- Пока сказать трудно. Точнее было бы определить его заболевание как атеросклероз. Это такое состояние, когда коронарные артерии, питающие сердце кровью, отвердевают, что, в свою очередь, ведет к их сужению или закупорке. В случае закупорки...
Он продолжал что-то говорить, но Лаки уже не слышала его: перед глазами ее стоял отец - таким, каким она помнила его, когда была девочкой. Он подбрасывал ее высоко над головой, ловил, обнимал, целовал. Как она тогда любила этого человека - того самого, что лежал сейчас где-то рядом и боролся за свою жизнь.
Врач между тем уже заканчивал свои объяснения.
- Так что, мисс Сантанджело, как видите, возможно двоякое развитие событий. Многие пациенты живут довольно активной жизнью и с сужением и с закупоркой сосудов - в течение целого ряда лет. В нашем распоряжении есть отлично зарекомендовавшие себя новые средства, способствующие активизации кровообращения, так что в целом можно рассчитывать на благополучный исход. Он невозмутимо пожал плечами. - В случае с вашим отцом нам трудно в данный момент определить ущерб, уже нанесенный организму. Если за ночь ничего не случится, то прогноз должен быть обнадеживающим.
Обнадеживающим. Обнадеживающим. Что это может значить?
Лаки с ненавистью смотрела на врача. Какое ему дело до того, будет Джино жить или нет?
- Спасибо вам, - через силу поблагодарила она его.
- Сейчас его состояние довольно стабильно. Вам лучше поехать домой, мы известим вас, если наметятся какие-то перемены...
Как будто она торопится побыстрее попасть домой.
- Можно мне посмотреть на него? - негромко спросила Лаки.
- Только одну минуту. Ему необходим покой...
- Спасибо.
С белым, как снег, лицом Джино лежал на неудобной больничной кровати. К руке тянется трубка от капельницы. Глаза закрыты. Рядом - сиделка, ширококостная женщина, при появлении Лаки сразу вскочившая на ноги.
- Никаких посетителей! Ему сейчас очень плохо.
- Это мой отец, - сверкнула на нее глазами Лаки, - и врач разрешил мне пройти к нему. Не могли бы вы ненадолго выйти?
Крылья носа у женщины расширились от негодования, однако спорить она не стала, а просто с достоинством направилась к двери, всей своей походкой демонстрируя возмущение.
Лаки остановилась у кровати. По лицу ее текли слезы, она их не замечала. Легонько сжала пальцы отца, прошептала:
- Мне очень жаль, что только теперь я поняла, как я тебя люблю. И говорить мы друг с другом можем, если оба будем хотеть этого, а я этого хочу. Я отдалялась от тебя, потому что ты сам толкал меня к этому. Я должна была отвергнуть тебя первой, чтобы ты не сделал этого. Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты жил, ничего в жизни я еще так не хотела.
Веки Джино дрогнули и приподнялись.
- Будь так добра... Прибереги.., эмоции.., до того дня.., когда у меня.., хватит сил.., иметь с ними дело...
Голос его был очень слабым, но Лаки услышала его, осознала, что он ее понял, и лицо ее осветилось улыбкой.
- Все в порядке, а?
- Да... Все, малышка.
Глаза его вновь закрылись, в палате установилась тишина. Лаки держала руку отца, и ей казалось, что она чувствует, физически ощущает, как любовь и понимание связывают их в единое целое.
Джино произнес что-то. Она наклонилась ближе, чтобы лучше слышать. Голосом более тихим, чем шепот, он выдохнул:
- Дарио... Честь семьи... Имя Сантанджело.
- Да?
- Проследи.., за.., этим, Лаки... - Рот Джино хватал воздух. - Отомсти.., за.., нас.., обоих. Это... Боннатти... Бон...
- Сестра! - закричала Лаки. - Сестра!
Одетый с иголочки Уоррис Чартере был полностью готов к выходу. Калифорнийский шик. Светлые брюки. Пиджак от Армани. Мокасины от Гуччи. Баснословной цены солнцезащитные очки. Наконец-то. Наконец. Наконец. Вот оно и все сразу!
Задержавшись на мгновение перед зеркалом, он провел рукой по волосам и стал неторопливо спускаться по ступеням лестницы, ведущей в вестибюль отеля "Плаза".
Решительной походкой Лаки вышла из здания клиники. Она уже решила, что будет делать, - решение перешло к ней еще днем. А то, что превзошло позже, только укрепило ее готовность действовать.
Она отправилась прямо домой, где ее ждал Боджи.
- Лаки, мне искрение жаль, что все так получилось...
- Да, - не дала она ему договорить, - это многое меняет. Сейчас я не готова к тому, чтобы заняться Боннатти. Мне нужно время. Тебе лучше вернуться в Вегас. Мы поговорим с тобой примерно через неделю, подумаем, что можно предпринять, Боджи заглянул ей в глаза.
- Мне казалось, что ты предпочитаешь действовать, а не говорить.
- Мне тоже так казалось. Но в данный момент мне просто необходимо собраться с мыслями. Я так расстроена, Боджи. Я никогда особенно не любила Дарио, но ведь он был моим братом...
- Кто стрелял?
- Я узнаю это.
Он беспомощно развел руками.
- Ну, если мне здесь нечего делать...
- Кое-что есть, - невозмутимо ответила Лаки. - Мне нужны братья Кассари. Оба. - Она закурила сигарету. - Ты найдешь мне лучших людей. За конечный результат я плачу сто тысяч долларов - по пятьдесят за брата. Наличными. Ты в состоянии это устроить? Я хочу, чтобы это было сделано немедленно.
- И ты доверишь мне сто тысяч?
- Я доверяла тебе свою жизнь, не так ли? Он молча кивнул.
- В состоянии. Но что насчет Боннатти?
- Он подождет.
После ухода Боджи она решила переодеться. Наиболее подходящим Лаки сочла белый цвет - шелковое платье от Альстона, которое она еще ни разу не надевала. Она сменила косметику, расчесала щеткой волосы. Поворотом ключа открыла ящик стола, достала из него тончайшей работы золотую цепочку с медальоном, украшенным бриллиантом и рубинами, - ту самую, что Джино подарил, когда ей исполнилось пять лет. Раскрыв медальон, стала пристально смотреть на лежавшую внутри фотографию - Джино и она сама, маленькая девочка. Как же они оба были похожи друг на друга уже тогда! Лаки улыбнулась ж надела цепочку. Затем наступила очередь бриллиантовых серег - его подарка к шестнадцатилетию. Камешки искрились точно так же, как и в тот день, когда она сидела за одним столом с Джино и Марко в Лас-Вегасе...
О, Марко. Сегодня вечером я отомщу не только за Джино, но и за тебя, мой милый, и за тебя тоже.
Лаки бросила оценивающий взгляд в зеркало.