- Что может быть лучше, когда твою вину и признают и отменяют. Обвиняя и хваля одновременно! - усмехнулся после этого Перикл.
- Ты сам воспитал свой народ так, чтобы люди всегда имели собственное мнение. В данном случае народ не сомневается в твоем благородстве, признавая твою правоту, - сказала Аспазия.
* * *
Вскоре началась Пелопоннесская война, ставшая, по сути дела, результатом длительного противостояния демократических и аристократических сил в полисах Греции. Аристократический Пелопоннесский союз против демократического Делосского.
В 431 году до н.э. спартанцы с союзниками вторглись в Аттику. Для Спарты с ее лучшим в Элладе войском эта война была средством расширения своих владений за счет противников, афиняне желали лишь сохранения существующего положения. Первый год войны принес серьезные поражения Афинам. Город готовился к осаде.
Осенью при погребении павших воинов Перикл произнес надгробную речь, ставшую одной из его самых лучших. Она звучала как гимн великим Афинам, вскормившим и воспитавшим храбрых воинов, гимн демократическому равенству, народной свободе и процветанию.
- ...Все моря и земли открыла перед нами наша отвага и повсюду воздвигала вечные памятники наших бедствий и побед. И вот за такой город отдали доблестно свою жизнь эти воины, считая для себя невозможным лишиться родины, и среди оставшихся в живых каждый, несомненно, с радостью пострадает за него...
Обычно Перикл заранее готовил свои речи, но на этот раз выступил с чистой импровизацией. Вернувшись домой, он счел нужным поговорить с Аспазией, узнать, какое впечатление на нее произвели его слова.
Аспазия сидела, печально склонив голову. Она, как любая женщина, не хотела войны. Всегда она была на стороне мужа, но сегодня что-то в глубине души заставило ее содрогнуться. Она думала о судьбе их сына Перикла. Когда мальчик вырастет, что ждет его? Неужели судьба многих, полных жизни юношей, не пришедших домой, чей прах теперь развеян над морским берегом?
Перикл Старший с удивлением услышал отповедь возлюбленной:
- Мой господин, ты не жалел сегодня слов утешения для семей погибших... Хотя что может утешить осиротевших детей и их мать, потерявшую единственного кормильца?
Перикл нахмурился, но он не прервал Аспазию, а продолжал внимательно слушать. Он понимал, что, как мать, как женщина, как любящая жена, она произносит искренние слова горькой правды.
- Ты обещал им всем, стоя над могилой погибших, что все сироты до их совершеннолетия будут воспитываться за счет государства. А ты уверен, что можешь выполнить свое обещание?
- Мудрейшая жена моя, я сделаю все, что в моих силах и теперь и потом. Сыновья вырастут и отомстят врагам за смерть своих павших отцов, за слезы их матерей.
- Но если они погибнут, кто народится тогда? Ведь печаль перерастает в злобу. А ее легче всего направить против власть предержащих. Возможно ли было, о великий стратег, избежать этой войны, а значит, слез, а значит, и злобы? Когда Афины жили в мире, это было главной твоей победой.
Перикл молчал. В развязывании Пелопоннесской войны была и его вина. Гордыня, неуступчивость великолепных Афин, их происки, направленные на отторжение от Спарты ее союзников, на насильственное установление демократии в полисах Пелопоннесского союза. Перикл не подозревал тогда, что война будет длиться еще долгих двадцать семь лет. Ни он и никто еще не догадывался, что так часто теперь траурные процессии будут направляться за Дипилонские ворота города. Война унесет десятки тысяч молодых жизней и навсегда погубит величие Афинского государства. Еще много пламенных речей будет звучать над братскими могилами безвременно погибших мужчин.
* * *
Как небесная кара, как возмездие богов неразумным, ведущим постоянные войны людям, на территорию Греции вторгается враг, куда более опасный, чем персы, враг, на которого не выйдешь со щитом и копьем, враг всего живого "царица грозная Чума".
На второй год войны страшная гостья посетила Афины. Чума похитила больше граждан, чем самые кровопролитные сражения. Бедствия, причиняемые эпидемией, озлобили афинян. Как часто бывает, гнев народа обратился против руководителя государства, против Перикла. Мрачные предсказания Аспазии обретали реальные очертания.
Как больной, ополчившийся на врача, многие афиняне обвиняли Перикла в своих страданиях, в допущении смертельной эпидемии. Этим безрассудным гневом народа воспользовались враги Перикла. Они говорили, что чума вызвана скоплением в городе сельского люда. Многие хозяйства в деревнях были разорены войной, и крестьяне искали спасения в городе. И Перикл это все разрешал. Когда масса народа скученно живет в душных палатках или прямо на улице в вынужденном безделье, нет ничего удивительного в том, что люди болеют, заражаясь один от другого.
- Чума подобралась к самым нашим воротам, - встревоженно сказала Аспазия посетившему ее дом историку Фукидиду. - Страх и безумие охватили уже многих. Люди убивают тех, кто еще здоров, но уже немощен. О, горе, горе нам! Неужели мой муж так прогневал богов?!
Чтобы не дать чуме поразить армию, успокоить граждан и достичь перелома в войне, Перикл стал инициатором организации удара в тыл противнику. Было снаряжено 150 кораблей, собрано большое войско. Шестидесятилетний стратег сам готовился отправиться во главе этого похода в Пелопоннес. Эти приготовления внушили многим афинянам надежду на перемены к лучшему, на победу. Когда пехотинцы и всадники грузились на корабли и Перикл уже стоял на палубе флагмана, началось солнечное затмение. Это явление природы всегда наводило ужас на людей древнего мира, и афиняне не были исключением из них. Они во внезапном наступлении тьмы видели плохое предзнаменование, посланное богами. Заметив страх рулевого, Перикл подошел к нему и закрыл ему голову своим плащом.
- Страшно тебе? - спросил он кормчего.
- Нет, конечно! - соврал тот, дрожа от ужаса.
- А между тем, - продолжал Перикл, - различие между моим плащом, закрывшим тебе свет, и тем, что испугало всех этих людей, только в размерах. Солнце стало невидимым потому, что его закрыл предмет гораздо больший по величине, чем плащ.
Поход Перикла, впрочем, не оправдал надежд, так как чума все-таки настигла афинское войско.
"Если бы не страшная скученность походных лагерей, эпидемия не привела бы к таким жертвам. Из страха перед потерями мы уклоняемся от битвы. Но даже в самом кровавом сражении не погибло бы столько народу, сколько мы ежедневно теряем от проклятой заразы". Так писал Аспазии Фукидид, участвовавший в том походе.
В этой неудаче, естественно, был обвинен Перикл. И на следующий, 430-й год до н.э. впервые за последние четырнадцать лет Перикл не был избран стратегом. Против него даже возбудили процесс по обвинению в хищениях. Хотя Перикл и славился своим бескорыстием, его все-таки приговорили к большому денежному штрафу.
- О, неблагодарный, глупый народ! Ты подарил им всего себя, во имя их алчности ты не раз рисковал жизнью. Ты завоевал для них новые земли. Ты честен - мне ли этого не знать! Как смеют они обвинять тебя, сомневаться в твоей порядочности? - успокаивала Аспазия своего сломленного супруга.
В довершение ко всем бедам и их дом не обошла стороной безжалостная чума. Сначала Аспазия становится нянькой для умирающей сестры Перикла, в доме постоянно жгут целительный фимиам, детей изолируют, но это мало помогает.
Вслед за сестрой Перикл теряет своего непутевого старшего сына Ксантиппа, с которым, к своему горю, так и не успел примириться. А потом боги забирают и младшего его сына от первого брака Парала.
Жуткие рыдания сотрясают Перикла, когда он возлагает погребальный венок на голову Парала.
- Я не видела его таким с того времени, как он защищал меня, - сказала Аспазия другу их семьи Алкивиаду, посетившему дом отставленного стратега с какой-то новостью.
- До меня дошли сведения, что моему достопочтенному другу снова хотят предложить пост стратега, - сообщил Алкивиад. - Но сможет ли он простить им все обиды? То, как он плачет теперь один в своих покоях, внушает мне лишь опасения.
- О, друг мой, ты принес в наш дом радость за долгие месяцы черных лун!
Аспазия прослезилась от этой доброй вести. Ведь теперь ее супруг сможет снова завоевать доверие людей, которым долгие годы он отдавал всего себя. И снова служить стране, ради которой он жил. Хотя любящим сердцем Аспазия понимала, что былого влияния и авторитета Перикл уже не приобретет.
Аспазию также тревожило, что их сын Перикл, как и она, как и изгнанный в свое время Анаксагор, не имел полноценного афинского гражданства. Имея такой сомнительный статус в Афинах, Перикл Младший не мог бы в дальнейшем рассчитывать на справедливое и достойное отношение к себе в обществе. За счет нового возвышения своего супруга Аспазия надеялась решить эту, столь волновавшую ее проблему. Она понимала, что народ в большинстве своем воспринимает Перикла как символ многолетнего процветания, как героя, еще при жизни ставшего легендой, и пока он жив, Аспазия была намерена обеспечить будущее их сыну.
Нет, в этом не было цинизма и корысти женщины, привыкшей все получать от жизни благодаря чьей-то протекции. Аспазия любила Перикла. Она с содроганием сердца наблюдала, как песок в часах времени неумолимо сыпется. И жизненная энергия, как последняя горсть песчинок в песочных часах, быстро покидает ее горячо любимого Перикла.
* * *
Перикл долго не выходил из дома, убитый постигшим его горем, смертью Парала. Однако Аспазия, употребив все свое влияние на постаревшего и уставшего от жизни мужа, все-таки убедила его выйти к народу. Алкивиад и другие друзья добились, чтобы ему принесли извинения за несправедливо наложенный штраф, и Перикл снова был избран стратегом. Но теперь, на склоне лет, он уже не был активным участником всех политических и государственных дел, происходивших во вверенном ему полисе, он стал больше походить лишь на пассивного наблюдателя.
Перикл обратился к народу с просьбой сделать исключение в законе о незаконнорожденных и признать его сына от Аспазии афинянином. Так как оба сына Перикла от первой жены погибли и у него не было другого наследника, кроме сына Аспазии, афиняне согласились, чтобы юноша был внесен в списки граждан.
Казалось бы, теперь Аспазия могла быть спокойной и наслаждаться в тихой гавани своей семьи, уделяя внимание мужу, сыну и преданным их дому друзьям. На какое-то недолгое время в доме, казалось, воцарилось благоденствие. Эпидемия в стране начала убывать. Осенью 429 года чума совсем отступила, но одной из последних ее жертв стал Перикл.
Когда Аспазия поняла, что ее муж серьезно болен, она не хотела смириться с неумолимой мыслью о том, что скоро останется одна. Так много лет было отдано этому человеку и сколько счастливых дней, полных любви и страсти, они провели вместе. Аспазия понимала, что Перикл сильно постарел, шестьдесят один год тогда считался весьма солидным возрастом, но всегда верила, что своей любовью и энергией максимально продлит его дни.
И теперь, когда над жизнью самого главного для Аспазии человека нависла реальная угроза, она боролась за него всеми средствами. Из всех концов Аттики, из отдаленных земель были собраны лучшие врачи. В его опочивальне денно и нощно жгли фимиам и целебные травы. Аспазия имела неплохие познания в медицине и сама готовила ему лечебные настойки, втирала в его кожу целительные бальзамы, приносила жертвы всем богам.
Не боясь доносов об оскорблении греческих богов, она обращалась к восточным магам, жившим в Афинах. На шею Перикла она повесила амулет.
- Посмотрите, друзья мои, - тихим, слабым голосом сказал при этом Перикл. - Жена моя колдунья, а ведь я сам ее защищал от обвинений в этом!
Не выпуская дрожащей от волнения руки Аспазии, он пытался приободрить ее шуткой.
Болезнь протекала относительно легко, и Перикл мог бы выжить, но силы оставили уже немолодого стратега. Друзья и близкие ежедневно собирались у изголовья одра, на котором лежал беспомощный умирающий человек, от слов которого еще недавно зависело благосостояние их страны. Перикл, сквозь пелену беспамятства, уже едва различал слабые отголоски их речей. А они восхваляли его в надежде, что боги услышат их и отведут неотвратимую утрату.
- Какой великий человек нас покидает!