- Противный! - пожаловалась она. - И ты надо мной насмехаешься.
- Молю, прими мои глубочайшие извинения! Ты приедешь в Эндовер, если достойный Ричард позволит.
Ее лицо просветлело, как по волшебству.
- Ах, Трейси! Мне так хочется снова повеселиться! Я теперь не принимаю - из-за траура! Но когда я окажусь в Эндовере... О, мы ни о чем не будем думать, и я смогу закатывать сцены, не думая, что кому-то от этого плохо! Ах, идем к Дику - немедленно, немедленно!
Он не спеша поднялся на ноги.
- Могу представить, как ты испытываешь терпение Ричарда, - заметил он. - К счастью, твоя импульсивность меня нимало не тревожит. Идем искать Ричарда.
На середине парадной лестницы она заметила мужа и бросилась ему навстречу.
- Ричард, а я шла тебя искать! Трейси пригласил меня на неделю в Эндовер: он собирается позвать гостей, и будут вечера - и развлечения! Ты разрешишь мне поехать? Скажи "да", Дикки, скажи "да" - скорее!
Карстерз поклонился его милости, который наблюдал за ними со ступенек. Тот ответил преувеличенно низким поклоном. Карстерз взглянул в личико жены.
- Так рано, Лавиния? - запротестовал он, указывая на ее траурное платье. Она нетерпеливо оттолкнула его руку:
- Ах, Дикки, ну какая разница? Какое это имеет значение? Я же не прошу, чтобы ты ехал...
- Да, - отозвался он с полуулыбкой, - я это заметил, милая.
- Нет-нет! Я не хотела тебя обидеть - ты не должен так думать! Ты ведь так не думаешь, правда, Дик?
- Нет, - вздохнул он.
- Хороший Дикки! - Она потрепала его по щеке, задабривая. - Так значит, ты позволишь мне ехать... Ах, да-да, ты должен меня послушать! Ты же знаешь, как я здесь скучаю и капризничаю - потому что мне нужна перемена и я хочу ехать в Эндовер. Я хочу ехать!
- Да, дорогая, знаю. Но еще не прошло и шести недель со смерти моего отца, и, по-моему, пока не стоит...
- Ну пожалуйста, Дик, пожалуйста! Пожалуйста, не надо мне запрещать! Я так огорчусь! Ах, ты ведь не будешь таким нехорошим? Ты не запретишь мне ехать?
- Я прошу тебя не ехать, Лавиния. Если тебе нужна перемена, я отвезу тебя в Бат - или куда захочешь. Не надо причинять мне боль - не езди сейчас в Эндовер.
- В Бат! В Бат! На что мне Бат, когда не сезон! Ах, очень мило, что ты предложил, но я хочу в Эндовер! Я хочу повидаться со всеми старыми друзьями. И я хочу уехать от всего, что здесь... Здесь все так мрачно после... после кончины милорда!
- Дорогая моя, ну, конечно, ты уедешь... но если бы только ты помнила, что ты в трауре...
- Но я именно об этом и хочу забыть! Ах, Дикки, ну не надо, не надо, не надо быть нехорошим!
- Хорошо, милая. Если тебе необходимо ехать - поезжай.
Она радостно захлопала в ладоши.
- Ах, спасибо, Дикки! И ты на меня не сердишься?
- Нет, милая, конечно, не сержусь.
- Ах! Вот теперь я счастлива! Какой ты милый, Дикки... Но признайся: ты втайне рад избавиться от меня на неделю! Ведь правда? - В высшей степени довольная, она развернула веер и состроила из-за него глазки. Ричард невольно улыбнулся.
- Боюсь, что буду очень по тебе скучать, милая.
- Ах! - Она опустила веер. - Но подумай, как ты будешь ждать встречи со мной, а я-с тобой.. Да я буду так рада вернуться в конце недели, что потом много месяцев буду хорошей!
Лицо у него просветлело, и он сжал ее руки.
- Дорогая, если бы я знал, что ты будешь по мне скучать!..
- Ну, конечно, я буду по тебе скучать, Дик... Ах, поосторожнее с моими платьями. Я буду по нему скучать - правда, Трейси?
Ричард внезапно вспомнил о присутствии шурина. Он повернулся и подошел к нижней ступеньке.
- Так вы намерены отнять у меня жену? - улыбнулся он.
Трейси неспешно спустился, открывая табакерку.
- Да, мне нужна хозяйка дома. И мне удалось... - он сделал небольшую паузу -...убедить ее почтить Эндовер своим присутствием. Мы будем иметь удовольствие в какой-то момент увидеть там и вас?
- Спасибо, нет. Вы должны понять, что у меня нет тяги к развлечениям, которых так жаждет моя бедная Лавиния.
Герцог чуть поклонился, и все трое вышли на террасу.
Лавиния смеялась и болтала - такой Ричард не видел ее уже много дней. Она была душой их маленького общества за обедом: мило кокетничала с мужем и изо всех сил старалась ему во всем угодить. Она добилась своего, поэтому была довольна всем светом: даже вино, пролитое на новое шелковое платье, не вывело ее из себя.
ГЛАВА 6
Бит: Куин-сквер, 26
Осень и зима прошли: спокойно, и в апреле Карстерзы оказались в Бате, куда леди Лавиния уговорила мужа поехать, несмотря на его желание вернуться в Уинчем к Джону. Самой ей не хотелось оставаться с ребенком и было достаточно того, что Ричард изредка ездил в Уинчем убедиться, что у мальчика все в порядке.
В целом она приятно провела зиму: ей удалось убедить Ричарда открыть Уинчем-Хаус на Мейфэр. В этом лондонском особняке графа она устроила несколько весьма успешных раутов и карточных вечеров для избранных. У нее была масса поклонников, и ничто так не радовало ее тщеславное сердечко, как мужское восхищение. Каждый раз, приходя домой, Кар-стерз спотыкался о какого-нибудь нового ухажера, но поскольку все они относились к категории, которую он презрительно именовал комнатными собачонками, его не мучила ревность, и он терпеливо сносил их присутствие. Он видел, что Лавиния счастлива, и время от времени, когда чувствовал особое раздражение, напоминал себе, что это - самое главное.
Единственное, что выводило Лавинию из себя, так это потребность в деньгах. Не то, чтобы ее ограничивали или отказывали ей в чем бы то ни было (в пределах разумного), - но ее желания не признавали пределов разумного. Она могла потребовать новый городской экипаж с бледно-голубой обивкой не потому, что старый пришел в негодность или обветшал, а потому, что ей надоели малиновые подушки. Или вдруг позарез оказывалась нужна какая-нибудь новая и, обычно, баснословно дорогая безделушка, но, обретенная, она уже через неделю теряла всякий интерес.
Безропотно Ричард покупал комнатных собачонок, арапчат, драгоценности и бесчисленные пустячки, за которые она вознаграждала его ярчайшими улыбками и нежнейшими ласками. Но когда она потребовала, чтобы он обставил Уинчем-Хаус в придворном французском стиле, выкинув всю мебель времен королевы Анны, гобелены и бессчетные старинные украшения, невероятно прекрасные и ценные, он запретил ей это с твердостью, изумившей ее. Ради каприза он не станет портить дом Джека. Ни уговоры, ни слезы не имели действия, а когда она попробовала дуться, Ричард так резко отчитал ее, что она испугалась - и замолчала.
Целую неделю она думала и мечтала только о позолоченных французских креслах, а потом внезапно (как это всегда с ней бывало) прихоть оставила ее, и она обо всем забыла. Ее счета у модисток были колоссальными и стоили Ричарду немало бессонных ночей, но она всегда так очаровательно раскаивалась, что у него не хватало духа сердиться: в конце концов, думал он, уж лучше тратить деньги на ее наряды, чем на наряды ее братьев. Она была с ним то страстной, то холодной: сегодня очаровывала его прелестными комплиментами, назавтра раздраженно огрызалась, когда он к ней обращался.
В начале сезона он послушно сопровождал ее на рауты и маскарады, но вскоре она начала выезжать либо с Эндрю, либо с Робертом - оба были в Лондоне, и она предпочитала их небрежное сопровождение заботливости Ричарда. Трейси редко появлялся в городе больше, чем на несколько дней, и Карстерзы виделись с ним мало, к великому облегчению Ричарда. Карстерзу не нравился полковник лорд Роберт Бельмануар, но герцог был поистине непереносим своим влиянием, которое имел на Лавинию. Ричард страшно ревновал ее, и порой, когда Эндовер навещал Лавинию, не без труда принуждал себя к вежливости. Его проницательная милость вскоре это заметил и забавлялся, разжигая его неприязнь: поощрял расточительность Лавинии и неукоснительно виделся с ней, всякий раз оказываясь в Лондоне.
Карстерз никогда не знал, когда можно ждать его: он появлялся в городе и исчезал без всякого предупреждения. Никому не было известно, где он находится, и никого уже не удивляла возможность увидеть его в Лондоне, когда согласно всем сведениям, ему следовало быть в Париже. Все только пожимали плечами, переглядывались и бормотали: "Дьявол Бельмануар", гадая, в какую новую интригу он ввязался.
Так что Ричард не огорчился, когда миледи внезапно надоел Лондон и ее потянуло в Бат. Он втайне надеялся, что она захочет вернуться в Уинчем, но когда она не высказала такого желания, и он, подавив тоску по дому, запер лондонский дом и увез ее со всем багажом в Бат, где и устроил на Куин-Сквер в одном из самых элегантно обставленных домов города.
Леди Лавиния поначалу была счастлива снова оказаться в Бате, очарована домом и в восторге от новой французской модистки, которую нашла.