Он возражал, но не мог показаться неумолимым рядом со всеми этими мужчинами. Так что он рассмеялся и подошел к ней поближе, чтобы понаблюдать за ее игрой.
Когда в конце концов она бросила игру, удача ей уже изменила, и она проиграла свою драгоценную рубиновую серьгу мистеру Селвину, который осторожно положил ее в карман жилета и поклялся, что будет вечно носить у сердца. Затем, и только затем, она согласилась покинуть игорные столы ради танцевального зала, и еще час Ричард имел счастье наблюдать, как она отплясывает менуэт с различными молодыми красавцами, но чаще всего с новообретенным Гарри Лавлейсом.
ГЛАВА 19
Новое появление его милости герцога Эндовера
В последующие дни Ричарду стало казаться, что капитан Лавлейс не выходит из их дома. Он шел в будуар к жене, там уже был Лавлейс, склонившийся к ней в то время, как она играла на спинете или пролистывала "Бродягу". Если Лавиния отправлялась на бал или в маскарад, капитан всегда был среди тех избранных, кто допускался в ее комнаты для одной цели: любоваться, как она надевает платье и рассуждает, куда прилепить мушку. Как-то утром Карстерз попросил ее уделить ему время, но она с сожалением сообщила, что вот-вот приедет Гарри, который везет ее не то в Воксхолл, не то в Весенние Сады.
Когда он возвращался домой, первое на что падал его взгляд, были принадлежавшие капитану трость с янтарным набалдашником и остроугольная шляпа, а когда он выглядывал в окно, то чаще всего видел, как у дома останавливается портшез, откуда выходил Лавлейс. Терпеливо выдержав неделю его постоянного присутствия, Карстерз попенял жене: она не должна поощрять своего друга проводить все свое время на Гросвенор-Сквер. Сначала она с упреком поглядела на него, а затем осведомилась о причине его слов. Он неохотно ответил, что это выглядит неподобающе. Тогда, широко открыв глаза, она потребовала объяснить ей, что может быть неподобающего в визитах такого старого друга? Со смехом в глазах Ричард ответил, что его возражения вызывают не старость капитана Гарольда, а наоборот его молодость. Она обвинила его в ревности. Это было правдой, но он возмущенно отверг такое предположение. Прекрасно, тогда это просто глупо! Он не должен злиться: Гарри просто ее хороший друг, и разве Ричарду не нравится ее новая прическа? Но Ричард не дал себя отвлечь: ясно ли представляет она себе, что визиты Лавлейса должны прекратиться? Она понимает только одно, что Дик-ки сегодня в жутко плохом настроении, и это просто нелепо. Он не должен терзать ее пустяками! Да, она будет очень хорошей, но и он должен быть таким! - А теперь она отправляется по магазинам, и ей потребуется по меньшей мере двадцать гиней.
Несмотря на свое обещание "быть хорошей", она не сделала никаких попыток осадить Лавлейса, постоянно пленительно ему улыбаясь и подзывая к себе.
Карстерз снова заговорил об этом в утро раута у герцогини Девонширской. Миледи лежала в постели, ее белокурые волосы не были напудрены и рассыпались по плечам, на маленьком столике рядом с постелью стоял шоколад, а одеяло было усеяно бесчисленными billets doux <Записочки (фр.).> ее поклонников. В руке она держала букет белых роз со свисающей карточкой, на которой смелым размашистым почерком было написано "Г. Л.". Возможно, гнев Ричарда воспламенил вид этих записок. Во всяком случае, с яростью, совершенно непохожей на его всегдашнюю нежную вежливость, он выхватил эти цветы из ее руки и с силой швырнул их в угол.
- Эту глупую причуду надо прекратить! - вскричал он.
Изумленная Лавиния приподнялась на локте.
- К-как ты смеешь? - ахнула она.
- А, дошло даже до этого? - отвечал он. - Как смею я, твой муж, указывать тебе некоторые рамки? Говорю тебе, Лавиния, с меня хватит твоих фокусов, и я их больше не потерплю!
- Ты... ты... Что, ради всего святого, тебя расстроило, Ричард?
- Вот это! Мне надоело, что этот щенок захватывает мой дом! - он яростно ткнул в потрепанный букет. - И я не позволю тебе быть из-за него предметом пересудов всего Лондона!
- Меня? Я делаю себя предметом пересудов всего Лондона? Как ты смеешь? О, как ты смеешь!!
- Я прошу тебя прекратить эту глупость. Вопрос не в том, что я смею или не смею. Как смеешь ты меня не слушаться? Ты это делала всю последнюю неделю!
Она сжалась в постели.
- Дикки!
- Очень мило восклицать "Дикки" и улыбаться. Но я это уже видел и слышал. Иногда я думаю, что ты абсолютно бессердечна! Что ты тщеславна, эгоистична и расточительна!
Губы ее по-детски задрожали, и леди Лавиния, уткнувшись лицом в подушки, зарыдала.
Выражение лица Карстерза смягчилось.
- Прости меня, дорогая. Возможно, я был несправедлив.
- И жесток! И жесток!
- И жесток. Прости меня.
Она обвила его шею белыми атласными руками.
- Ты ведь не имел в виду всего того, что сказал?
- Нет. Но я имел в виду, что не позволю Лавлейсу волочиться за тобой.
Она отшатнулась от него.
- Ты не имеешь права говорить так. Я была знакома с Гарри еще когда тебя в глаза не видела!
Он сморщился.
- Ты намекаешь на то, что он для тебя значит больше, чем я?
- Нет! Хотя ты и стараешься, чтоб я тебя возненавидела. Нет! Я больше люблю тебя. Но я не отошлю Гарри!
- Даже если я прикажу это?
- Прикажешь? Прикажешь это? Нет! Нет! И тысячу раз нет!
- Я это приказываю!
- А я отказываюсь тебя слушать!
- Бог свидетель, сударыня, вам необходим урок! - вскипел он. - Я намерен забрать вас в Уинчем сегодня же! И обещаю вам, что если вы не подчинитесь мне в этом, то обязательно поедете в Уинчем! - с этими словами он решительным шагом вышел из комнаты, а она, побледневшая и дрожащая от ярости, опустилась на подушки.
Поспешив одеться, она спустилась вниз в намерении закончить ссору. Но Карстерз к тому времени успел уже уехать и должен был вернуться не скоро. На мгновение Лавиния разозлилась, но своевременное прибытие коробки от портнихи прогнало все огорчения, и лицо ее озарилось улыбкой.
Ричард вернулся лишь тогда, когда уже надо было одеваться к рауту, а войдя в дом, сразу прошел в свои комнаты и отдался в руки камердинера. Он вытерпел легкое подцвечивание ногтей, опрыскивание белья розовой водой и подрисовывание бровей... Затем он был наряжен в серо-коричневый с золотом кафтан, на пальцы были надеты кольца, а на ноги натянуты чулки с изумительными стрелками. Бриллиантовая пряжка была приколота на черный бант, стягивающий сзади его парик. Затем напудренный, накрашенный, с мушкой на щеке он медленно направился в комнату жены. Лавиния, которая к тому времени совершенно забыла их утреннюю contretemps <Стычка (фр.).>, встретила его улыбкой. Она сидела перед зеркалом в нижней юбке, свободный пеньюар был наброшен ей на плечи. Coiffeur <Парикмахер (фр.)> уже уехал, и ее волосы, густо напудренные, были зачесаны высоко вверх на валики, и витыми локонами приспущены на уши и плечи. К макушке этого сооружения были прикреплены страусовые перья, алое и белое. На шее сверкало роскошное бриллиантовое ожерелье. Комната была насыщена сильным ароматом духов, на полу валялись отброшенные ленты, кружева, туфли и перчатки. Со спинки стула свисало ярко-алое домино, а на постели было бережно разложено ее платье: масса белого атласа и парчи, с пышными оборками на юбке и волнами кружев, сбегающих с корсажа и коротких рукавов. Веер, нежные, кружевные перчатки, маска и крошечная сумочка, лежали рядом. Карстерз осторожно присел на самый краешек стула и стал наблюдать, как горничная слегка подкрашивает и без того безупречные щеки жены.
- Сегодня я буду разбивать сердца, правда? - весело бросила она через плечо.
- Я в этом не сомневаюсь, - коротко ответил он.
- А как ты, Дикки? - она обернулась поглядеть на него. Серо-коричневый... это не тот цвет, который я выбрала бы, но он смотрится достаточно хорошо. А парик, разумеется, новый?
- Да.
Глаза ее, казалось, вопрошали о причине его холодности, и она вдруг вспомнила об утренних событиях. Значит, он дуется? Очень хорошо! Месье будет на что посмотреть!
Кто-то постучал в дверь, горничная пошла открывать ее.
- Сэр Дуглас Февершем, сэр Грегори Маркем, господин шевалье и капитан Лавлейс находятся внизу, миледи.
Какой-то чертенок подзудил Лавинию.
- О-ла-ла! Так много? Что ж, разумеется, всех я видеть не могу. Впустите сэра Грегори и капитана Лавлейса.
Луиза сообщила это лакею и закрыла дверь.