Существовало мнение, что Клеопатра своими руками забальзамировала тело возлюбленного, чтобы похоронить его по египетскому обряду в своем мавзолее. Но это маловероятно, Октавиан бы этого не допустил. По обычаям римского народа, душа должна была отлететь с дымом погребального костра.
Также обязательным обычаем была поминальная речь, которую произнес, конечно же, Октавиан:
- О, горе нам, римляне, горе! Нас покинул доблестный воин, храбрейший муж, гордость и краса славного народа Ромула. Подпав под обольстительные чары властолюбивой владычицы Египта, задумавшей захватить власть над Римом, он обратил свой меч против собственной страны, он, соратник Цезаря, патриций и триумвир, сделавший больше, чем кто-либо из нас, для укрепления могущества и расширения Римской державы!.. Всем известно, сколь тягостна была для нас эта война и сколь нежеланна, сколько усилий мы приложили, чтобы вырвать несчастного Антония из колдовской паутины, в которой он очутился помимо своей воли...
Он еще довольно долго распинался, выражая свою скорбь по поводу безвременной кончины "друга" и "соратника", и даже выдавил из себя несколько слез, косясь на историков, которые присели на походные стульчики и быстро записывали его заготовленные заранее стенания. Кончив речь, Октавиан в знак траура накрыл свою голову краем тоги.
Выслушав все это, Клеопатра вернулась в мавзолей. Несколько раз на дню она решалась на самоубийство, но мысль о детях-заложниках останавливала ее.
Весь август 30 года Клеопатра страдала от лихорадки, жары и душевных мучений. 28 августа ее посетил сам Октавиан.
"Когда он вошел, - пишет Плутарх, - она вскочила с ложа и, как была, в легкой одежде бросилась к его ногам. Волосы ее были растрепаны, лицо искажено, а под глазами темные круги. Вокруг грудей виднелись рубцы от ритуального бичевания во время похорон Антония, и ее внешний облик отражал состояние души. Но, несмотря ни на что, очарование и вызывающая красота юности не оставили ее, и она вся светилась обаянием".
Во время беседы Октавиан уверял царицу в своей благожелательности и ушел с уверенностью, что почти убедил ее отречься от всех прав, но остаться в живых. При этом он приставил к ней людей, следивших, чтобы она ничего над собой не совершила. Тем временем в Клеопатру влюбился один из них, римский офицер Корнелий Долабелла. Он и раскрыл ей план Октавиана, сказав, что тот считает царицу уже оправившейся от болезни и собирается через несколько дней перевезти ее в Рим вместе с детьми. Но Цезариона он в любом случае убьет. И тогда Клеопатра наконец решилась умереть.
На следующий день, 29 августа, она испросила у Октавиана разрешения посетить могилу Антония, а затем, вернувшись в мавзолей, приняла ванну из теплого ослиного молока с медом. Верные рабыни Ирада и Хармион натерли ее бальзамом из семян тикового дерева и акации. Едва заметные морщины скрылись под кремом из свежих персиков, нанесенным золотой ложечкой в виде обнаженной девушки. Царица сама умастилась духами из флакона в форме ястреба с митрой. Посмотрелась в серебряное зеркало. Остались последние штрихи - подвести глаза черной и зеленой краской, нанести бледно-розовые румяна. В этом священном для каждой женщины ритуале сегодня был особый смысл. Она должна была хорошо выглядеть для встречи с Антонием. Он ее уже заждался.
Последний туалет Клеопатры был завершен. Она надела полупрозрачное золотисто-зеленое египетское платье калазирис, собранное в складки под левой грудью, при этом правая грудь осталась обнаженной.
Наступило время обеда. Возле дверей мавзолея появился слуга с корзинкой и сказал римским стражникам, что принес для царицы свежие фиги. Кто-то из стражников проводил его в комнату Клеопатры. Увидев корзину, Клеопатра громко воскликнула:
- А, вот и она!
Стражники решили, что Клеопатра говорит о корзине, а не о ее содержимом, и вышли. Царица легла на низкое ложе, сунула руку под листья фруктов. Словно приветствуя ее, внутри что-то зашевелилось. Одни считали, что там была кобра, другие - африканская гадюка.
Спустя некоторое время к стражникам вышла служанка и попросила отнести во дворец Октавиану папирус с посланием царицы. Получив послание, Октавиан пришел в бешенство. Там было написано: "Хочу быть похороненной рядом с Антонием".
Когда римские офицеры ворвались в мавзолей, они увидели мертвую Клеопатру с короной Птолемеев на голове. На ее руке были обнаружены две крохотные ранки от змеиного укуса. Октавиан попытался спасти царицу, послав к ней псиллов, членов североафриканского племени, считавшихся целителями змеиных укусов, чтобы они высосали яд. Считалось, что псиллов никакие яды не берут. Но разумеется, это не помогло.
Раздосадованный, Октавиан в тот же день казнил Цезариона. Ему доложили, что сын Юлия Цезаря и Клеопатры во дворе стоит, прижавшись к подножию статуи своего отца. Цезарь был причислен к богам, а значит, его изображение давало право убежища для ищущих правосудия.
Октавиан, услышав это, усмехнулся и выразил желание лицезреть гибель сына своего названого отца, своего кумира. Права за которым ни на жизнь, ни на наследие ни в коем случае не желал признавать. Он, Октавиан, будущий Август, великий римлянин, основатель великой империи, боялся и ненавидел женщину. И боялся семнадцатилетнего юношу, безоружного сироту.
- Пусть его выманят вот на эту площадь под окном, - негромко сказал он. - Законы предков для нас дороже всего, и глаза Цезаря, пусть даже и мраморные, не должны видеть его смерть...
Лишь на несколько минут его развлекло зрелище убийства. Молодой человек, очень похожий на своего знаменитого отца, метался, как затравленный зверь, по площади, и всюду его встречали направленные на него клинки. Наконец он упал, обливаясь кровью...
Непонятно, по какой причине детей, рожденных Клеопатрой от Антония, он оставил в живых. Их усыновила Октавия.
А саму царицу он все же протащил за колесницей во время триумфа в Риме. Но только в виде золотой статуи. Это тоже доставило ему немного удовольствия. И не помешало Клеопатре войти в вечность.
Рыцарь злосчастного образа
- Мария... - это были последние слова короля Шотландии Иакова V. Перед самой своей кончиной он узнает о рождении наследницы. На дворе стоял холодный ветреный декабрь 1542 года. Не предвещавший ничего хорошего.
Мария Стюарт, ее судьба - кладезь для астрологов, хиромантов и ясновидцев. Судьба, сотканная из зловещих знамений, родовых проклятий, счастливых взлетов и роковых падений. Можно сказать, что ей, женщине, одаренной красотой, талантами, истинно королевским величием, даже обычно несвойственной дамам своего рода рыцарственностью, не повезло с семьей, родиной и временем. Хотя если бы повезло, то, может быть, она и не вошла бы в историю как символ трагической красоты.
Что ее семья? Над шотландским родом Стюартов определенно висело какое-то проклятие. Никому из королей этого рода не было суждено дожить до старости. Четыре предшественника отца Марии, также Иаковы, - были убиты либо кинжалом заговорщика, либо на поле брани. Иаков V умер от лихорадки и усталости от борьбы с непокорными баронами в 31 год. Его дочь сложит голову на плахе. Его правнук, английский король Карл I, также лишится головы уже по воле Английской революции.
Что ее страна? В общем, европейское захолустье. Малонаселенный гористый север острова Британия, гордый народ, во всем старающийся отличаться от своих ближайших родственников англичан. Небольшие редкие города, стада овец на склонах холмов, неприступные замки. На первом плане проблемы религиозные. Но в Шотландии, как 500 лет назад во времена Макбета, так и до сих пор, барон поднимается на барона, клан на клан. И король в этой непрерывной сваре кажется иногда лишним. Причем непрерывные войны не способствуют воспитанию хороших воинов. Показушники в знаменитых юбках-кильтах регулярно бывают биты англичанами. У южной соседки Шотландии тоже хватает проблем, но там после войны Алой и Белой розы уже скоро век нет междоусобиц, там растут мануфактуры, строят корабли, ищут счастья за океаном, а тут все дерутся.
Что ее время? Для драк добавилась веская причина. Весь католический мир раскололся на католиков и протестантов, и шотландские бароны не исключение. Все началось в том же XVI веке. В 1517 году немец Мартин Лютер прибил к воротам Виттенбергского собора свои знаменитые тезисы, и по всей Европе покатилась волна религиозных гражданских войн за реформу церкви, за отмену или сохранение главенства Римского Папы над душами прихожан. Хитрее всех оказался английский король Генрих VIII. Сделав английскую церковь независимой, он объявил ее главой самого себя. Этим соперничество католиков и протестантов он не прекратил даже у себя в стране. Но с удовольствием поддерживал протестантов Шотландии. Там, правда, не в среде баронов, а в народных низах начало набирать силу особенно радикальное течение протестантизма - кальвинизм, пришедшее из Швейцарии.
Жить в постоянной конфликтной ситуации новорожденная крошка Мария, в пеленках объявленная королевой Шотландии, была обречена. Ее отец и мать, французская герцогиня Мария де Гиз, были ревностными католиками, и она сама оказалась столь же ревностной. В то же время Мария Стюарт как правнучка английского короля Генриха VII по отцу имеет права на английский престол. Причем эти права больше, чем у некоторых родных детей короля Генриха VIII. Это обречет ее на несчастья. Но судьба еще подарит ей счастливую юность.
Девочка еще не научилась говорить, не научилась даже ходить, даже держать головку, как оказалась сосватанной. Генрих VIII предложил обручить ее со своим пятилетним сыном Эдуардом. Это было, в общем, разумно. Объединить две страны, положить конец бессмысленным войнам. Но для регентши престола, католички Марии де Гиз, выдать дочь за сына еретика? Она предпочитает более благочестивый матримониальный союз, предложенный ей в родной Франции. С дофином Франциском, сыном ныне царствующего Генриха II Валуа. В доказательство серьезности своих намерений английский король в 1547 году посылает 40 тысяч вооруженных сватов. Те громят шотландскую армию, но не получают главную добычу, маленькую принцессу. Мать сначала прячет ее по отдаленным замкам и монастырям, а на следующий год шестилетняя Мария Стюарт уже плывет на французском корабле навстречу своей первой, трогательной и короткой любви.
* * *
13 августа 1548 года корабль бросил якорь близ города Брест в Бретани. На берегу гарцевал отряд рыцарей на белых конях. Из кареты вышел кардинал Лотарингский из рода Гизов, родной дядя Марии Стюарт. Он возглавлял великолепную процессию, призванную встретить маленькую невесту французского наследника. Девочке казалось, что эта теплая, веселящаяся, шикующая страна и есть ее настоящая родина. Так, по сути, оно и получилось.
Мария сидела в шлюпке в окружении подруг - четырех Марий, ее ровесниц, отпрысков четырех знатнейших шотландских семей Ливингстон, Сетон, Флемминг и Битон. Они чуть не захлопали в ладоши, когда, сияя своим белоснежным атласным колетом, усыпанным драгоценными каменьями, кардинал вошел в воду, чтобы бережно перенести свою племянницу на берег.
- Дражайшее дитя мое, я счастлив встретить и препроводить вас в объятия ваших сиятельных близких, очам которых вы скоро предстанете. Не могу не сказать, что своей красотой вы превосходите все возможные ожидания, - изысканно отметил он при этом.
Белокурая зеленоглазая Мария растерялась лишь в первый момент. Оказавшись на твердой почве, гордо вскинув голову, она присела в грациозном реверансе. Она всем нравилась, и ей нравилось все. В Шотландии даже епископы - это пропахшие луком и пивом мужики в латаных сутанах, а тут...
Торжества и роскошь сопровождают Марию в путешествии до Парижа. По приказу французского короля Генриха II для встречи нареченной его наследника в каждом городке возводятся грандиозные триумфальные арки со статуями языческих богинь, нимф и сирен, украшенные гирляндами живых цветов. Приветствуя ее, палят из пушек, пускают в небо фейерверки. Ее сопровождает почетный эскорт мальчиков-пажей с трубами и барабанами. Широко раскрытыми глазами она впервые видит во всей красе Ренессанс и влюбляется в него. Это было чудесное время превращения Франции из средневековой страны грубых полуграмотных суеверных королей и дворян в страну вечной куртуазности, в законодательницу мод.
Ренессанс, пришедший во Францию из Италии, принес духовно-чувственный культ роскоши, расцвет изящных искусств. В цене жизнелюбие, беззаботность и красота. Но в то же время не забыта еще рыцарственность, беззаветная верность сюзерену, самозабвенное восхищение дамами сердца... Время и облик страны, еще не испорченный религиозными войнами католиков с гугенотами, не испорченный революциями.
Встреча обрученных была назначена во дворце Сен-Жермен на окраине Парижа.
- Ваше величество, сейчас наконец вы увидите того, кто предназначен вам судьбой, - прошептал в пылающее ухо разгоряченной Марии ее семнадцатилетний единокровный брат Джеймс Меррей, бастард Иакова V, рожденный до брака покойного короля с Марией де Гиз.
- Джимми, я боюсь!
Мария крепко прижалась к брату. Нахлынувший вдруг страх был следствием усталости от долгого пути и новых впечатлений. Ей так и не удалось нормально выспаться. Франция казалась калейдоскопом картин, сошедших с модных гобеленов, которые она часами могла разглядывать в шотландском королевском замке Холируд.
- Мэри, смотри! Кэтрин, французская королева! - воскликнула кто-то из подружек Марий.
Но Мэри смотрела на стройного хрупкого мальчика, который стоял рядом с молодой еще королевой. Роскошное платье, расшитое жемчугом и вытканное лилиями, лишь подчеркивало некрасивость лица королевы Екатерины и несовершенство фигуры. А ребенок, будущий муж, наследник престола, казался прелестным, как ангел. Только чрезмерная бледность говорила о плохом здоровье, не обещала долгой жизни. На бледном лице особенно выделялись его глаза. По ним было нетрудно прочитать, что он уже по-детски влюблен в девочку, с которой был знаком лишь по портрету.
- Франциск, сыну короля подобает быть более сдержанным, - попыталась остудить его восторженность мать.
Этой властной двадцатидевятилетней женщине предстоит пережить своего мужа и двоих коронованных сыновей. Ее можно было назвать "делателем королей" и в прямом, и в переносном смысле. Она долгие годы явно и скрыто манипулировала судьбами европейских дворов, состоя в родстве с большинством династий. Она старательно рожала своему мужу Генриху II наследников и стойко сносила его бесчисленные измены. Недоступное женское счастье она компенсировала поистине мужским хитроумием, политическим коварством. Королева ядов, интриг и Франции Екатерина Медичи.
Юный Франсуа сам подал руку своей невесте, помогая ей сойти с портшеза. Его рука показалась девочке ледяной, но она оперлась. Если бы не помощь Джеймса Меррея, он бы ее уронил.
- Франциск де Валуа счастлив приветствовать ваше величество в наших владениях, - пришел на помощь пятилетнему сыну французский король.
Чтобы подбодрить смущенного мальчика, Мария нежно поцеловала его в холодную щеку.
- Вам холодно, ваше высочество? - сказала она и добавила шепотом: - Не бойся, я никому не дам тебя в обиду.
- Да, она смелая. Мэри защитила меня от взбесившейся козы, - заметила подружка Мэри Сетон.