Однажды днем она лежала на кушетке в своей бело-золотой гостиной (увы, увлечение французской мебелью уже прошло!) с нюхательными солями в руке и настоящей головной болью, когда открылась дверь, и в комнату вошел Трейси.
- Боже правый! - слабым голосом проговорила она, откупоривая флакончик с солями.
Его милость появился впервые со времени ее переезда в Бат, и она еще не забыла обиду из-за того, что он вежливо отклонил присланное ею приглашение. Он склонился над протянутой ему вялой рукой, а потом осмотрел Лавинию с ног до головы.
- Я сожалею о том, что нашел тебя нездоровой, моя дорогая сестра, любезно проговорил он.
- Это пустяки. Всего лишь глупая мигрень. Я никогда не бываю здесь здорова, этот дом такой душный, - капризно отозвалась она.
- Тебе бы следовало попить воды, - сказал он, разглядывая в лорнет кресло, на которое она ему указала. - У него неустойчивый вид, дорогая, я, наверное, предпочту кушетку, - и он уселся на маленьком диванчике.
- Скажи, пожалуйста, сколько ты уже в Бате? - осведомилась она.
- Я приехал во вторник на прошлой неделе.
Леди Лавиния возмущенно выпрямилась.
- Во вторник на прошлой неделе? Так ты здесь уже десять дней - и только сейчас пришел ко мне!
Казалось, он поглощен изучением белизны своих рук, сиявшей сквозь складки упавших на них кружевных манжет.
- Да, у меня были другие дела, - холодно ответил он.
Сборник проповедей, которые пыталась читать леди Лавиния, соскользнул на пол, когда она рывком поправила подушку.
- И ты пришел ко мне, когда тебе это было удобно? Как ты мог оказаться таким гадким и не приехать по моему приглашению?
В ее голосе послышались резкие, высокие ноты, говорившие о гневе.
- Моя милая Лавиния, если ты хочешь демонстрировать свою прискорбную вспыльчивость, я просто уйду, так что будь осторожнее. Я полагал, ты поймешь: общество твоего достойного супруга, каким бы оно ни было благотворным, меня угнетает. И право, меня удивило твое письмо.
- Ты мог бы приехать ради меня, - досадливо ответила она, снова откидываясь на подушки. - Надо полагать, ты не отходил от этой Моулсли? Ба! Мне кажется вы, мужчины, просто с ума сошли.
Тут его милость понял истинную причину гнева и неприятно улыбнулся:
- Так вот что тебя расстроило. А я не мог понять, в чем дело.
- Нет, не в этом! - вспыхнула она. - И в толк не возьму, с чего это ты так подумал. Что до меня, я не вижу в ней ничего привлекательного, и то, как ей восхищаются мужчины, просто отвратительно! Отвратительно! Но так всегда бывает, когда женщина свободна и богата! Ну! Ну! Почему ты ничего не говоришь? Ты находишь ее прелестной?
- Сказать по правде, милая, я видел эту леди только мельком. У меня были другие интересы, и я покончил со всеми женщинами, пока. Кроме одной.
- Я это уже слышала. Думаешь жениться? Боже! Но мне жаль эту девушку!
Несмотря на издевательский смешок было видно, что она заинтригована.
Его милость нимало не возмутился.
- Я не думаю жениться, Лавиния, так что твоя жалость напрасна. Я встретил девушку - почти девочку - и не успокоюсь, пока не добьюсь ее.
- Господи! Опять какая-нибудь фермерская девица?
- Нет, милая моя сестра, не какая-нибудь фермерская девица. Леди.
- Помоги ей Господь! Кто она? Где она живет?
- Она живет в Суссексе. А кто она - я тебе не скажу.
- А, как хочешь! Я не умру от любопытства!
- А-а! - Его губы изогнулись в циничной улыбке, и раздосадованной леди Лавинии безумно захотелось швырнуть в него флакон с нюхательными солями. Но она знала, что злиться на Трейси - хуже, чем бесполезно, поэтому, демонстративно зевнув, с надеждой подумала, что задела его. Если даже она оказалась права, утешения ей это не принесло, он невозмутимо продолжал:
- Изящней штучки свет не видывал, и готов поклясться, что подо льдом таится огненная кровь!
- Неужели девушка не растаяла перед вашей милостью? - с напускным изумлением ахнула Лавиния, и была рада увидеть, как он нахмурился.
Тонкие брови сдвинулись над высокой переносицей, глаза сверкнули, хищные белые зубы закусили чувственную нижнюю губу. Она увидела, как пальцы сжали табакерку, и внутренне ликовала, что ей удалось вывести его из себя. Но радость была недолгой: в следующую секунду расправились брови и пальцы расслабились - он снова улыбался.
- Сейчас она холодна, - признал он, - но, надеюсь, со временем станет более податливой. - По-моему, Лавиния, я не лишен опыта в том, что касается вашего прекрасного, но капризного пола.
- Не сомневаюсь. И где ты познакомился с этой несговорчивой красавицей?
- У павильона с минеральным источником.
- Господи! Опиши ее, пожалуйста.
- Буду счастлив. Она выше тебя - брюнетка. Волосы у нее как сумеречное облако, и вьются надо лбом и вокруг ушек - чертовски завлекательно. Глаза карие, но в них есть искры чистейшего янтаря, и в то же время они темные и бархатные.
Миледи поднесла к носику флакон с солями.
- Но вижу, что надоел тебе. Влюбленный, милая моя Лавиния...
Эти слова снова заставили ее выпрямиться.
- Влюбленный? Ты? Чушь! Чушь! Чушь! Тебе неизвестен смысл этого слова. Ты... ты просто рыба, и любви в тебе не больше, чем в рыбе, но и сердце рыбье, и...
- Умоляю, перестань. Не сомневаюсь, я очень скользкий, но ты, по крайней мере согласишься, что ума у меня побольше, чем у рыбы?
- О, ума у тебя хватает! - негодовала она. - Ума на злое! Этого не отнимешь!
- Право, очень мило, что ты...
- Страсть, которую ты сейчас испытываешь, это не любовь. Это... это...
- Извини, дорогая, но в настоящую минуту я полностью лишен всяких сильных чувств, так что твои слова...
- Ах, Трейси, Трейси, я даже с тобой ссорюсь! - отчаянно воскликнула она. - Ах, почему?.. Почему?