрами купалась на улице, в озере недалеко от замка. Они никогда не стыдились своих тел и не понимали своей привлекательности. Но последние несколько лет, купаясь так открыто, Хелена открыла один секрет. Она могла получить больше власти тогда, когда была в природном состоянии, чем будучи полностью одетой. Мужчины теряли дар речи и заикались, когда видели ее во всей обнаженной красе.
Хелена вымыла другую ногу и бросила вопросительный взгляд на Колина через плечо.
— То есть если ты хочешь помыться.
Выражение его лица, как и следовало ожидать, было ошеломленным. Теперь он у нее под каблуком. Вчера вечером он, может быть, и заставил ее пульс биться чаще, но сегодня утром в игре доминирует она.
Улыбаясь про себя, Хелена взмахнула головой, перебрасывая волосы вперед, и стала расчесывать их пальцами.
— Вы за ночь потеряли голос, сэр Колин?
— Нет. — Он откашлялся. — Нет.
Через минуту он спросил хрипло:
— Тебе не… холодно?
— О да, немного. Надо бы подбросить полено в огонь. — Хелена снова откинула волосы назад и почувствовала, что его взгляд прикован к ней. — Или, может быть, ты хотел бы подойти ближе к очагу?
Какое-то время Колин продолжал ошеломленно смотреть на нее, а она наслаждалась его смятением, вытягивая руки над головой, зная, что так лучше видно ее грудь.
Но триумфу Хелены не суждено было продлиться долго. Когда Колин смотрел на нее, его глаза постепенно сузились, и на губах появился намек на улыбку. Хитрец разгадал ее уловку.
— О да, — пробормотал он, — я хочу подойти ближе.
Хелена попыталась оставаться безразличной, но его внезапная уверенность смутила ее. Она привыкла, что мужчины несут чепуху и пресмыкаются у ее ног. Колин дю Лак не делал ни того ни другого. Хотя сначала он что-то там бормотал, но теперь он был уверен в себе и безразличен к ее красоте. И в первый раз в своей жизни нагота Хелены заставила ее чувствовать себя не всесильной, а ужасно уязвимой.
Когда Колин спустил ноги с кровати и сел, на мгновение поморщившись от боли, она прижала тряпку к горлу, прикрывая грудь руками.
— Я бы и правда помылся, — решил он. — Смыл с себя вонь тех наемников.
Без предисловий Колин стянул с себя через голову обе рубашки и отбросил их в сторону.
Хелене трудно стало дышать. Она и раньше видела обнаженные мужские торсы, но ни один не мог сравниться с этим. Святые угодники, как же он хорошо сложен! Его руки и плечи покрывали выпуклые мускулы. Тонкий белый шрам пересекал живот, а ниже пупка тонкие черные волосы спускались изящной полосой к тому, что лежало ниже. Сердце Хелены затрепетало.
Это не вожделение, сказала она себе. И уж совершенно точно не паника. Хелена все еще владела собой. Но она вдруг устала от этой игры и пожалела, что не одета. Оторвав взгляд от великолепного тела Колина, она схватила свою сильно укротившуюся нижнюю юбку с камня у очага и быстро надела ее.
Колин осторожно встал, стараясь беречь раненую ногу, и начал развязывать шнурки на штанах. Глаза Хелены расширились. Боже, он собирается раздеться, здесь и сейчас! Невольно пискнув, она схватила свою тунику и натянула ее на голову, так чтобы ткань закрывала обзор. Но, будь проклято ее любопытство, она не могла не подглядывать.
Колин был прекрасен. В отличие от светлокожих мужчин ее клана кожа его тела была золотистой. Он был идеально пропорционален — длинные и крепкие ноги и стройные бедра. Хотя тело Колина было телом воина — большое и покрытое мощными мускулами, — не все части его выглядели угрожающе, а скорее интригующе. Гнездо кудряшек у сочленения его бедер казалось мягким и густым, а твердый жезл, торчащий из него, был будто бархатным.
Хелена обнаружила, что ее рот открылся, и быстро захлопнула его. Быстрый взгляд в глаза Колина сказал ей, что он прекрасно осознает, что делает. Каким-то образом этому плуту удалось победить ее в ее собственной игре. Теперь уже она пресмыкалась у его ног. Это просто невыносимо!
С недовольным видом Хелена туго затянула шнуровку своей туники и стала завязывать ее. Она была так взвинчена, что порвала шнурок.
— Тебе нужна помощь? — как бы мимоходом спросил Колин.
— Нет! — рявкнула Хелена.
Она не хотела, чтобы он приближался с этим своим телом, которое несло опасность для нее.
Такой же невозмутимый, как она недавно, Колин неторопливо подошел к Хелене, мышцы на его ногах перекатывались, а его… Она прикусила губу. Он не столько демонстрировал эту часть своей анатомии, сколько размахивал ею. Теперь Хелена не могла отрицать, что ее учащенное дыхание вызвано именно паникой. Чего она боялась, трудно было сказать, но прежде чем Колин успел подойти еще ближе, она схватила ведро и бросилась к двери.
Ее голос прозвучал высоко и тонко:
— Тогда я пойду и принесу тебе чистой воды.
Колин усмехнулся, когда она выскочила за дверь, босиком и в перекошенной тунике. Когда Хелена ушла, он прислонился к камину и скривился от пронзительной боли в бедре. Ему потребовался весь его самоконтроль, чтобы подойти к Хелене, не морщась от боли, но это стоило того — он увидел потрясение в ее глазах.
Дрянная девчонка думала, что она единственная, кто может сыграть соблазнение. Она не знала, с кем связалась. Колин славился у дам за его умение в любви, за его изобретательность, терпение и преданность. Он знал, как, когда и где трогать женщину, чтобы она умоляла о большем.
Хелена могла думать, что научилась многому у конюхов и рыцарей, с которыми спала, но Колин знал о женщинах такие вещи, которых не знает большинство мужчин. До того как они вернутся в Ривенлох, он собирался научить проказливую шотландку, какими именно талантами обладает ее нормандский заложник.
Но к тому времени, когда Хелена вернулась, старательно не глядя на него, мысли Колина вынужденно обратились к его ране. Она болела больше, чем следовало бы, и он подозревал, что его состояние ухудшилось.
— Я проверю твои бинты, когда ты закончишь, — пробормотала Хелена, ставя ведро на пол и засовывая за пояс кинжал. — А тем временем я пойду поймаю кролика.
После торопливого мытья Колин снова надел нижнюю рубашку, подбросил дров в огонь и забрался на кровать.
Он осторожно приподнял повязку на своей ноге. Как он и опасался, плоть вокруг зашитой раны покраснела и распухла. Колин тихонько выругался.
Тут он мало что мог сделать. Ему придется разрезать швы и выдавить гной или, хуже того, прижечь рану. Один вариант хуже другого. Но чем дольше он ждет, тем хуже будет рана.
Взяв острый нож Шеда, Колин сделал глубокий вдох и подсунул острие под первый шов. Как раз в тот момент, когда он дернул вверх, разрезая, на пороге появилась Хелена с большим пучком травы в руке и кроликом на плече.
— Что ты делаешь? — спросила она, складывая свою ношу на сосновый сундук.
— Рана загноилась.
— Нет! Перестань!
Сейчас, когда он уже начал, Колин не собирался останавливаться, даже ради женщины, которая старательно наложила все эти швы. Он разрезал еще один.
Но Хелена не могла допускать этого. Она подскочила и выбила нож у него из рук.
— Эй!
— Не смей портить мою работу. — Она принесла бурдюк вина, который украла у англичан. — Есть способ лучше.
— Правда? — Колин вопросительно посмотрел на бурдюк. — И что это за способ? Напоить меня так сильно, чтобы я больше не думал о боли?
— Едва ли, — сказала Хелена, вытаскивая пробку.
Потом она остановилась, как будто вспомнив о чем-то.
— Может быть, тебе лучше зажать что-то в зубах?
— В зубах?
— Это жжет просто ужасно, — предупредила Хелена.
Колин нахмурился. Разумно ли полагаться на методы лечения шотландки? Насколько он знал, Хелена использовала порошок из лягушек и вороний коготь.
— Не беспокойся. Когда-то я уже делала себе это. — Она оттянула ворот рубашки и показала Колину неровный шрам около плеча. — Выглядит уродливо, но вино убило инфекцию и спасло мне руку.
Колину это совсем не казалось уродливым. Наоборот, ему пришлось подавлять в себе желание поцеловать полоску бугристой плоти. Но если Хелена вытерпела боль, и результат был положительным, то сможет и он.
— Ну, хорошо. Сделай это.
— Если ты хочешь кожаный ремень…
Колин отрицательно покачал головой.
— Тогда ложись, — скомандовала Хелена.
Когда жидкость пролилась на рану, обжигая как огонь, едва не заставив его согнуться пополам, он почти пожалел, что отказался от ремня. У него вырвался стон, сопровождаемый самым грязным ругательством, какое только Колин знал.
— Прости, — пробормотала она.
— Проклятие, ты пытаешься убить меня?
— Я пытаюсь тебя спасти.
Вино обжигало, как кислота, разъедая его плоть, и он с трудом мог дышать от боли.
Хелена снова заткнула бурдюк пробкой.
— В следующий раз я дам тебе в зубы ремень.
— В следующий раз?
— Это нужно проделывать каждые несколько часов.
— Ни черта это не нужно.
— Ты хочешь, чтобы это зажило, или нет?
Колин смерил Хелену взглядом, полным отвращения:
— Думаю, тебе это доставляет удовольствие.
— Ты ошибаешься.
Наверное, действительно несправедливо обвинять ее в намеренном причинении ему боли. В конце концов, Хелена как могла заботилась о нем, даже если в конечном счете это было ради ее собственных целей. Но трудно судить беспристрастно, корчась от боли, пока она спокойно встала, чтобы взять кролика. Интересно, сколько времени она выдержала бы такую агонию.
Пока Колин ждал, когда утихнет жжение, Хелена ободрала и разделала кролика. Колин почти простил ее, когда она спросила через плечо:
— Тебе еще что-нибудь нужно?
Он вскинул брови. Неужели она чувствует вину за боль, которую причинила? Старается загладить вину? Колин улыбнулся. Доктор и пациент. Это игра, с которой он хорошо знаком. Большинству дам нравилось, когда он играл доктора, но он был готов охотно подчиниться желаниям Хелены.
— Когда я был мальчишкой, — тихо произнес Колин, — моя мама всегда целовала мои порезы. Она говорила, что это прогоняет боль, и они так быстрее заживают.
Хелена обернулась — на лице ее было написано недоумение.
— Я имела в виду, нужно ли тебе еще что-то, чтобы приготовить ужин? Я нашла дикий лук и розмарин.
Улыбка на лице Колина померкла. Она что, может думать только о еде? Он предполагал, что ему придется создать какое-то особенное блюдо из этого маленького зверька. Для которого, лукаво подумал он, понадобятся остатки того проклятого вина.
— Нет. — Колин шмыгнул носом. — Но мне все равно очень помог бы исцеляющий женский поцелуй, нежный и трепетный, и сладкий на моей плоти.
— Я не собираюсь целовать твою рану, — Хелена укоризненно подняла бровь, но он заметил намек на улыбку на ее губах, — независимо оттого, насколько жалостливо ты просишь.
Он сделал вид, что надул губы.
— Это самое меньшее, что вы могли сделать, миледи, учитывая, сколько боли вы уже причинили.
— Хм.
— Воистину, — заявил Колин, скрещивая руки на груди, — я считаю, мне следует получать поцелуй всякий раз, когда ты льешь на меня этот дьявольский огонь.
Хелена прищелкнула языком.
— Ты действительно жулик.
Колин изобразил обиду.
— А теперь ты обзываешься. Неужели нет конца вашим издевательствам, миледи?
Она пожала плечами:
— Я не заставляю тебя есть то, что я приготовила.
Колин улыбнулся. Хелена пошутила. А ведь он считал, что она слишком серьезна, чтобы сравниться с ним в остроумии.
С ее помощью он добрался до очага и готовил, сидя на трехногом табурете. Колин положил кролика в воду и добавил в горшок дикий лук и щедрую порцию розмарина. Пока Хелена не видела, он добавил немного вина. Вскоре на огне забулькало густое рагу.
Хелена ела с удовольствием, хотя так и не сказала ему слов похвалы, а потом они доели оставшиеся вишни. Но в сумке Шеда остался только маленький кусочек сыра, и ей придется найти что-то на ужин. Колин предложил Хелене помочь, но она настояла, чтобы он оставался в постели, угрожая привязать его, если он сдвинется с места.
Хелене удалось поймать в силок пару перепелок и набрать полный горшок ежевики, но между вылазками за провизией она возвращалась, чтобы продолжить свое мучительное лечение его раны.
Каждый раз был такой же адский, как первый, а ругательства Колина такие же неистовые. После ужина из жареной перепелки с ежевичным соусом и салата из трав она сделала ему последнюю вечернюю процедуру. Но на этот раз Хелена сделала то, что заставило его забыть о боли. Она наклонилась над ним и с любовью, очень ласково и очень нежно поцеловала его бедро.
Колин смотрел на нее с благоговением, но ее лоб нахмурился, как будто она удивилась, почему сделала это.
Он закрыл глаза и поймал руку Хелены.
— Я уже чувствую, что мне стало лучше.
Колин так и уснул, держа ее за руку, со слабой улыбкой на губах и приятной усталостью. И он бы мирно проспал до утра, но в середине ночи он услышал звуки, явно говорящие о том, что женщине плохо.
Хелена сильно дрожала в темноте. Казалось, что в эту летнюю ночь внезапно вторглась зима. От того, что последние несколько часов она сжимала зубы, у нее болела челюсть, и она дула на руки, стараясь согреть онемевшие пальцы.
Хелена отдала Колину два одеяла. Это казалось ей правильным, учитывая, сколько боли она заставила его перенести. Кроме того, ему нужен полноценный ночной отдых, чтобы быстрее выздороветь. Но сейчас она расплачивалась за свою доброту.
От огня не осталось ничего, кроме слабого свечения. Хелена совершила ошибку, позволив сжечь все дрова. Сейчас стало так холодно, что она всерьез подумывала о том, чтобы начать жечь мебель.
Хелена сжалась в тугой комок и испустила долгий дрожащий стон.
— Кровь Христова, женщина! — донеслось раздраженное ворчание от кровати. — Почему ты ничего не сказала?
Она слышала, как Колин шуршит одеялом, но слишком окоченела, чтобы двигаться или говорить.
— Святые угодники, да тут холоднее, чем в монашкином… просто мороз, — поправился он. — Идите сюда, миледи.
— Я в порядке, — выдавила Хелена сквозь зубы.
— Глупости. Я даже отсюда слышу, как стучат твои кости.
— Эт-то ничего.
— Ну же, леди. Я поделюсь кроватью. Мы можем согреть друг друга.
— О да, тебе бы это понравилось, не так ли? Б-б-баб-ник.
Боже, даже спросонья этот негодяй мог думать только о том, чтобы переспать с ней.
Минуту Колин молчал, и Хелена уже подумала, что он, наверное, опять задремал. Когда он заговорил снова, его голос был серьезен:
— Я рыцарь, миледи, человек чести. Я буду спать рядом и согревать вас, вот и все.
Его предложение было таким соблазнительным. Она так замерзла, что ее дыхание превращалось в пар.
— Иди сюда, дикая кошка. Кто получит за меня выкуп, если ты замерзнешь до смерти?
Хелена задумалась, может ли она действительно замерзнуть до смерти. Она не могла припомнить, чтобы замерзала так сильно, даже когда купалась в озере на День святого Мартина[1].
— Я клянусь своим мечом, что буду джентльменом. Иди сюда.
С большим трудом Хелена смогла разогнуться и доковылять до кровати. Колин поднял одеяло, чтобы освободить для нее место. Она забралась на кровать, изо всех сил стараясь не дотрагиваться до него. Но все ее усилия были тщетны. В одно мгновение он обнял Хелену властной рукой и прижал ее спиной к своей груди, окутывая ее восхитительным теплом.
— Конечно, — пробормотал Колин в ее волосы, — если ты захочешь, чтобы я согрел тебя другим способом…
Хелена попыталась ткнуть его локтем, но его рука крепко держала ее.
— Ш-ш, дикая кошка. Со мной ты в безопасности.
Хелена действительно чувствовала себя в безопасности. Она должна была бы ощущать себя в ловушке, задыхаться в объятиях Колина. Но вместо этого в его руках был спокойный уют, необычное удовлетворение, как будто ее защищали и… лелеяли.
Хелена спала так крепко, что солнце было уже высоко, когда ее глаза, наконец, с трудом открылись. Первое, что она заметила, это ладонь Колина, лежащую на ее груди. Второе — его чресла прижимаются к ее заду. Третье, то, что спасло его от ее гнева, — Колин крепко спал. Из его приоткрытых губ вырывалось тихое похрапывание, а его тело было расслабленным и тяжелым, как кольчуга.
Хелена знала, что должна отодвинуться. Это было совсем не по-джентльменски, то, как он касался ее, окружал ее, осквернял ее. И она сразу же отодвинулась бы. По крайней мере, она собиралась отодвинуться. Но опять же, раз он спит…
Рука Колина там, где лежала, ощущалась довольно приятно. Она идеально подходила ей, как будто была создана для того, чтобы обнимать ее грудь. Удивительно, как она упала так точно, тогда как его локоть лежал на ее боку. Хелена глубоко вдохнула, и это слабое движение создало сладостное трение между ее грудью и его ладонью. Это было так, как будто он погладил ее там, и она почувствовала, как ее сосок набухает, пока грудь поднимается и опускается под его ладонью. Волна тепла хлынула в ее кровь, а ноздри затрепетали от ощущения наслаждения.
Хелена чувствовала дыхание Колина, его грудь расширялась и опадала за ее спиной, тогда как чресла прижимались к ее ягодицам. Святая Мария, он был такой горячий там, как уголь, готовый вспыхнуть от малейшего дуновения. Интересно, что произойдет, если она потрется о него?
Колин, должно быть, прочитал ее порочное намерение, потому что поднялся во сне и, откатившись от нее, перевернулся на спину. И хотя она никогда раньше не лежала с мужчиной — всегда спала одна, — ее тело мгновенно почувствовало себя обделенным без его прикосновения.
Хелена осторожно повернулась к Колину, чтобы не разбудить его, и легла на бок, разглядывая его профиль. Он был довольно красивым мужчиной. Для норманна. Его лицо не было таким грубым, как у ее соотечественников. Их лица были иссечены ветром и битвами, у них была красная кожа, а волосы такие же коричневые, как пустошь зимой. В сравнении с ними черты Колина были почти изящными, и все же в нем не было ничего женственного. Грива его волос была гораздо более сочного цвета, не совсем черная, но темная, как влажный дуб. Его кожа была золотистой, как будто его окунули в мед.
Лоб суровый, но ресницы, падающие на щеки, были тонкими, как молодая трава.
Хелена поднялась на локте, чтобы получше разглядеть Колина. Что-то случилось с его носом, может быть, драка, может быть, несчастный случай, но поперек переносицы была крошечная зазубрина, там, где, должно быть, была сломана кость. Челюсть у него была широкая и сильная, покрытая легкой порослью жесткой черной щетины — доказательство того, что у норманнов действительно растет борода.
Хелена посмотрела на его губы. Даже они отличались от губ шотландцев. У мужчин Ривенлоха рты были мрачные, созданные для хмурости, еды и криков во время битвы. Рот Колина дю Лака выглядел таким же мягким и соблазнительным, как свежевыпеченный хлеб, еще теплый после печи. Она видела, как его губы кривятся от недовольства, изгибаются от веселья и поджимаются от боли. Но сейчас, пока он спал, они слегка приоткрылись, придавая ему вид милый и невинный, как у ребенка.
Это был рот, созданный, чтобы смеяться, пить вино, читать стихи — для беззаботных наслаждений жизни. Это был рот, подумала Хелена, созданный для поцелуев.
Наверное, это имеет смысл. В конце концов, он же был бабником. Нет сомнений, что он использовал всякие снадобья и бальзамы и каждую ночь мазал ими губы, чтобы они оставались мягкими для всех этих поцелуев.
Вот интересно, насколько же они мягкие? Хелена прикусила губу. Осмелится ли она попробовать? Она целовала много шотландских парней, в основном на спор или чтобы отвлечь, а потом как следует ударить кулаком. Однажды, когда ей было двенадцать лет, один поваренок поспорил, что она не сможет поцеловать его спящего друга, не разбудив его. Хелена выиграла пари. Но тогда губы парнишки были обветренные и сухие, как песок. Она сомневалась, что он почувствовал бы что-то, даже если между губ засунули соску.
Она провела языком по своей нижней губе, гадая, сможет ли поцеловать Колина, не разбудив его.
Подчиняясь порыву, прежде чем успела передумать, Хелена наклонилась над Колином, держась всего в паре дюймов от него и чувствуя его дыхание на своих губах. Потом она закрыла глаза и, затаив дыхание, легко, как перышко, прижалась губами к его губам.
11 ноября.