Представляю, как, расходясь со свадьбы, они перебрасывались между собой фразами, вроде этих:
- Вот пройдоха! Такой и в воде не утонет.
- Разумеется. Но у него диплом.
Да, плавать я умею. Я женился по расчету, но расчет этот соединялся с искренней любовью к Марико. В конце концов, любовь без эгоизма немыслима. И вообще, на мой взгляд, эгоизм - это то же самое, что жажда счастья, и если я хорошо держусь на воде, так это на пользу не только мне, но и Марико.
Из дворца Мэйдзи мы сразу же поехали на один из токийских вокзалов.
Для свадебного путешествия нам предлагали разные маршруты. Называли Хаконэ и Неккай, но мы выбрали озеро Сандзю.
Как-то незадолго до свадьбы Марико сказала:
- Помнишь нашу поездку на Сандзю?
- Кажется, там я продемонстрировал высший класс верховой езды?
- Я бы назвала это иначе, - засмеялась Марико. - Ты все шутишь!
- А кто выходит замуж за этого шутника?
- Глупый, ведь благодаря той лошади я и полюбила тебя.
Так мы пришли к выводу, что своим счастьем обязаны крестьянской кляче, и посему свадебное путешествие решили совершить на озеро.
До Одембы мы ехали поездом, а там взяли легковую машину. Вскоре между бронзовых гор показалось синее озеро, окруженное золотистым лесом.
- Я буду тебе хорошей женой, - шепнула Марико, когда мы, взявшись за руки, пошли к озеру.
- Прошу тебя быть хорошей во всех отношениях. О, кажется, на этом месте лошадь опозорилась.
- Да перестань ты! - кокетливо возмутилась Марико. - Перестань говорить о таких вещах.
- Почему? Разве мы не обязаны нашим счастьем госпоже кляче?
На озере мы пробыли два дня. На третий погода испортилась и мы решили автобусом вернуться в Одембу.
Началась пора листопада. Желтые листья покрывали дорогу, ложились на крышу автобуса.
- Помнишь, тогда мы тоже возвращались этим путем.
В ее поведении я заметил резкую перемену. Она быстро освоилась с ролью жены, и мне это казалось странным.
- Когда «тогда»?
- Ну в тот раз, когда ты ездил на лошади...
- Может быть.
- Не может быть, а совершенно точно, - продолжала Марико. - Тогда еще Оно-сан спросил, что это за здания.
- Какие?
- Разве ты не видишь? Вон там в лесу. Они похожи на казармы. Кондукторша сказала, что это лепрозорий, больница для прокаженных. И мы бросились закрывать окна. Я тоже перепугалась.
Я прислонился лбом к оконному стеклу. В памяти всплыло грустное лицо Мицу, той Мицу, которую я встретил в Кавадзаки. Она была похожа на мокрую кошку. Подавляя рыдания, она еле слышно прошептала: «Я еду в Одембу. Там есть больница»...
А я? Я знал, что это за больница, и поэтому, глядя на темно-красные пятна на запястье Мицу, не сдержал удивления и страха:
- Неужели это правда, Мицу?
- Да, так сказал доктор.
- Зачем же ты тогда пришла сюда? Неужели ты не понимаешь? Возвращайся домой и ложись.
Сначала я не выбирал слова, говорил отрывисто и грубо, потом смягчился.
- Извини, что я тебя позвал, я не знал, что ты больна. Но ты не расстраивайся. Теперешними лекарствами любую болезнь вылечат.
Мы вышли из бара. Я держался на некотором расстоянии от Мицу. Вскоре я торопливо распрощался с ней и заспешил к вокзалу. У лестницы я оглянулся, но Мицу уже затерялась в толпе.
И вот теперь, прижимаясь лбом к холодному стеклу окна, я ее вспомнил... Она живет где-то в этом лесу.
От моего дыхания стекло запотело.
- О чем ты задумался? - обеспокоенная Марико прислонилась к моему плечу. - У тебя такой несчастный вид.
- Ну что ты! Я сейчас самый счастливый человек на свете.
Я говорил правду. Я действительно думал, что счастье теперь всегда будет со мной. А Мицу?.. Я считал, что страдания этой бедной девушки никак меня не касаются...
***
И все же в конце того года я отправил Мицу новогоднее поздравление.
Прежде я никогда и никому не посылал поздравлений. Но теперь Марико настаивала, чтобы я аккуратно поздравлял со всеми праздниками друзей, сослуживцев и тех, кому я чем-нибудь обязан.
Жили мы в новой квартире в Мэгуро. У нас были и передняя, и гостиная, и спальня, шкафы для одежды, трюмо, разные статуэтки и безделушки. Рядом со мной Марико в кимоно деловито растирала тушь. Словом, уют, который мне и не снился, когда я студентом жил в грязной комнатушке.
Я уже написал поздравления Нагасиме, сослуживцам, не забыл и Кима-сан («Прошу вас как-нибудь заглянуть ко мне»), когда в моей памяти всплыло имя Мицу. Я украдкой взглянул на жену. Марико была поглощена своим письмом. Я взял кисточку и аккуратно вывел: «С Новым годом! Молю бога о твоем выздоровлении». Адреса Мицу я не знал и написал адрес лепрозория, полагая, что в Одембе всего одна лечебница для прокаженных. Письмо я положил в карман.
Почему мне тогда взбрело в голову поздравить Мицу? Не знаю. Может быть, мне стало особенно жаль ее, потому что я сам был счастлив. Я поддался мимолетному, но вполне искреннему чувству.
Ответ от Мицу не пришел, и меня это устраивало.
Миновали праздники. Кончился январь. На токийских улицах снимали новогодние украшения.