Он ждал возвращения домой.
Переговоры по этому вопросу продвигались вперед туго.
После отъезда Джино Лаки сразу же вылетела на Багамы, отбыла до конца свой срок с Крейвеном, а потом - назад, в Вашингтон, в рутину будней. До сих пор в пей так и не утих гнев на отца, позволившего себе так обращаться с нею. Лаки хотелось найти способ доказать Джино, что он был не прав. Да как он посмел разговаривать с ней, как с неразумной девчонкой? Женщины слишком впечатлительны, чтобы заниматься бизнесом, - надо же, а? Ничего, он еще увидит.
Ричмонды были смущены шумихой, поднятой в прессе вокруг имени Джино. Они тоже смущала их. Поэтому, когда Коста через несколько недель прислал ей на подпись какие-то бумаги, Лаки решила отправиться в Нью-Йорк и лично доставить их ему.
Листая на борту самолета документы, она с возбуждением открыла для себя, что назначена директором принадлежавших Джино компаний и предприятий. Еще раз мельком пробежала глазами коротенькую записку Косты. Можешь не утруждать себя чтением.., поставь свою подпись там, где помечено галочкой... Это чистая формальность..."
Не утруждай себя чтением - ха! Я должна знать, что подписываю.
Номер ей был заказан в "Шерри Незерлэнд", и, зарегистрировавшись, Лаки тут же позвонила Косте.
- Не поверишь! Я уже в городе. Как насчет того, чтобы накормить умирающую от голода девочку ужином?
- Что ты тут делаешь? - изумился Коста. - А где Крейвен?
- Крейвен в Вашингтоне, вместе со своими мамочкой и папочкой, дома - вот он где, - сладким голоском пропела она в трубку. Я приехала за покупками.
- Хорошо, - с сомнением отозвался Коста.
- От отца есть какие-нибудь известия?
- Мало. И не по телефону, - осторожно ответил он.
- Поняла. Ну, тогда до встречи.
Инстинкт подсказывал Лаки, что с Костой необходимо держать ухо востро, прикинуться простодушной овечкой.
Такой она и оставалась на протяжении всего ужина. Заказала себе рекомендованную им утку, восхитилась деревянными панелями стен и свисавшими с потолка на тоненьких ниточках детскими игрушками, маленькими, благовоспитанными глоточками отпивала из бокала вино.
- Я здесь впервые, - с наивным видом призналась Лаки. - Дивное местечко.
Косте польстило, что его любимый ресторан пришелся по вкусу и Лаки.
- Как ты думаешь, - склонившись над блюдом с креветками, будничным тоном спросила Лаки, - Джино скоро вернется?
Со значительным видом Коста покачал головой.
- Для этого потребуется куда больше времени, чем мы предполагали.
- Сколько?
- Пока это еще неизвестно.
- Недели? Месяцы? Годы? Он пожал плечами.
- Во всяком случае, по скоро. Точнее тебе сейчас никто не скажет.
Показалось ли ему, или он и в самом деле увидел мелькнувшую по губам Лаки улыбку? В какую красавицу она незаметно превратилась. Даже как-то странно видеть рядом с собой эту молодую прекрасную женщину.
Поначалу Коста испытывал какую-то необъяснимую неловкость, но скоро Лаки разговорила его, и он пустился в воспоминания о былом.
Она оказалась внимательной слушательницей, время от времени вставлявшей к месту уточняющие и ободряющие реплики. За довольно короткое время Лаки узнала о Джино и его жизни куда больше, чем знала до этого ужина. Более или менее ей был известен последний период, когда к Джино уже пришло богатство, в конце концов, сама она именно тогда и родилась, но какими романтическими казались ей рассказы Косты о том, как Джино зарабатывал свои первые доллары, живя в крохотной убогой комнатке.
- А как вы познакомились? - спросила она. Коста сразу же поскучнел. Лаки заметила смущение и настаивать на ответе не стала.
Дядя Коста. Она знала его всю свою жизнь, но вот поди ж ты - впервые они сидят вдвоем за столом и ведут обычный, нормальный разговор. Ей очень хотелось узнать, как Коста теперь, после смерти тети Дженнифер, решает свои мужские вопросы. Или он так уже постарел, что они его и не беспокоят? А может, именно это его угнетает тайком? Выглядит он еще довольно привлекательным: невысокого роста, худощавый, седоволосый.
Хорошее красное вино все-таки действительно развязало Косте язык. Он заговорил о Леоноре, доводившейся Лаки бабушкой. Долгие годы эта тема оставалась запретной. При одном упоминании ее имени тетя Джен бледнела.
- Джино очень любил ее, - проговорил Коста и, как бы вдруг осознав, что слишком увлекся, смолк.
- Дядя Коста, - бесхитростным голосом сказала Лаки, - помнишь разговор перед самым отъездом отца? Коста кивнул.
- Ты еще предупредил меня, что нужно будет подписать какие-то бумаги, ты говорил, что объяснять их суть - слишком долгое дело, потребуется не меньше недели.
Он вновь утвердительно наклонил голову.
- Так вот, у меня есть целая неделя, и я была бы признательна, если бы ты наконец эту суть мне объяснил.
Как он мог отказаться? Ведь сейчас перед ним сидит уже не та дикая и непокорная Лаки, что прежде. Теперь она превратилась в обворожительную женщину, испытывающую неподдельный интерес к делам.
День за днем Лаки ходила к нему в офис, и Коста начал - сперва с неохотой, поскольку считал, что интерес этот угаснет, - объяснять ей принципы деятельности различных компаний.
- Естественно, ты считаешься главой всего бизнеса лишь номинально. Никто и не предполагает, что от тебя потребуется фактическое участие в управлении.
Бот как? Это он так думает.
- Я буду посылать тебе документы на подпись. Впредь ты можешь быть уверена в том, что подписываешь только то, что проверено и одобрено мною лично.
Лаки с пониманием кивнула. Она впитывала в себя информацию, как губка.
Из Вашингтона позвонил раздраженный Крейвен.
- Когда ты собираешься домой?
- Я не собираюсь домой, - холодно ответила Лаки. - Наш брак кончился. Распорядись, пожалуйста, чтобы мои вещи упаковали и выслали сюда.
Больше всего Крейвена огорчал не предстоящий развод, а то, что скажет по этому поводу его отец.
Звонок от Петера Ричмонда раздался на следующий же день. Голосом плохого политика Петер проговорил в трубку:
- Лаки! О чем ты думаешь? Приезжай, мы должны все обсудить.
- Обсуждать абсолютно нечего.