На утро я всё-таки проснулся. Наташа уже сидела и завтракала, попутно что-то щебеча, чтобы, видимо, меня разбудить.
Ну и, проснувшись и переодевшись, я решил к ней присоединиться.
— Вкусно тут кормят. — сказала она, всё-ещё слегка сонная.
— Да.
И правда вкусно… Хотя, мне не даёт покоя одна мысль. Кажется, ей тоже…
— Эм… Тебе не кажется, что мы…?
— Сделали ошибку? — я поднял взгляд на неё.
Она кивнула.
— Не думаю. Я всё-ещё симпатизирую тебе. И если бы не твоё решение, я бы уже давно сказал что-то вроде: «давай пошлём семьи нафиг и свалим отсюда». Но я понимаю, что для любого человека это как-то… эм…
— Отбито. — ответила Наташа, — тут извини, но семья и правда в приоритете. Хотя, на твоём месте, я бы действительно поступила так…
— Тут извини, но семья лучше, чем скитание в одиночестве. Только бродягой стать не хватало… — я зачерпнул ещё ложку местных макарон, — сначала я приеду и посмотрю, что там за уродцы. И уже буду действовать по ситуации…
Если там действительно такие конченные мрази, то я либо сбегу, либо…
— Пу-пу-пу…
— К слову, что это ещё за «пу-пу-пу»? — спросила Наташа, уже закончив с едой.
— Ты о чём? — я посмотрел на неё.
— Ну, когда ты чем-то недоволен, то ты сидишь такой, нос повесил и пу-пу-пукаешь… — секунда осознания, и она прикрывает лицо рукой, едва сдерживая смех, — Пу-пу-пукаешь… Пхи-хи-хи… Сидит, пу-пу-пу… Пф-ф…
Не знаю… Шутка такая себе, но я улыбнулся от самого факта того, что ей весело. Временами она мне кажется слишком простой. И вот эту идиотку кто-то всерьёз пытался похитить и использовать для своих целей?
— Тупица… — я взглянул на неё, а она продолжала крутиться на месте, смеясь со своей же шутки.
… Думаю, я буду скучать по ней.
…
Через час, мы уже подходили к вокзалу.
Там, сидя на скамейке, меня встретил тот самый мечник, которого я вчера отправил в полёт. Учитывая, что он выглядит довольно немолодо, и неплохо бугуртит с того, как я держу меч, он мог бы даже быть моим учителем.
А если он служит моей семье, то вероятность этого лишь повышается.
Подойдя к нему, я ещё раз посмотрел на Наташу, и, усадив её рядом с собой на скамейке, сказал:
— Я жду объяснений.
— Ты? — мужчина с конским хвостом посмотрел на меня, нахмурился, а затем, тяжело вздохнув, сказал: — ладно… Для начала, меня зовут Эдвард Шорас, я твой учитель и личный мастер меча в армии Дома Морис.
Моя догадка оказалась верна. Удачная встреча.
— Хорошо… И что вам нужно от моей… эм… да блять.
— Подруги. — сказала Наташа.
— Нам нужно, чтобы она не вернулась домой. Желательно, чтобы всё-ещё была жива. Планировали из неё выбить код от семейной сокровищницы, но она точно не знает… Либо она очень устойчива к боли.
После этой фразы, я подумал, что был как-то слишком мягким с теми уёбками, которые были в комнате. Надо было забивать прям в мясо.
— Ещё, нам нужны её деньги… сорок тысяч камней, в теории, если выбить из неё эти деньги, то…
Он бросил взгляд на Наташу.
— Наташ. Ты же не носишь эти деньги с собой. — решил уточнить я.
— А с кем ещё их носить? — она посмотрела на меня с некоторой потерянностью.
Пиздец… Что за тупизм…
— Нельзя было их положить на счёт в банке⁈
— Эм… А вообще, можно было… наверное… я слышала о таком…
Бля. Да как можно знать магию, и не знать про возможность оставить деньги в банке? Она что, совсем… Ах, ладно. Она ещё слишком молода, и явно не знала ничего, дальше своей деревни и поля боя, на котором работала.
— И часто вы такое проворачиваете? — полумёртвым голосом, спросил я у Эдварда.
— Да с многими соседскими детишками уже проворачивали. Их дурачки-папашки не объясняют своим чадам, как поступать с деньгами, а мы перехватываем и получаем дополнительный капитал. А вот то, что нам мешает сын нашего лорда — это что-то новенькое. Даже не знаю, как буду объяснять вашему отцу, что случилось…
— Сам с ним поговорю. — отвечаю я, — но я не могу выразить, насколько хуёвые у моего папаши бизнес-планы.
— Эх-х… Согласен с вами, господин. Только отцу этого не говорите… — выдохнув, Эдвард вытянул руку с мечом в ножнах, — тридцать лет тренировок и сражений, и вот, я граблю детишек, переживших войну.
Он говорит это с таким печальным видом, что мне даже стало жаль его… Он, конечно, бесхребетный уёбок, но, видимо, выбора у него и правда нет.
— Посмотрим, что можно сделать. Я возвращаюсь домой…
— Ну, тогда я с группой отправимся за вами. Может с разницей в несколько дней прибудем. А там, придётся снова учить вас мечу. Ибо это, — он указал на меч на моём поясе, — вообще не дело. Столько лет горбатился, а ты берёшь и… А-а…
— Слушай. Будешь ныть, когда приступим. А сейчас, — я посмотрел на Наташу, — через сколько у нас поезд?
Она подняла взгляд на часы, которые были расположены на самом высоком здании вокзала.
— Через тридцать минут, но посадка уже должна была начаться…
— Тогда пойдём. — я взял её сумку и помог встать.
Ещё раз бросив взгляд на Эдварда, я увидел на его лице небольшую улыбку.
— Рад, что вы живы, господин.
— Ага, ещё бы я сдох в той дыре с теми уёбками…
Я уже уходил, когда нечто не очень приятное донеслось до моих ушей:
— К слову… Вы вроде бы писали о какой-то эльфийке, которая вам интересна. С ней… всё не вышло?
… Значит, Годрик и правда любил её. Кто-то вроде него точно не стал бы писать о людях, которые для него ничего не значат.
Ничего не ответив, я тупо пошёл на Наташей, которая любезно ускорила шаг, услышав слова Эдварда. Иногда и она понимает, что нужно просто молча уйти…
…
Поезда в этом мире — моё почтение. Такая громадина классная, железная и бронированная. Наташа говорит, что это из-за опасной фауны, которая иногда встречается или вылазит из подземелий.
Поезд работает на угле, но сам механизм, по словам Наташи, имеет некоторые магические элементы, которые повышают его эффективность. У-ух, залезть бы и посмотреть.
— Чур моя кровать сверху! — стоило нам зайти в наше купе, как Наташа тут же бросила свои вещи и запрыгнула на второй ярус двухэтажной кровати…
Поставив наши сумки в угол купе, я наконец-то снял с себя броню и снаряжение. Оружие у нас забрали и положили в отдельное помещение, пообещав вернуть по завершению поездки…
Расположившись на кровати, я слушал какие-то подколки и флирт от Наташи, но уже особо не обращал на него внимания.
… Надеюсь, никто не нападёт на поезд.
Сколько бы раз я не засыпал с мыслью о том, что хочу проснуться, я всё остаюсь в этом теле и этом мире. И, наверное, пора бы уже принять это как реальность. Подводя итоги прошедших полутора месяцев… Этот мир вполне неплох.
Без шуток, но тут лучше, чем если бы я попал в какое-нибудь голое средневековье. Да и с телом мне очень повезло. И даже девушка есть… хоть и на довольно короткий срок.
В этом мире можно жить. Сейчас я вернусь домой, и поговорю с семьёй Годрика. А там будет видно, куда я направлюсь дальше. Так много интересного, что хотелось бы попробовать, будучи свободным человеком.
Но даже сейчас…когда я свыкся, такое завершение войны будто хватает меня за горло, сверля своими золотыми глазами прямо в душу. Недостаточно… Я не смог сделать всё, что должен был…
Я не отомстил им за Леррис… Я не смог взять реванш с той девушкой и… мне просто страшно от того, что этот мир не так однозначен, как я о нём думал. Всё, что я видел о нём до этого — это война, и… если он глубже, чем кажется, то мне придётся заново осваиваться и быть уязвимым.
— Ну ты чего раскис? Я же с тобой разговариваю, — свесившись вниз, спросила Наташа, ярко улыбаясь и шутя: — снова будешь пу-пу-пукать?
— Пу-пу-пу… — выдав это почти что на автомате, я получил порцию заливистого смеха от почти что упавшей на пол девушки.
Закрыв глаза, я пытался вслушаться в её смех… Всё же… У меня есть причины, чтобы не раскисать.
— Наташ, — задумавшись, я почти не обдумывая, выпалил, — думаю, я попытаюсь что-то сделать с репутацией моей семьи. Если всё выйдет, то давай встретимся ещё раз?
Она пыталась отсмеяться ещё несколько секунд, а затем… набрав в лёгкие воздух, посерьёзнела. Мне не нравится эта серьёзность.
— На самом деле… После того, что твоя семья пыталась провернуть, я не хочу иметь ничего общего с вами. Вот вообще…
Её взгляд ощущается очень холодно. Да и голос был лишён той звонкости и игривости, к которым я привык.
— Разумеется, тебя это не касается, но… когда тебя похищают и пытают, это оставляет очень неприятное послевкусие в памяти. Твоя семья — ублюдки, и после того, что они сделали, я точно их не прощу. Так что… давай, когда всё это закончится, случившееся между нами останется нашей приятной памятью?
Будто пулевое ранение, её слова вызывали желание стиснуть зубы и простонать. И самое ужасное, что она не хотела обидеть меня этим.
… Приятная память, да?
Ничего не говоря, я кивнул. Тоскливо. И удивительно, как она умудрялась сдерживаться рядом с Эдвардом, и в то же время сохранить ко мне хоть какое-то положительное отношение.
Большое у неё сердце, однако…
Больше мы эту тему не поднимали, да и в целом, общение стало ощущаться каким-то тяжёлым.
В итоге, Наташа зарылась в книги, а я продолжил играться с магией. Хочу выучить хотя бы одно новое заклинание за эту поездку… Или хотя бы приблизиться к пониманию того, как это вообще делается.
И вот, прошёл один день… За него мы едва ли поговорили больше десяти-двадцати минут.
Второй день, когда мы почти не общались… От неловкости молчания, и я, и она пытались начать какой-то разговор, но всё утыкалось в неловкость общения. Думаю, тем разговором, мы поставили точку во взаимном общении.
Сложно общаться, когда собеседник не хочет иметь ничего общего с тобой.
Сложно общаться, когда твой собеседник знает, что ты не хочешь иметь с ним ничего общего.
И хоть мы оба понимаем, что дело не в личностях, но неприятный осадок от той её фразы не даёт нам обоим покоя.
И, наверное, то приятное воспоминание, которое она мне подарила, теперь навсегда останется с послевкусием того холодного взгляда, которым она на меня посмотрела со своего второго яруса кровати. Её зелёные глаза теперь будут смотреть на меня также, как те жёлтые.
И вот, по прошествию десяти дней…
— Снега так много… — её холодный, слегка хриплый голос достиг моих ушей.
Уже скоро мы приедем и расстанемся навсегда.
Наверное, так даже лучше… Я уже и сам не хочу с ней общаться.
Сидит вечно в своих книжках, и на любую мою фразу либо молчит, либо угу-кает, и всё…
— Угу. — кивнув ей, я сел обратно на свою кровать.
— Ты так достал. — прошептала она, зная, что я её слышу.
— Ага… — сдержав своё желание послать её нахуй, я снова закрыл глаза.
Душащие меня шёпоты снова заполняют всё в голове. Не хочу слушать её…
Лишь спустя десять минут я осознал, что она хотела поговорить. И, поняв, что так продолжаться не может, решил и сам попробовать.
— Слушай, может поговорим? — спрашиваю я в потолок.
— Угу… — раздаётся её ответ.
— Знаешь, звучало очень тяжело, когда ты сказала, что не хочешь иметь со мной ничего общего… Но я тоже… как-то слишком болезненно отреагировал, да?
— Ну да. — она выдала более редкую фразу чем «ага», «угу» и «не». Успех…?
— В общем… Поступай как знаешь. Мне поебать.
Пошла нахуй. Пизда тупая…
— Мне тоже…
Я лежал, и всё, что я слышал помимо проклятий, было перелистывание страниц. За эти десять дней, этот звук так заебал, что захотелось жечь книги… Да и в целом, ощущение от этой поездки сложилось такое, что заходить в поезда больше вообще нет желания.
Мы вышли из поезда на утро следующего дня. А утро — как ночь. Зима уже берёт свою власть над Княжеством. Конкретно здесь, в самой его северной точке, зима правит почти постоянно.
Я помог Натаррис вынести сумку. Перед тем, как расстаться, Наташа в последний раз посмотрела на меня.
Кажется, ей хотелось сказать очень многое, но, тупо уставившись на меня, она лишь произнесла:
— Я… рада, что познакомилась с тобой. Не умирай.
— Э… А… И ты. — я кивнул, передав ей сумку. А затем, она пошла к странным людям, ждущим её в шагах тридцати.
Там были краснокожий мужчина в дорогой, чёрной шубе и рыжая женщина с более простой одежде. Женщина чем-то похожая на Наташу. Видимо, родители решили лично встретить своё чадо с войны.
В то же время, я, осмотревшись, увидел лишь заснеженный вокзал и ещё некоторое число таких же потерянных ребят, бросающих взгляды по сторонам и разочаровывающимся, если их никто не встретил.
Взгромоздив рюкзак себе за спину, я направился к выходу из города… Хорошо, что я узнал, куда мне нужно будет идти, иначе бы так и плутал.
Дом… Думаю, меня там ждёт довольно холодный приём.
— Пу-пу-пу…
Зима была очень холодной… Особенно для этого тела. Потирая руку об руку, я продолжал вышагивать по плотным и высоким сугробам. И всё-таки…
Я развернулся, чтобы увидеть, как машина, на которой приехала её семья, уже уезжала.
… не важно. В другой раз. Почему-то я уверен, что мы ещё встретимся. И я лишь надеюсь, что эта встреча не будет такой, к каким я привык за время войны.
Я пошёл домой, слыша лишь завывания ветра, скрип снега под ногами и лязг собственной, замёрзшей брони. Чтобы не окоченеть, я достал из ножен свой кинжал, и, держа его лезвие рядом с собой, прошептал:
— «Пламенение».